Брак по расчету - Джордан Николь - Страница 22
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая
Слоан натянул куртку.
— Один из ковбоев останется вас охранять. Если что-то понадобится, позови Расти, он мигом прибежит. А в случае беды выстрели в воздух дважды. Это условный сигнал. В кладовой найдешь заряженную винтовку, — предупредил он и, поколебавшись, добавил: — Не страшно одной? Меня скорее всего не будет весь день.
— Ничего, вытерпим, — заверила Хизер, улыбаясь девочке. — Правда, дорогая?
Дженна обрадованно закивала, растянув ротик едва не до ушей в ответной улыбке.
— И к обеду не вернешься? — вдруг встревожилась Хизер.
— Поем с парнями, так быстрее. Если не слишком затруднит, поставь ужин в печь, чтобы не остыл.
— Конечно, не затруднит!
Слоан поцеловал девочку в щеку, надвинул шляпу на лоб и вышел в морозный полумрак, оставив Хизер привыкать к новой жизни.
Все шло по раз и навсегда заведенному порядку: встреча за завтраком, поздний ужин и тяжелый сон. Вечером первого дня разразился буран, укрывший всю округу снежным покровом. Слоану и ковбоям пришлось дотемна трудиться без отдыха, развозя накошенное летом сено. В тяжелые зимы скот так слабеет, что не может добраться до травы, погребенной подо льдом и снегом.
Уже через сутки Хизер полностью испытала все прелести колорадской зимы. С гор задувал сильный ветер, взметая к небу снежные вихри, такие густые, что уже в двух шагах ничего не было видно. Хотя в доме топились все печи, холод стоял такой, что ей пришлось надеть три пары теплых панталон и сшить Дженне из шерстяного одеяла костюм, варежки и капюшон.
Но зима оказалась не единственной проблемой. Сло-ан ничуть не преувеличивал трудности жизни на ранчо. Работы оказалось предостаточно, и, несмотря на то что Хизер намеренно старалась не отвлекаться от бесчисленных обязанностей: готовки, стирки, уборки и ухода за Дженной, — одиночество все сильнее сжимало ее стальной хваткой, особенно в сумерки, когда приходилось часами ожидать Слоана.
Конечно, Дженна оказалась настоящим утешением. Хизер обожала малышку, для нее она была самым добрым и милым ребенком на свете, но все же ее общества было недостаточно, чтобы поднять настроение. Каждый вечер Хизер, измученная физически и морально, едва добиралась до постели. Но старалась не жаловаться, особенно Слоану. Вряд ли он проявит хоть каплю сострадания, уж скорее предложит ей обратный билет до Сент-Луиса. И кроме того, у мужа хватает собственных неприятностей, не говоря уже об отчаянных попытках спасти хотя бы часть стада. Но похоже, он ведет заведомо неравную борьбу.
Как больно видеть, что силы его постепенно истощаются! Правда, сам Слоан переносил свои неудачи в стоическом, мрачном молчании. Только однажды, когда он пришел домой за полночь, Хизер заметила отчаяние в его глазах, и сердце ее мучительно сжалось. Она так хотела утешить мужа, но, понимая всю глупость подобных фантазий, постаралась взять себя в руки. Слоану не нужны ни ее сочувствие, ни она сама. Зря Кейтлин твердила, что Хизер — его спасение. Этого никогда не произойдет. Скорбь и трагическая гибель родных убили в нем радость жизни, и демоны, терзающие его, никогда не позволят Слоану разделить горести и радости с другим человеком.
К концу недели снег немного сошел, и Хизер познакомилась с управляющим и ковбоями, жившими в бараке, среди которых оказался и повар по прозвищу Куки[8].
Некоторые ковбои обитали в крохотных деревянных домиках, разбросанных по всему ранчо, и ежедневно объезжали местность, выполняя нелегкие и многообразные обязанности: развозили сено, перегоняли скот на вытаявшие из-под снега участки травы, разбивали лед в прорубях, искали отбившихся бычков, собирали больных, чинили ограды загонов и упряжь, кололи дрова — словом, перечислять можно было хоть целый день. Они, казалось, искренне радовались ее появлению и стремились помочь чем можно.
Особенно старался Расти[9], молодой верзила с шевелюрой морковного цвета, которому Слоан поручил охранять жену и дочь.
