Украсть право первой ночи (СИ) - Сапункова Наталья - Страница 41

– Значит, тебе обязательно надо побывать с Эстаре. Вдруг там ты что-то вспомнишь точно?

– Меня туда пустят, как думаешь?

– А что такого? Там бывает много людей. В чьи-то личные покои ты не войдёшь, конечно, но это и не нужно. Тебе ведь просто надо осмотреться. А ещё тебе нужны старые слуги. Кто-то может вспомнить девочку… Тебе сколько было лет, в твоём сне, как думаешь?

–Может быть, пять. Или шесть? – задумалась Мариса. – А может и меньше, не знаю.

– Это уже немало. Кто-то точно вспомнит, – сказала Крисс уверенно.

– Я поняла, – сказала Мариса. – Спасибо. Обязательно там побываю.

Подумалось – рыжий поможет? Во всяком случае она попросит. Если откажет – они обойдется и без помощи.

– Мне бы такую уверенность, – усмехнулась Крисс. – Не сомневаешься, что куда хочешь, туда и пойдёшь. Завидую. У тебя браслет на руке, я сразу не заметила. Ты замужем. Зачем ты здесь вообще?

– Чтобы развестись с мужем, – ответила Мариса.

– Не шутишь?! Зачем? – Кажется, изумление соседки стало осязаемым.

– Я сглупила, выходя замуж, – просто объяснила Мариса. – Точнее, мне приказали, а я решила послушаться. Сглупила, говорю же. Нельзя абы за кого замуж выходить.

– И ты думаешь, что сможешь развестись?!

– Надеюсь на это…

– Ты наивная. Это невозможно, – уверенно заявила Крисс.

– Муж меня продал… – пояснила Мариса.

И в двух словах рассказала про всё остальное: про Финерваут и про право первой ночи, про то, как рыжий выкупил её сначала у графа, а потом и мужа, и, получается, по очереди украл у обоих.

Рассказ изумил Крисс еще больше.

– Так не бывает, – заявила она.

– Наверное, тебе виднее, – дипломатично согласилась Мариса.

– Но без мужа нельзя! – вздохнула Крисс. – Я бы, кажется, согласилась на любого! Даже за бедного, который возьмёт меня без приданого. И чтобы родные согласились. И пусть бы они забыли о моём существовании. Буду рада. Если забудут.

– Нет-нет. Говорю же, за кого попало нельзя, – напомнила Мариса, но у Крисс на этот счёт были другие мысли.

– Ты не понимаешь. Я хочу быть замужем. И растить своих детей. Отец не будет иметь власти надо мной. А главное, этой власти не будет у чужой мне женщины, для которой я обуза и заслоняю свет её сыну, а отец любит только её и слышит только её! Мой муж будет слышать и ценить меня! У жены есть над мужем власть, ты должна понимать, о чём я говорю.

Мариса догадывалась, и о чем говорила Крисс, и почему она это говорила – да, должно быть, поняла. И, удивительное дело, нелепость этих рассуждений была так очевидна со стороны, но не самой Крисс. Наверное, так обычно и бывает?

– Вот послушай, – сказала она. – Мельник дядюшка Фуртаф, у которого я жила, душу вытряхнул бы из любого, кто посмел бы обидеть любую его дочку. Две старшие теперь замужем, получили приданое, и зятья тоже не станут их обижать. Власть над ними у мужей, да у дядюшки Фуртафа рука тяжёлая, он калекой оставит и не заметит. И меня тоже никто не обижал, а я ему не дочка. Хотя у него есть и сын, родился последним, любимчик, в нём души не чают.

– И зачем ты мне это говоришь? – всхлипнула Крисс.

– Потому что всё от человека зависит. Отец ведь решил отправить тебя в монастырь, чтобы не тратиться, да? Чтобы больше досталось сыну. Ты об этом говорила? Или я неверно поняла?

– Ты поняла верно. А я не хочу стать монахиней, – соседка задышала глубоко, чтобы успокоиться и снова принять безучастное выражение, явно она носила его как маску и случайно обронила этой ночью.

– Значит, отец тебе не защитник. Потому что он такой человек. Тебе тем более не нужен абы какой муж, нужен самый лучший, – сделала вывод Мариса. – А бедности не бойся. Если бедняк не лентяй, не скряга, не брюзга и не пьяница, и не станет распускать руки… Богатство можно нажить со временем.

– Ты, вижу, разбираешься в мужчинах, – едко заметила Крисс.

