Комсомолец 2 (СИ) - Федин Андрей - Страница 26
- Предыдущая
- 26/53
- Следующая
— Ну как же… Ууу!
Слава скривил губы, помахал перед своим носом рукой.
— Всё понятно, Виктор Феликсович! — сказал он. — Вот, значит, в чём дело!
— В чём? — переспросил Феликс.
— Да вы пьяны! — заявил Слава. — Признавайтесь, сколько выпили? Пол-литра водки? Больше?
Попеленский отпрянул от него — едва ни врезался спиной в стеклянную витрину.
Воскликнул:
— Да я!.. Чуть-чуть! Какие пол-литра?!
Его голос сорвался на жалобный писк.
— Нет, Виктор Феликсович, — сказал Могильный. — От «чуть-чуть» люди обычно так не раскачиваются. И не бросаются ночью на дружинников.
— Пол-литра, не меньше, — заключил Аверин.
— Нет! — настаивал доцент. — Сейчас была зачётная неделя, вы же знаете!..
— Знаем, Виктор Феликсович.
— Конечно.
— Это от усталости!.. — сказал Попеленский. — Шатает… слегка.
— Мы всё понимаем, Виктор Феликсович! — заверил Аверин.
— Конечно, понимаем, — сказал Пашка. — Вам повезло, что вы… устали во время нашего дежурства. Только представьте, что случилось бы, повстречай вы не таких понимающих людей, как мы.
— Что… случилось бы? — спросил Феликс.
— Ооо!.. — протянул Могильный.
— Сперва, вас доставили бы в ближайшее отделение милиции, — сообщил Слава. — Составили бы протокол задержания. Там упомянули бы ваше недостойное советского гражданина поведение…
— Да я только!..
— Мы всё прекрасно понимаем, Виктор Феликсович! — прервал возражения доцента Павел. — Вы сами спросили, что было бы, если бы сегодня около сквера дежурили не мы.
— … Ещё написали бы о нападении на добровольцев народной дружины…
— Я не…
— А после, либо оформили бы протокол задержания, либо отправили бы в вытрезвитель.
— Куда?! — выдохнул доцент.
Слава снова помахал перед своим лицом рукой.
— Тут я не уверен, — признался он. — Это нужно уточнять у милиционеров. Но точно: или заперли бы вас в камере, или отправили бы в вытрезвитель — одно из двух.
— А на работу бы вам послали «письмо счастья» — это без сомнения, — сказал Паша.
— Что… пошлют? — поникшим голосом спросил Попеленский.
— Ничего не пошлют, — сказал Аверин. — Говорю же: повезло вам, что повстречали именно нас.
— Правда?
— Конечно! — заверил Могильный.
Я наблюдал за устроенной парнями разводкой — словно вернулся в девяностые года. Тогда патрулировавшие город милиционеры вот так же приставали по вечерам к подвыпившим прохожим, «сшибая» с тех «малую денежку». Никто не возмущался: признавали за стражами порядка право на подобный заработок. Бывало, люди в форме и с автоматами обчищали и мои карманы — когда забывал побриться и прихватить с собой паспорт. «Дело житейское», — как сказал бы мой любимый мультгерой.
— Кстати, о зачётной неделе… — вдруг словно спохватился Аверин.
Он повернулся ко мне.
— Санёк, давай зачётку и ручку, — велел он.
Я выполнил его распоряжение.
Слава показал мою зачётную книжку Попеленскому.
— Как хорошо, что мы вас встретили, Виктор Феликсович! — сказал он. — Нужно проставить ещё один зачёт. И вашу подпись.
— К…какой зачёт?
— Самый обычный, — сказал Могильный. — Вы сегодня позабыли это сделать. Нет, понимаю: у вас был трудный день, вы устали. Но нам с коллегами кажется, что вы уже слегка отдохнули.
— Вот, возьмите, Виктор Феликсович.
Славка всучил Попеленскому ручку.
Феликс непонимающе хлопал глазами, смотрел на лица парней, на зачётку… поднял взгляд на меня.
— Усик?!
— Вечер добрый, Виктор Феликсович, — произнёс я максимально вежливо.
— Нужно проставить Саньку зачёт, — напомнил Аверин. — Паша, подвинься: заслоняешь свет. Пишите, Виктор Феликсович, пишите. Поторопитесь. Холодно сегодня. Паста в ручке может замёрзнуть.
— Не буду! — заявил вдруг Феликс.
Он встрепенулся, расправил плечи — оттолкнул от себя Славкину руку, что держала мою зачётку. Горделиво приподнял подбородок, точно киношный советский партизан на допросе в гестапо. Его шапка накренилась — это придало доценту лихой, дерзкий вид.