— Мы прямо-таки счастливы, что вы согласились приехать, мэм, — застенчиво признался он как-то в день стирки, таская ведра с водой на кухню. — Дженне нужна настоящая ма, а после ухода Марии за ней и присмотреть некому.
— Мария — это экономка?
— Да, мэм, мексиканка. Только у нее в семье полно детишек, о которых тоже нужно кому-то заботиться. Мы с ребятами и хотели бы Приглядеть за девчушкой, да только в этом деле никто не заменит женщину.
— Вы, кажется, любите Дженну.
— Да, мэм.
— Вы давно здесь работаете?
— Да лет десять. — Он поставил ведра на крыльцо и отвел упавшую на глаза оранжевую прядь. — Па Слоана привез меня из Техаса желторотым птенцом. Я был здесь, когда Слоана взнуздали, и когда Бен Маккорд умер, и Дженна родилась, а миз Лань убили…
Карие глаза на миг потемнели. Хизер терпеливо выжидала, надеясь, что Расти расскажет о трагедии, но он продолжал молчать. Не желая показаться чересчур любопытной и назойливой, она вежливо заметила:
— Дженна — имя необычное, верно?
— Вообще-то ее зовут Айенна. По-шайеннски это «вечный цветок» или что-то в таком роде. Так ее назвала мать. У самой миз Лани было такое имя, что язык сломаешь: Е-нааотце мехе-ватсоева. Никак не выговорить, — смущенно улыбнулся Расти — Но мы звали ее просто «миз Лань».
Все были приветливы и услужливы. Все Доброжелательны. Все, кроме Слоана. Он по-прежнему был замкнут и нелюдим, хотя сдержал обещание и нашел время поучить жену стрелять. К концу урока Хизер довольно ловко управлялась с винтовкой, хотя с пистолетом ей никак Не везло: отдача оказалась слишком сильной для ее тонких рук. Что уж говорить об охотничьем ружье — оно просто вышибало из нее дух! Однако Слоан настаивал, чтобы Хизер умела обращаться со всеми видами оружия, и она постаралась запомнить все домашние тайники, где хранились заряженные ружья и винтовки. Жестокая, продолжавшаяся десятилетиями война между «овечьими» и «коровьими» ранчеро закончилась всего полгода назад, а Слоан был не из тех, кто зря рискует.
Кроме того, она узнала много нового о жизни на ранчо. Куки показал ей, как доить коров и сбивать масло. В Сент-Луисе Хизер покупала масло и молоко у разносчиков, но на ранчо «Бар М» такой роскоши позволить себе не могли. Первая попытка сбить масло кончилась огромными волдырями на ладонях, но Хизер гордилась своими достижениями.
Но как бы она ни уставала, как бы ни отчаивалась, наутро еще с большим рвением приступала к повседневным обязанностям. Ей хотелось доказать Слоану, что он взял в жены настоящую женщину, а не бесполезное украшение гостиной. И хотя Хизер не слышала от Слоана ни слова благодарности за все усилия, все же иногда ей казалось, что он начинает питать к ней нечто вроде сдержанного уважения.
Возможно, так и было, но Хизер все равно чересчур часто ощущала, что ее придирчиво сравнивают с первой женой. Иногда она чувствовала на себе пристальный недобрый взгляд мужа, словно он оценивал ее и каждый раз выносил приговор в пользу другой.
Но между ней и Спящей Ланью — непреодолимая пропасть. В спальне Слоана висел дагерротип, где он стоял рядом с темнокожей индианкой. Волосы чернее ночи, лицо скорее можно назвать оригинальным, чем красивым, но излучаемые ею покой и безмятежность были почти ощутимы. И Слоан выглядел счастливым и спокойным, только лукавые искорки в глазах выдавали некоторую склонность к авантюрам и Приключениям. Должно быть тогда он вовсе не был тем суровым и нелюдимом, каким стал теперь.
Она часами смотрела на портрет, пытаясь понять, чем эта женщина завоевала сердце Слоана. Он почитал первую жену как святую, и она, Хизер, в его глазах, очевидно, никогда не сумеет приблизиться к этому идеалу.
Только играя с дочерью, он позволял себе на миг забыться. Именно в такие моменты его лицо освещалось прежней ослепительной улыбкой, и Хизер неизменно ощущала беспощадный укол зависти. Почему Слоан никогда не посмотрит на нее так, словно она — свет его очей, солнце, вокруг которого вращается вся его жизнь?
- Предыдущая
- 22/67
- Следующая