– Теперь чуть лучше разбираюсь, чем недавно. Мне так кажется, – согласилась Мариса. – Так вот, пока ещё его найдёшь, хорошего мужа! Тебе нужна защита прямо сейчас. У тебя есть другие родственники?

– Такие, чтобы имели влияние на отца в этом вопросе? – Крисс даже села на постели, – точно нет! Он никого не станет слушать!

– Твоя мать служила королеве. Королева добрая? Как она относилась к твоей матери?

– Точно не злая. Как относилась? Хорошо. Ты хочешь сказать?.. Нет, – Крисс решительно помотала головой.

– Попроси королеву. Напиши ей! – посоветовала Мариса. – Она-то имеет влияние? Если что, влияние имеет король, а королева его попросит.

– Нет. Ты такая наивная, Мариса! Ничего не смыслишь! Разве я посмею это сделать?

– Должна посметь, если хочешь себя защитить, – Мариса вовсе перестала стесняться и говорила, что думала. – Твоя мать ведь не хотела для тебя такой судьбы? Она стала бы, если что, просить королеву? И что ты теряешь? Тебя ведь за это не убьют?

– Отец будет в ярости, – прошептала Крисс.

А Мариса подумала про себя – стала бы она так рассуждать ещё недавно? Сама вышла замуж, как велели. Да, ради себя просить королеву ей бы точно в голову не пришло. Но если бы её мать тоже служила королеве…

Тогда её жизнь была бы слишком другой, скорее всего.

– А ты не говори отцу, – посоветовала она. – Напиши королеве, что мечтаешь служить ей, как твоя мать. Ты сама знаешь, что надо писать! Если твой отец и будет в ярости, то это случится не сейчас.

Некоторое время Крисс молчала, сжимая в кулаках одеяло. Наконец сказала:

– Как я отправлю письмо? Для этого нужно позволение. Если попросить настоятельницу, то она поговорит с отцом…

– Ты будешь придумывать причины, почему ничего не выйдет?

Крисс легла и натянула одеяло до подбородка.

– Доброй ночи, Мариса.

– Доброй ночи, Крисс.

Наутро девушки вели себя как ни в чём ни бывало, и Крисс теперь если и казалась приветливей, то разве что самую малость – опять надела свою «маску». Все проснулись рано утром и пошли на молитву, потом в трапезную завтракать, потом послушницам назначили работу на день. Марисе и Крисс досталось общее – отмыть одну из дальних лестниц, а потом помогать в кладовой сестре-кастелянше и шить в общей мастерской. На взгляд Марисы – ерунда, а не работа.

Крисс смотрела на затоптанную лестницу с ужасом, но отважно принялась за дело первой – плескать воду со щёлоком на грязные ступени и тереть щеткой.

– Не спеши, ради Пламени, – остановила её Мариса. – Только испортишь.

Она нашла в кладовой жесткий веник и сначала подмела лестницу – большая часть грязи смелась, и работа предстояла вдвое легче. А вообще, Крисс со щеткой была неловкой и больше мешала Марисе.

– Постой просто в сторонке? Я быстро, – предложила она.

– Ну уж нет, нельзя, – отмахнулась Крисс.

И правильно – скоро заглянула монахиня, чтобы их проверить, и ни к чему не могла придраться. Ну а помощь в кладовой – просто перекладывать и пересчитывать бельё. Тут Крисс, наоборот, стремилась взять на себя больше – стыдилась, что большая часть грязной лестницы досталась Марисе. И кастелянша теперь казалась добродушной женщиной, которая улыбалась и даже пару раз пошутила. Короче говоря, всё было неплохо – обычные обязанности монастырских послушниц. Проще, чем то, что приходилось делать в доме мельника «чтобы без дела не сидеть». А Крисс, видно, раньше не занималась никакой работой – ну так от мытья лестниц ещё никто не умер…

А потом Марису позвали к настоятельнице – та уже узнала, что главную монахиню зовут мать Клеменс. Келья-кабинет настоятельницы была похожа на приёмную, в которой Мариса разговаривала вчера с отцом Савером, но не было той картины на стене, и вообще не было картин. Но столе горел огонь, в старинной серебряной лампе без стекла – воплощение Ясного Пламени.

– Заходи, дитя. Можешь сесть сюда, – настоятельница и показала на стул напротив себя.

Этот стул оказался лучше, удобнее, чем вчерашний, в приёмной. А настоятельница, должно быть, была самой старой из здешних монахинь – маленькая, худая, с лицом, покрытым морщинами. Но взгляд её был острым, всё подмечающим, и на зрение, как видно, она не жаловалась. И ещё она, в отличие от остальных, не казалась строгой, смотрела доброжелательно.