Больница в Гоблинском переулке (СИ) - Платунова Анна - Страница 50

Но вестибюль выглядел чистым, хоть и не блистал роскошью, как и номер, который показали Лансу. Кровать, судя по завитушкам на спинке, помнила еще деда нынешней хозяйки, но не скрипела и выглядела прочной, белье хрустело от крахмала, а завтрак оказался свежим. Чего еще желать?

Закончив с завтраком, Ланс подошел к хозяйке.

– Не могли бы вы мне помочь, монна?..

– Госпожа Вайс, – степенно представилась орка. – К вашим услугам.

– В поезде потеряли мой багаж. – Ланс развел руками, изображая смущение. – А мне жизненно необходимо выглядеть как подобает. Знаете, я целитель, ищу практику, первое впечатление, вы понимаете… Не посоветуете ли швейную лавку?

Орка внимательно оглядела его с ног до головы.

– Семью мэра и знатных горожан обшивают Парры, это в трех шагах отсюда.

– Возможно, я не смогу позволить себе мастера, который обшивает мэра. Мне ведь придется сделать надбавку за срочность.

– В таком случае попробуйте обратиться к Амари. Их лавка в двух кварталах отсюда.

Она подробно и четко объяснила, как найти оба дома, Ланс записал, хотя указания, кажется, оставались в памяти огненными письменами.

«Как выйдете, сразу направо, минуете два перекрестка, на третьем снова направо, четвертый дом. Вы его сразу узнаете, у них на вывеске катушка и ножницы».

Когда Ланс подходил к дому, сердце, казалось, готово было выскочить из груди, а ноги едва несли. Он понятия не имел, что скажет Грейс. В поезде попытался продумать речь, но бросил это дело почти сразу. Разговор – на то он и разговор, что обоим нужно слушать и слышать, а он понятия не имел, что услышит. Так легко посеять в душе сомнение. Так сложно поверить.

Вот и нужный дом, вывеска с катушкой и ножницами. Ланс вошел – звякнул колокольчик на двери – и огляделся. Солнечные лучи лились сквозь большие чистые окна, от разноцветных рулонов тканей зарябило в глазах.

– Чем могу помочь, мэтр? – поднялась ему навстречу женщина.

Те же светлые волосы, собранные в гладкий пучок, те же синие глаза, правда, уже не такие яркие, и с сеточкой морщин вокруг. Улыбка другая – профессионально выверенная, хоть и кажется радушной. Грейс улыбается – словно солнышко выглядывает.

– Монна Амари? – невесть зачем уточнил Ланс.

– Госпожа Амари.

– Да, прошу прощения. – Впервые в жизни он ощущал себя до ужаса косноязычным. Странное дело, он должен был бы смотреть на эту женщину сверху вниз, а поди ж ты – робел, как мальчишка. – Граф Ланселот Даттон, к вашим услугам.

Он не кичился происхождением, просто так было принято – представляться полным титулом, чтобы собеседник понимал, с кем имеет дело.

Губы женщины сжались, лицо посуровело.

– Явились, значит, – прошипела она. – Вот вы какой. Хорош!

– Прошу прощения? – оторопел Ланс.

Хотя, если Грейс рассказала матери, глупо было бы ожидать, что его встретят с распростертыми объятьями.

– Чего тут непонятного? – Она сорвалась на крик, но тут же снова понизила голос, бросив быстрый взгляд на потолок, словно не хотела, чтобы ее услышал кто-то наверху. Стены-то каменные, но перекрытия деревянные, слышимость должна быть отменная. – Зачем приехали? Не наигрались? Сперва принудили девочку, потом…

– Принудил? Это она так сказала?

Так его еще никто не оскорблял. Но если Грейс в самом деле считает, будто он взял ее силой, то ему и правда нечего здесь делать.

– Она, глупышка, вас выгораживает. Только я не первый день на свете живу и таких столичных хлыщей навидалась!

Ланс едва удержался от улыбки. Значит, Грейс не все равно. Иначе не стала бы его выгораживать.

– Сколько у вас таких, как она? – не унималась женщина. – Убирайтесь в свою столицу и думать забудьте о моей девочке! – Она все-таки сорвалась на крик: – Ты мизинца ее не стоишь, даром что ткань на твой сюртук обошлась дороже, чем все ее платья!

Ссориться с матерью девушки, которая тебе дорога, – не лучшая идея, но молча уйти Ланс не мог.

– Если Грейс не желает меня видеть, я бы хотел услышать это от нее самой. – Он не повышал голос, но говорил достаточно громко и твердо, чтобы было ясно – так просто он не отступится.

