Девятые Звездные войны - Шоу Боб - Страница 59

Здания города были покрыты флагами, яркие цвета которых контрастировали со скучным красным камнем. Дорога к звездопорту оживилась, заполнившись автомашинами, пешеходами, длинными фургонами под добычу.

Как только люки кораблей распахнулись, Чейн скользнул ниже невесомый, беззвучный, парящий в воздухе.

Из кораблей вышли Звездные Волки.

Мой народ. Мои братья. Мои боевые товарищи. Я знаю их. Беркт... Ссарн... Венжант... Крол...

Мои братья.

И они меня вышибли!

Он смотрел на них, высоких могучих мужчин, ступавших словно тигры, игравших мускулами под красивой золотисто-волосатой кожей. Он смотрел, как из города прибывали светлокожие женщины, сильные, подстать мужчинам; они смеялись, украшали мужчин гирляндами из поздних цветов, угощали варновским вином. Чейну вспомнились едкий, пропыленный запах гирлянд и приятно ударяющее голову вино. Ни один землянин не мог выпить это вино и остаться на ногах. Ни один, кроме него, варновца по рождению.

_И они меня вышибли!_

Он вспорхнул над ними, исполненный гордости и презрения.

Я здесь. Вы не можете не впустить меня, вы можете схватить меня, вы не можете убить меня. Ибо я более велик теперь, чем все вы. Я вижу слабость ваших стальных тел, неуклюжесть ваших стальных кораблей. Я Свободный Странник и я уже сделал то, на что не способна ваша слабость.

Как плохо, что они не могли его видеть, не могли слышать его слов. Они продолжали пить вино, смеяться и целовать женщин, запрокидывать головы и прищуривать от солнца светлые кошачьи глаза. Прибывшие из города мужчины и юноши вынесли добычу из кораблей и уложили ее в длинные фургоны. Участники рейда взобрались в большие открытые автомашины и направились со своими женщинами в город, распевая песни.

Ты видел их, размышлял Чейн. Их слабость и их никчемность. Пора отправляться назад к звездам.

Но он не отправился; он задался вопросом: а можно ли Свободному Страннику плакать. Это был странный вопрос, поскольку он ни разу не думал плакать с тех пор, как помнил себя малышом в том доме, около базарной трубы, со злыми масками на горловинах водосточных труб. Звездные Волки не плачут.

Он приблизился к дому. Стоявшая рядом церквушка давно уже развалилась. Он подлетел к высокому окну дома и вспомнил, как его мать пыталась обставить мебелью огромную голую комнату по типу гостиной в Карнарвоне, и как мелко и бледно выглядела их обстановка в сравнении с безумной роскошью комнат его варнавских друзей детства. Священник Томас не взял бы под свою крышу ломаного стула их греховной добычи.

А теперь тут полно мебели. После смерти пришельцев с Земли здесь много лет жила одна из варновских семей. Сам Чейн тогда обитал в квартале холостяков, поскольку достиг возраста, позволяющего участвовать в рейдах кораблей. Квартал этот представлял собой длинный ряд зданий, похожих на казармы, и располагался на другой стороне базарной площади.

И они меня вышибли, потому что я убил в справедливой борьбе одного из них, и они могут помнить только то, что я не их крови.

Он чувствовал себя не Свободным Странником, а приведением.

Пора улетать...

Наступил вечер, и широкая базарная площадь засверкала огнями. Варновцы с кораблей и со всех частей города устремились сюда, заставив звенеть каменные стены. Люди смотрели на трофеи, сваленные в кучу в центре площади, говорили с участниками рейда, угощали их вином и слушали рассказы. В этом рейде командиром был Беркт, известный рассказчик. Чейн слушал его, покачиваясь от вечернего ветра. Слушал о том, как они нанесли удар по трем различным системам, вели боевые действия и ушли. Грудной тембр Беркта звенел, когда он говорил. Его желтые глаза блестели, вместе с Берктом кричали другие участники рейда, пившие вино и обнимавшие женщин. Награбленная добыча сверкала всеми цветами радуги. Чейн качался, словно пушинка на ветру, он был сейчас ненужной пустышкой, затерянной в море огней, выброшенной из горячей сутолоки жизни.

