Комсомолец 2 (СИ) - Федин Андрей - Страница 30

— Ну что там, Санёк? — спросил Аверин.

Он уже в третий раз приходил на кухню, подливал мне в стакан креплёное вино — дешёвый даже по нынешним временам и понятиям портвейн — чтобы «размяться» и «согреться». При Славке я делал из стакана небольшой глоток (показательно). Когда Аверин уходил — сливал остатки мерзкой бормотухи в старенькую кастрюлю (прятал её в шкафу). Пить спиртное сегодня я не собирался: уж очень быстро мой нынешний организм прекращал сопротивляться опьянению. Как и не хотел об этом заявлять во всеуслышание.

— Скоро буду фаршировать, — ответил я. — Минут через пятнадцать.

— И всё?

— Нет. Потом — поставлю на дожарку.

— Что-то ты долго возишься, — заявил Слава.

— Быстро только кошки рождаются, — сказал я. — Времени до Нового года ещё прилично. Успею.

Птичью тушку я нафаршировал яблоками и полежавшими сутки в пиве дольками мандарина (заблаговременно вычерпал ложкой собравшуюся внутри птицы мерзкую красноватую жидкость и слил с противня в миску утиный жир). Предварительно поджарил фруктовую смесь на плите (слегка — чтобы кусочки яблок не превратились в кашу), посыпал перцем, солью, подсластил; а ещё высыпал на кусочки яблок и мандариновые дольки найденный среди специй хозяев дома пакетик перетёртой с сахаром корицы. Ну и сбрызнул всё это (для аромата) очередной порцией Славкиного портвейна. Запах от смеси шёл замечательный — он просто обязан был заглушить неприятный «природный» запах утки.

Отправил птицу в духовку — чуть увеличил огонь, сделал его «средним». Внешне утка выглядела уже вполне съедобной. Но я решил не рисковать, подержать птицу в духовке ещё с полчаса: пусть яблоки в её брюхе немного пропитаются жиром, а мясо пропахнет корично-винным ароматом. Теперь мне оставалось лишь изредка поворачивать птицу, чтобы её кожа не подгорала. В честь такого дела я всё же сделал глоток из стакана, но остаток напитка решительно слил в кастрюлю. Судя по скопившемуся там объёму, Аверин за полтора часа израсходовал на меня почти пол-литра креплёного вина — я уже должен был блаженно улыбаться и держаться за стену, чтобы не грохнуться спьяну на грязный пол кухни.

Успел разок развернуть в духовке противень с уткой, когда вновь прибежал Аверин. Вот только в этот раз Слава пришёл без бутылки или стакана. И не для того, чтобы развлечь меня разговорами. Староста отряхнул рядом с порогом ноги от снега, взглянул на духовку, откуда доносилось шипение утиного жира, принюхался. Если он и выпил столько же креплёного вина, сколько приносил мне, то на его внешний вид и поведение спиртное не повлияло: выглядел он трезвым, пусть и слегка взъерошенным. Аверин сказал, что запах у утки «уже достойный». Заявил: Пашка и девчонки «ещё спасибо скажут», что он не принёс с рынка курицу. Вновь заверил, что верит в мой кулинарный талант. Сообщил, что я должен срочно зайти в дом.

— Зачем? — спросил я.

Присоединяться к компании студентов я не спешил. Потому что помнил золотое правило: кто везёт, на том и едут. Пока я «занимался уткой», перекинуть на меня другие обязанности не смогут. Сам я не собирался впрягаться в организационный процесс. Потому что «надавить авторитетом» мог только на парней (ну и на Свету Пимочкину). А вот Оля Фролович и Надя Боброва не стали бы прислушиваться к моим советам. Вот пусть сами и «везут». Компания в доме Бобровых собралась большая. А незавершённых дел перед Новым годом осталось не так уж и много. Справятся. Как говорил один мой бывший подчинённый: «Я работаю в аккурат на свою зарплату — ни больше, ни меньше». Хватит мне и возни с уткой.

— Эээ… девчонки решили сфотографироваться около ёлки, — сказал Вячеслав. — Вместе с нами. Пока… у нас от еды не раздулись животы. Брось пока свою утку, Санёк. Никто её не утащит. Сфоткаемся пару раз и вернёмся к своим делам. Меня вон тоже заставили уголь для печи таскать. До следующего года руки не отмою.

