Жестокий спаситель (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/69
- Следующая
Это было похоже на компьютерную игрушку, на стрелялку, в которой разработчик к чит-кодам добавил не только бессмертие и бесконечные патроны, но еще и умение видеть и чувствовать врагов сквозь стены. А затем, не удовлетворившись этим апофеозом полного доминирования, он еще и заставил их убегать в ужасе, кричать и молить о пощаде.
Проще говоря, это была бойня, а заодно и самое худшее, что я когда-либо переживал в жизни. Быть машиной для убийств легко, если ты изначально машина. Эти же разумные совершенно ни в чем были передо мной не виноваты. Я жал на спусковые крючки, уверяя себя, что они и так уже трупы, что не бывает невинных политиков и аристократов, как и тех, кто их защищает, что так поступать — правильно и логично…
Дерьмо собачье. Это нихрена не было правильным! Не мой мир, не мои люди, не моя война! Зато память обо всем этом уже никуда не денется…надо нажраться. Пока что я, лежа в только что зачищенном замке, никак не могу убедительно доказать сам себе, что всё, что делаю — это ради девчонок и их будущего.
Сколько можно клянчить смысл для этой жизни, а, Магнус?
— Человек порочен подспудным пониманием своей ограниченной натуры. Оказываясь в безвыходном положении, он, даже если оно заключается всего лишь в неразрешимом противоречии собственных чувств и установок, изобретает ментальных химер, чья единственная задача — лишь в облегчении бремени. Религия, алкоголь, наркотики, мечты, видеоигры, бездумное пролистывание блогов и развлекательных сайтов… это ведь всё химеры, не так ли? Мы не знаем чего хотим, либо не можем этого достичь, либо не в состоянии смириться с утратой, либо… да неважно, суть ясна. Разум противоречив и мнителен, он травит сам себя, угнетает, заставляет забыть. Чтобы жить дальше, конечно. Люди — они мастера самообмана.
— Ты меня удивил, — чуть наклонил голову набок не первой свежести эльф со знакомым голосом, только что зашедший в комнату, из которой когда-то давным-давно… не помню, когда, уползли испуганные гномы, матерящиеся лысые киды и… а, нет, Стелла тут. Лежит, повернувшись к стене, а я сижу, прислонившись спиной к её спине и продолжаю пить. Да, те, кого уносили, уводили, увозили и те, которые убежали сами? Ага, они были пьяными. Но я всё равно пьянее, раз выдал такой спич!
— На конфликт я не рассчитывал, это очевидно, но то, что ты будешь выполнять роль силового козыря? Вполне, — продолжил Петр Агарин собственной персоной, садясь напротив меня у стенки и вполне себе ловко поймав нераспечатанную бутылку пойла, которое в захваченной крепости отличалось знатным качеством. Отхлебнув пару глотков, эльф вполне себе блаженно зажмурился, выдохнул, а потом врезал еще несколько. Затем закончил, — Русского, который сел бухать до того, как прибыл другой русский — я точно не ожидал.
— Рас-слабься! — вяло махнул я ему рукой, — У нас полный п****ц, поэтому… ик!... никто насчет тебя планов… не питает. Ну или не верь, если хошь. Только меня не убивай. Я… ик!... еще пригожусь. Конта-кировал с мозгами Бога-из-Машины. И зеленую не трожь. И лысого. И… да, Кригстан тоже нужен. Он в плане.
— Эк тебя развезло, — эльф, на котором я не мог сосредоточить взгляда, кажется, ухмыльнулся, — А о чем ты бредил, когда я вошёл?
— Все разумные — тупицы и ссыкуны, — заговорщицки поведал я Петру, — Мы… не умеем жить и смотреть правде в глаза. Не хотим помнить, что каждый прошедший день — не вернется. Что мы работаем, работаем, ра… стим детей, а потом пла-чем, не зная, куда и как прошла жизнь. Отложенная жизнь. Что бога нет. Что потом только тьма. Мы не умеем постоянно смотреть правде в лицо.
— Потом не тьма, — резонно возразили мне, — Мы же здесь?