– А мне плевать, что ты там хотел! Граф ты или нет, но ты в моем доме, и я говорю: убирайся!

Где-то на лестнице простучали каблучки, скрипнула дверь.

– Мама? Что случилось?

Грейс вылетела в лавку и замерла, точно столкнувшись со стеной. Ланс тоже застыл – разом исчезли все слова и мысли вылетели из головы. Просто стоял и смотрел и не мог насмотреться. Как же он скучал!

– Ты? – выдохнула Грейс. Опомнилась. – Мэтр Даттон?

Официальный тон резанул, словно тупым ножом. Ланс сглотнул.

– Грейс… Монна Амари…

Ее мать фыркнула, Грейс покачала головой:

– Госпожа Амари, мэтр Даттон. Не приписывайте мне титулов, которых у меня нет. Между мной и вами пропасть, о которой я забыла…

Пропасть. Он тоже забыл. Лансу было плевать на ее происхождение, просто потому что это Грейс.

– …прошу прощения за это.

– Ты еще у него прощения просишь? Да это он должен…

По крайней мере теперь понятно, в кого у Грейс что на уме, то и на языке. Но ведь такую он ее и полюбил. Несдержанную, не умеющую владеть собой… Добрую, искреннюю, самоотверженную. Его Грейс.

– Мама, пожалуйста, дай нам поговорить.

– Еще чего! Чтобы он снова тебе голову заморочил?

Ланс вздохнул. Шагнул к ней, глядя в глаза. Сердце заколотилось в висках, и заледенели пальцы.

– Между графом Ланселотом Джорджем Филиппом Александром Даттоном и Грейс Амари действительно пропасть, – сказал он, и взгляд Грейс вспыхнул такой болью, что у него заныло сердце. – Но между целителем Ланселотом Даттоном и почти дипломированной целительницей Грейс Амари ее нет. И чтобы больше ничего не стояло между нами… Грейс, будь моей женой.

Так не бывает.

Мир поплыл, предметы потеряли четкость. Только взгляд серых глаз, смотревших на меня с нежностью и тревогой, стал якорем в сошедшей с ума реальности.

– Нет… – прошептала я.

«Нет, не может быть, чтобы ты это сказал» – вот что я собиралась произнести.

– Нет?

На лицо Ланса набежала тень, глаза потемнели, губы дрогнули, как от боли. Он качнулся на пятках, собираясь сделать шаг назад. Я поймала его руку, которой он вцепился в галстук, распуская петлю, будто та его душила.

– Да!

Я огляделась. Мне нужно удостовериться, что все реально, что я не сплю. Мама застыла за прилавком, прижав к дрожащему подбородку кончики пальцев. Я не могла продолжать разговор под ее неотрывным взглядом.

– Прошу, выйдем.

Я кивнула на дверь. Ланс осторожно сжал мои пальцы, словно хотел убедиться, что я действительно держу его за руку. Я совсем запутала его своими ответами.

Я повела Ланса за собой к разросшимся кустам сирени: там, в тени ветвей, можно поговорить без свидетелей. Как мне хотелось уткнуться разгоряченным лицом ему в грудь, замереть под ласковыми прикосновениями!

– Ты не должен…

Никак не получалось выровнять дыхание, я будто пробежала несколько кварталов и теперь задыхалась. Сердце колотилось.

– Ты ничего мне не должен. Я сама стремилась к близости, и все… было чудесно. Если ты считаешь, что обязан жениться после случившегося…

Ланс улыбнулся. Напряженные плечи расслабились. Он погладил меня по щеке, и я потянулась за его ладонью, как кошечка.

– Я не должен. Но я хочу этого. Хочу всем сердцем.

Ланс все-таки наклонился и обнял меня. Понял, что мне это нужно. Я обмякла, всхлипнула, прижалась к нему.

– Но как же… – пролепетала я. – Браслет, письмо…

Ланс чуть отодвинулся, чтобы поглядеть мне в лицо. Между бровей залегла складка.

– Письмо?..

– Письмо на твоем столе. От монны Райт. Личное. Прости, я не хотела смотреть. – Стыд опалил щеки. – Оно не было запечатано, я увидела только первые строки.

– Да, теперь припоминаю. Карина прислала письмо, но я не дочитал его, оставил на столе. Если бы я знал, что оно тебя так расстроит, – сжег бы сразу. А браслет лежал в шкатулке все пять лет, прошедших с момента расставания с Кариной. Я достал его, чтобы выбросить. Наши отношения с монной Райт закончились в тот день, когда я сел в поезд и уехал из столицы.