Жизни немертвых важны (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator" - Страница 8

И если Мария хоть отчасти права, то изгнание нехило взболтает мне мозги и восстанавливаться я буду долго, с непредсказуемыми последствиями для окружающего мира.

— А если изгнание провалится? — задал правильный вопрос Волобуев.

— Тогда будет плохо, — отвечаю я за Марию. — Такого поворота Судьбы вы не перенесёте, обещаю.

— Последствия провала невозможно предсказать, — проигнорировала мои слова витамант. — Я настоятельно советую не рисковать.

Советы раздают любители. Профессионалы же дают рекомендации.

— Рекомендую послушать дядю и отпустить его, — произнёс я.

— Закроем его в стальном саркофаге, — решил Волобуев. — Когда всё будет готово, изгоним его.

— Учти, что всё это время, пока он будет находиться в саркофаге, его могущество будет восстанавливаться, — предупредила Мария.

— Не могу понять: ты за или против его изгнания? — нахмурил брови Гена.

— Вам решать, — пожала плечами Мария. — Вы наняли меня предлагать возможные решения, а не принимать их.

Ох, как удобно устроилась...

Сейчас просто настали такие времена — никто не хочет брать ответственность. При мне всё было иначе:

Некромантка пыталась замучить не совсем невинную, но жертву. Кто шарахнул её киянкой по башке? Это Душной.

Поместье кровосись угрожало взорваться. Кто решил проблему с генератором некроэнергии? Душной сделал это.

Адрианополь осадили персы Ариамена. Кто не спал ночами, создавая всё больше новых немёртвых? Душной.

Отчаявшиеся персы запустили в осаждённый город оборотней. Кто решил проблему? Это снова был Душной.

Кто, пытаясь предотвратить угрозу родному миру, создал новую угрозу, а потом предотвратил её? Душной.

Кто избавился от вендиго, с риском для здоровья и жизни? Душной!

Кто добил остатки оборотней, преследующих армию персов? И это снова Душной!

Кто осознанно пошёл на смерть, чтобы не позволить стихийно зародиться безумному личу? Алексей. Иванович. Душной.

Это мои решения и моя ответственность.

А эти? Колеблются, жмутся, дискутируют и никак не могут принять единственное верное решение.

— Слабаки... — произнёс я презрительно.

Волобуев вскинул короткий дульнозарядный пистолет и выстрелил мне в грудь.

/неопределённое время спустя/

Лежать в стальном саркофаге — для кого-то это, наверное, мучительнейшая из пыток. Я же развлекал себя чтением скопированных в «систему» учебников, теоретизированием на тему химер и размышлениях о перспективах некромутации.

Некромутационная теория — это странное направление, о котором лишь вскользь упомянуто в учебнике по некромантии уровня магистра. Я как-то подзабил на изучение вопроса, потому что не было времени, а сейчас прямо идеальный момент.

Заклинаний по некромутации не существует, поэтому неизвестно доподлинно, как это вообще работает. Но есть у меня теория, что принцип работы почти тот же, что и у обычных мутаций. Правда, я практически на 100% уверен, что подводных камней так много, что самостоятельно нащупать правильный путь весьма маловероятно. Надо искать матчасть и теорию. Но где?

В Серой Пустыне, конечно же.

Хотелось отомстить предателям, Ариамену и его гейским дружкам, пришедшим к стенам Стоянки, но, в то же время, я буквально жаждал узнать побольше о некромутациях. Конечно, автор учебника утверждает, что эта теория из области экспериментальной некромантии, поэтому останавливаться на теме бессмысленно, но у меня нет сведений о том, когда именно был написан этот учебник и как далеко ушла с тех пор научная некромантия.

Вообще, самое первое, что мне нужно сделать после освобождения — разобраться в себе. Насколько сильно развились мои способности, как легко даются некромантские практики и так далее. После надо набирать «добровольцев» в немёртвую армию, потому что предыдущие совсем скурвились. Ещё неплохо было бы выйти на контакт с родным миром, чтобы получить оружие, экипировку, боеприпасы. Если, конечно, там уже не наступил апокалипсис. Состоявшийся апокалипсис — это печально, конечно, но произошёл он уж точно не по моей вине, а это, если можно так сказать, радует.