— Пф! — пренебрежительно махнул я рукой, начав рассказывать Умнику, что мы с ним оба, я и он, уже заключены на этой планете. Хоть этого и не вспомним после смерти. Подумаешь, исключение. Подумаешь, магия. Исключение — это не правило. Дальше всё равно тьма. Мы её боимся. Факт? Да.
— Я тебя понял, — кивнул мне новый знакомый, сразу становясь куда симпатичнее, — На самом деле всё довольно просто. Тебе никогда не казалось странным слово «эволюция»? Оно какое-то… неубедительное. Вот мы «эволюционировали» в разумных. С какой стати это — благо?
— Ни разу не благо, — помотал головой я, — Это…
— Это, — прервал меня Петр, — Лишь сверхудачная мутация, которая затем перешла в девиацию. Мы же уже почти угробили экосистему Земли, да? Ну вот. Эволюция вида, уничтожающего самого себя, паразитирующего на самом себе — это же оксюморон?
— Не думай, что я это повторю, — честно предупредил я собеседника. Тот лишь ухмыльнулся, сделав еще несколько глотков.
— По сути, мы не просто живем в иллюзии, а еще и создаем свои. Несовершенное зрение, мозг, понимание сути вещей, — продолжил он, а я жадно ловил его слова, — Мы создали систему познания, но её исходные значения, от которых отталкиваются сотни наук и тысячи направлений, они зиждятся на выдуманных константах! Иллюзии на иллюзиях, иллюзии от ума, иллюзии от глупости, теории о сказках, смерть во имя выдумки… на любой вкус и цвет. Проще говоря, вся наша жизнь, все наши мысли, все наши цели, мотивы, решения и противоречия — есть бред обезьяны. Белой обезьяны.
— Почему белой?! — я так удивился, что даже окутывающая разум пелена тоски и печали слегка рассеялась.
— А какой еще? — удивился Агарин, разводя руками.
— И в самом-то деле, — удивился я сам себе в понимании, что другой и быть не может. Ну, не могло. Ну там, у нас. Здесь на Кендре может быть и зеленая, а там у нас? Только белая.
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул кид, — А тебе же советовали умные люди о белой обезьяне не думать? Ты же русский.
— Русский, — подтвердил я, задумываясь, вспоминая и оглашая вслух согласное, — Точно. Советовали.
— Вот и не думай.
Несколько минут мы молча и задумчиво надирались. Точнее, Петр явно собирался расслабиться, а я слегка протрезвел, несмотря на то что продолжал пить. Изо всех сил старался запомнить каждое слово этого Умника, потому что внезапно почувствовал, что именно это мне и поможет. Собраться? Простить себя? Понять, что я вообще творю? Неважно, но дико важно.
— Расскажи мне о себе, пьяный Магнус Криггс, — ухмыльнулся Петр Агарин, странно сплетая пальцы одной руки. Сначала я подумал, что он творит какую-то магию, а потом, разобрав вот это вот всё, добросил до него пачку сигарилл. Закурили оба, начав задымлять не такое уж и большое помещение.
— Момент…, — опытно оценив запасы спиртного и сигарет, я проверил расстояние до туалетной двери, напомнил себе, что она именно туалетная дверь, а затем, устроившись поудобнее на спине своей вырубившейся подруги-любовницы, приступил к рассказу…
Безумные поступки? Это я, Магнус Криггс, ваш верный друг и слуга. Найти посреди почти дикого континента, приютить, а затем удочерить девчонку, имея лишь пару штанов, ствол и ездового кота? Это я. Утащить её с собой в смертельно опасный город, полный монстров, нежити и чудовищ? Это я. Ментально сношаться с ихорником, закапсулированным в его собственном разуме? Это я. Драться с безумной волшебницей, разрушать страны, атаковать логово аватара бога… ну или нажраться в сопли с чрезвычайно умным кидом, которому только что раздолбал всё настоящее и прошлое, а заодно похерил и светлое будущее. Кто это может сделать? Правильно, Магнус Криггс.
- Предыдущая
- 21/69
- Следующая