Славка показал мне свои ладони.

Я не стал их разглядывать. Вновь сунул нос в духовку. Утка пока не подгорала — обещала дождаться моего возвращения.

— Ладно, — ответил Аверину. — Пару свободных минут у меня есть.

Подумал: «Вот и новогодняя фотография. На фоне ёлки. С той же компанией. События повторяются. Посмотрим, что будет дальше».

— Слава, ну где вы ходите?! — воскликнула Оля Фролович, едва мы со старостой перешагнули порог дома. — Сюда идите! Ждём только вас.

Я скользнул взглядом по знакомой вазе, книжным полкам и тряпичной кукле — по тем самым, что были на фото в папке Людмилы Сергеевны (запомнились они мне именно такими, пусть и в чёрно-белом виде). Они доказывали, что в ТОТ раз Света Пимочкина фотографировалась именно здесь. А значит, её будущее я если уже и изменил, то не сильно. Потому что комсорг будет встречать Новый год в той же компании (Фролович не было на новогоднем фото, но я не сомневался, что именно Оля делала тот снимок). «А после праздника она поссорится и со мной, — подумал я. — Как с Комсомольцем. Насиловать никого не буду, но повод для ссоры обязательно придумаю. Дурное дело не хитрое».

Вслед за Славой Авериным проследовал к ёлке. Нарядная ёлка стояла в этой комнате ещё до нашего прихода (и до приезда сюда на такси первой партии студентов). А вот шкафы бумажным серпантином украсили позже — наверняка постарался Паша Могильный. Отметил я, и что обстановка в комнате за время моего часового отсутствия преобразилась — появился не только серпантин. Переместился на середину зала стол-книжка (память напомнила, какой он тяжеленный: мы с отцом в конце восьмидесятых перед каждым праздником раскладывали дома такой же). На белой скатерти стола уже стояли тарелки и чашки (сервиз), лежали приборы. Но пустовали пока места для салатниц и для блюда с уткой.

Пашка, Света и Надя уже выстроились перед ёлкой.

— Слава, становись вот здесь.

Федорович раздвинула Пимочкину и Боброву — затолкала в пространство между ними старосту.

— Я стану рядом с Пашей, — сказала она.

Повернулась ко мне.

— А Усик нас сфотографирует, — заявила Ольга.

Протянула мне новенький фотоаппарат.

— Я всё настроила, — сказала Фролович. — Тебе осталось только посмотреть в окошко, настроить резкость…

Покрутила объектив.

— Вот так.

Ткнула в фотоаппарат пальцем.

— И нажать вот сюда, — сказала Оля. — Ничего сложного. Даже ты должен справиться.

Не поддался на её подначку — просто кивнул. Взвесил фотоаппарат в руке — тяжёлый: не китайская мыльница. Давно не держал в руках подобную технику — с тех пор, как обзавёлся смартфоном с камерой. Когда-то у меня тоже был «Зенит» (когда учился в старших классах). Только поновее — в плане года выпуска и модели. Я сам его купил на заработанные продажей в школе фотографий голливудских актёров деньги. Вот только, то был «Зенит-ЕТ», если мне не изменяла память, с объективом «Гелиос»… что-то там: из головы вылетело, какой был у объектива цифровой номер.

— Не урони фотоаппарат, Усик! — сказала Фролович. — Твоей стипендии не хватит, чтобы купить мне новый!

Я снова промолчал — и вновь посочувствовал Пашке: ведь он всерьёз намеревался на Ольге жениться.

— Скажешь, как будете готовы, — сказал я.

Ольга поправила на подругах серпантин, пригладила рукой рыжую чёлку Могильного.

— Давай, — скомандовала она. — На счёт три.

— Три, — тут же сказал я.

Не обратил внимания на возмущённый крик Оли Фролович. Прикрыл свою ухмылку рукой (что держала фотоаппарат). Дождался всё же, когда на лицах девчонок расцветут улыбки. Сделал один за другим три кадра. Порадовался полузабытым ощущениям — когда ты смотришь на объект съёмки в крохотное окошко, а не на большой экран. Обратил внимание на то, что ни ваза, ни кукла в кадр не попали: группа студентов на два шага сдвинулась в сторону, сравнительно с тем снимком, что я видел в папке своей бывшей институтской кураторши. Да и стояли тогда комсомольцы в ином порядке.