— Хали-гали, а Паратруппер... — напел я.

Звук моего голоса вызвал некоторый резонанс в стали. Акустика дерьмо, поэтому даже попеть нормально не получится. Песня, конечно, глупая, но в голову воткнулась плотно.

— М-да-м-да-м-да... — протянул я устало. — Хорошо, что кислорода больше не надо...

Начинаю отстукивать указательным пальцем ритм из «Iron man» Black Sabbath’ов.

Лежать в саркофаге — это весело, интересно, увлекательно...

/ещё более неопределённое время спустя/

— ... за бугром куют топоры! Буйные головы сечь! — ору я. — Но инородцам кольчугой звенит! Ру-у-у-усская речь! И от перелеска до звё-ё-ё-ёзд! Высится Белая ра-а-ать! Здесь, на родной стороне! Нам помира-а-а-ать!

Ох, как же надоело, мать вашу...

— Нас, точит семя орды! Нас, гнет ярмо басурман! Эх-эх-эх...

Ладно бы мог поспать, проспал бы всю эту бесконечность, но не могу же! То есть могу, но очень ссыкотно засыпать, потому что я чувствую, что могу не проснуться без внешнего раздражителя.

Это даже не сон, если подумать, а что-то вроде глубокой спячки в ожидании живых. Любой лич, как я понимаю, может сделать таймскип (1) до более благоприятной поры или сообразно своим далекоидущим планам. Я, например, могу отрубиться в этой стальной коробке и потом, когда пройдут сотни лет, напасть на группу археологов, выкопавших руины древнего города. И вот вам фильм «Мумия» с Бренданом Фрезером.

— Анксунамун!!! — проорал я, репетируя будущие сцены встречи с возлюбленной, очень удачно реинкарнировавшей в горяченькую библиотекаршу.

Рейчел Вайс — это, конечно... М-да... Я этого Имхотепа прекрасно понимаю и ничуть не осуждаю.

Касательно же неопределённо долгого зависания в саркофаге... Не, нахрен мне не сдалось такое счастье — оказываться в мире будущего, где оружие будет мощнее, цивилизация развитее, поэтому все преимущества мои сойдут на нет. А ещё магия может уйти из мира, поэтому останусь я на подсосе от людских смертей — тоже перспектива так себе, ничуть не лучше, чем участь кровосиси.

— Уэйк ми ап, вен зептембер эндс!

Одно хорошо — за всё это время выштудировал все наличные учебники. Я их и раньше хорошо знал, но теперь, когда у меня в распоряжении целая вечность, я зубрил их с маниакальным упорством. Если учесть полное отсутствие утомляемости, превосходную работу мозгов, на которых никак не сказалось моё безвременное почивание, а также абсолютное безделие, то теперь я могу цитировать книжки с запятыми и двоеточиями.

Потом настал черёд теорий о разработке перспективных мертвецов, но без практических испытаний в оборудованной мастерской, с хорошим подопытным материалом, всё это не стоит и дырки от бублика.

Когда я натеоретизировался по самые помидоры и даже записал целых девяносто четыре методики, которые могут потенциально выстрелить, настал черёд написания мемуаров. При жизни не успел, значит успею в посмертии.

— С чего бы начать? — я потёр подбородок правой рукой.

Руки я уже вырвал — они были в оковах, которые должны были затруднить мне высвобождение. Пришлось сломать кисти, но так получилось, что плоть и кости восстанавливаются довольно быстро.

— Начну, пожалуй, с того, что я рос умным и всеми любимым ребёнком... — вбиваю я текст в дневник.

Тут снаружи что-то хрустит, трещит, а затем моё жилище порядочно встряхивает.

Высвобождаться я планировал только по завершению мемуаров, но раз кто-то настаивает...

Беру дужку от оковы, стальную, мать её, бандурину, после чего начинаю долбить по стенке саркофага, что находится прямо передо мной. Металл толстый, но у меня в достатке и дури, и времени.

Шестьсот двадцать девять ударов спустя, первый слой стали поддался. Не жалею кисти и расширяю образовавшийся пробой. Правда, получается не с первого раза и даже не с десятого. Но пробой был расширен на достаточное расстояние, чтобы я мог долбить по следующему слою.