А у них кипела физическая жизнь. Они чувствовали биение пульса, острые, внутренние, болезненные переживания от страха и волнений, азарт боя, радость от физического господства над телом, разумом и кораблем, когда эти элементы становятся единым организмом, обеспечивающим выживание. Теперь эти люди были здесь, вдыхая вечерний ветер, наслаждаясь радостью побед. Они могли пить вино, держать золотистых женщин в своих объятьях; они могли смеяться и распевать варновские песни, которые заставляли их вспоминать другие далекие места и песни... Даже в Карнарвоне люди в лучшем положении, чем он. Они не Звездные Волки, но они тоже могут пить, смеяться, драться и дружественно пожимать руку чужого человека.

А он... он — ничто. Дымок, стерильность, он может вечно глазеть на чудеса, но не в состоянии ни потрогать их, ни воспользоваться ими; он — бесполезное приведение, собирающее никчемные знания, с которыми ничего нельзя достичь.

Ему вспомнился Хэлмер. Вспомнилось собственное тело — не столь великолепное, как у золотисто-волосатых братьев, но достаточно сильное, крепкое, резвое, а сейчас отброшенное прочь, словно изношенная перчатка на помойке. Вспомнилась Врея. Он чувствовал себя больным — каждой частичкой того, что составляло событие.

Больным и в страхе. Что могло случиться с его телом, пока он забавлялся среди звезд?

В самом деле пора отправляться.

И он отправлялся, неся в памяти шумные голоса Звездных Волков, заглушенные потом безбрежным, бесстрастным пением звезд.

Он попал в поток и подгоняемый страхом, подхлестываемый страшной необходимостью снова одеться во плоть помчался к Рукаву Персея. И пока мчался, он взывал:

Врея! Врея!

Ее молчание показалось ему вечностью, но потом он услышал издалека ее раздраженный голос.

В чем дело, Чейн? Ведь, кажется, ты оставил меня.

Послушай, Врея. Ты должна возвратиться...

Нет. Еще слишком много надо посмотреть... Нет, конца, Чейн, никогда нет конца. Разве это не чудесно? Никогда...

Теперь он знал, что должен сказать.

Но конец наступит, Врея. Очень скоро.

Как? Почему?

Хэлмер. Он уничтожит Свободное Странствие, если мы не возвратимся и не остановим его. Свободное Странствие исчезнет навсегда, а с ним и мы. Поспешим, Врея!

А твои друзья?— спросила она раздраженно.

Их недостаточно. Они нуждаются в нас, всех нас... Рауле, Саттаргхе и Эштоне тоже. Позови их, Врея. Поищи их. Скажи им, чтобы они возвращались, скажи им, чтобы они поспешили, пока Хэлмер их не уничтожил.

Ей передалась часть его страха. Он мог чувствовать это по ее словам.

Да, этот способен это сделать. Он говорил, что сделает. Уничтожит Свободное Странствие, уничтожит наши тела... и мы умрем. Нельзя позволить ему этого...

Тогда спешим!

Куда ты летишь, Чейн?

Назад, сказал он. Назад, чтобы помочь бороться.

И он, бестелесный страх, помчался назад через поющие звезды к Аркуу, к полой горе, где мертвым или спящим лежал человек по имени Морган Чейн...

Чейн проснулся от грома, раскаты которого отозвались вдалеке эхом и тут же набирали новую силу. Хотя, впрочем, было бы неточно называть эти звуки громом. Он попытался открыть глаза, чтобы увидеть, что произошло.

Его глаза?

Да, у него были глаза, человеческие глаза, вздрогнувшие от ослепительного блеска солнца. У него была человеческая плоть; его кости ныли от боли после слишком длительного пребывания в одной и той же позе — неподвижном лежании на твердой решетке. Он возвратился.

Какой-то период он лежал не шевелясь, прислушиваясь к собственному дыханию, к звукам циркулирующей в венах крови. Для того, чтобы удостовериться в новом состоянии и проверить свои человеческие данные, он стиснул руки и был так благодарен за их чувствительность, что даже боль стала радостью. Затем он заставил себя открыть веки и изумленно уставился наверх.

Наверху шахтного ствола он увидел желтый круг дневного света; яркое солнце заставило его прищуриться. Дневной свет? Стало быть прошло...