— То, что вы от меня требуете — злоупотребление должностными обязанностями! — заявил Попеленский. — Я раньше подобным не занимался. И не собираюсь этого делать — никогда!
К последнему слову доцент добавил жест — взмахнул оттопыренным указательным пальцем.
Пашка всплеснул руками.
— Не преувеличивайте, Виктор Феликсович, — сказал Аверин. — Вы можете принимать зачёты в любое время, хоть ночью. Вот как сейчас. Если это и злоупотребление — то только временем и здоровьем.
Он поправил на голове доцента головой убор.
— А вот закрывать глаза на такие вопиющие правонарушения, как нападение на добровольцев народной дружины — настоящее преступление, — сказал Слава. — Пойти на него мы собирались лишь ради вас…
Покачал головой.
Я не видел выражение его лица. Но почти не сомневался, что Аверин вновь изобразил строгого представителя закона. Потому что Попеленский снова побледнел.
— Эээ… но мы ведь можем и выполнить… свои «должностные обязанности», — сказал староста. — Доставим вас в отделение, составим протокол… Вы уже бывали в камере предварительного заключения, Виктор Феликсович? Нет? А в вытрезвителе? Тоже не были? Этой ночью у вас состоится интересное и познавательное предновогоднее приключение! Не обещаю, что оно вам понравится. Но вам точно будет, что вспомнить!
Он похлопал доцента по плечу — повторил излюбленный жест Могильного.
— Оно может повториться и в следующую ночь с пятницы на субботу, — сказал Слава. — А потом снова и снова. Еженедельно! Потому что территорию возле ресторана «Заречье» теперь патрулируем мы. И мы знаем, что вы уже не первый год еженедельно посещаете этот ресторан. Если не избавитесь от такой привычки, Виктор Феликсович, то КПЗ и вытрезвитель скоро станут для вас родным домом…
После каждой Славкиной фразу Феликс едва заметно вздрагивал, будто получал слабенькие пощёчины.
— Хххорошо! — воскликнул он, после слов Аверина о «родном доме». — Дддавайте зззачётку.
Мне в лицо Попеленский не взглянул.
Я наблюдал за тем, как доцент замёрзшими пальцами листал страницы.
Феликс подышал на шарик ручки, чиркнул в моей зачётной книжке.
— Вввот.
Он протянул зачётку Аверину.
— Спасибо вам огромное, Виктор Феликсович! — сказал староста. — С наступающим вас Новым годом! Если вам что-то понадобится — обращайтесь: помните, что мы по вечерам… поблизости.
Слава указал рукой в сторону сквера.
Феликс вздохнул.
— Я могу идти? — спросил он.
— Разумеется! — сказал Аверин. — И не забудьте отметить зачёт Усика в ведомости… Виктор Феликсович.
— Не забуду.
Славка протянул мне зачётку.
— Ну, вот и всё, — сказал староста, когда почти протрезвевший Попеленский отошёл от нас на два десятка шагов. — Хвостов ни у кого из нас не осталось. Мы молодцы.
— Молодцы, — согласился я.
— С учёбой в этом году покончено, — заявил Паша Могильный. — Об экзаменах мы будем думать уже в следующем. Теперь можно спокойно готовиться к встрече Нового года.
Глава 26
Я хорошо запомнил ту новогоднюю фотографию, где Комсомолец стоял в своей дурацкой будёновке на фоне ёлки рядом со Светой Пимочкиной, Пашей Могильным, Славой Авериным и Надей Бобровой. Процентов на девяносто был уверен, что фотографировались тогда студенты не в общежитии горного института. Потому что помнил: видел на новогоднем фото не только людей и ёлку, но и вполне приличную по нынешним временам мебель — не убогие общажные кровати и шкафы. Фон, что был за спинами студентов, сохранился в моей памяти лишь в виде отдельных образов: светлые стены, стеклянные дверцы шкафов, посуда, полки с книгами, пузатая ваза и… большеглазая тряпичная кукла.
Не спрашивал у Людмилы Сергеевны Гомоновой, где именно её сестра встречала ставший для неё последним Новый год. Потому что не предполагал, что подобное знание мне пригодится. Но даже теперь почти не сомневался: сделали фото не в комнате общежития (уж точно, фотографировались студенты не в нашей комнате и не у девчонок, где мы отмечали день рождения Ольги Фролович). Тем удивительней было слышать слова Пашки Могильного о том, что мы будем накрывать новогодний стол в первом корпусе. Отметил, что в нынешней реальности события пошли не по прежнему пути, где Комсомолец в будёновке фотографировался на фоне наряженной ёлки.
- Предыдущая
- 26/53
- Следующая