Комсомолец 2 (СИ) - Федин Андрей - Страница 16

«Пожрать бы не помешало», — подумал я, вглядываясь в затылок мужчины.

Широкоплечий душитель удачно загораживал меня от Альбины. Я подошёл к парочке почти вплотную, ничем не привлёк к себе их внимание. Уловил в воздухе приятный аромат мужской туалетной воды — он чётко выделялся на фоне духов Нежиной. Услышал хриплое дыхание мужчины, скрип зубов. Заметил, как вздрагивала Королева — девица трепыхалась в руках Гастролёра, будто попавший в паутину мотылёк.

«Давай!»

Сердце всё же предательски дрогнуло.

Я не промедлил, нанёс уже опробованный на голове Каннибала удар.

Мужчина дёрнулся.

Словно зверь, почуявший опасность.

За миг до того, как кастет коснулся его головы.

Покрытый тёмными волосами затылок сместился в сторону. Свинчатка скользнула по черепу, по уху. Кулак умчался вперёд и вверх, растрачивая энергию удара впустую. Я провалился вперёд — локтем врезался мужчине в спину. Но с места того не сдвинул.

Захрипела Королева. Высвободила шею из рук Горьковского душителя; отлетела в сторону, будто выброшенная за ненадобностью вещь. Не устояла на ногах — повалилась на колени, упёрлась ладонями в тротуар, с хрипом втягивая в грудь воздух.

Мужчина обернулся почти мгновенно. До того, как я вновь обрёл равновесие. Повернул ко мне удивлённое лицо (круглое, с похожими по форме на миндальный орех глазами, пухлыми щеками и ямочкой на подбородке). Лишь отдалённо похожий на того Белезова Эдуарда Ивановича, с фотографии семьдесят пятого года.

Он не проронил ни слова.

И не растерялся, в отличие от меня.

Я и глазом не успел моргнуть, как пальцы Горьковского душителя сжали мою шею.

«Не такой уж он и сильный», — промелькнула в голове идиотская мысль. Отметил: моя гортань не раскрошилась, позвоночник не хрустнул. Да и боли я не чувствовал. Мог сопротивляться. Левой рукой попытался отодрать вцепившиеся мне в горло толстые пальцы. Правой — почти без замаха наносил удары.

Свинчатка раз за разом врезалась Гастролёру в рёбра. Куртка смягчала удары, превращала их в толчки — жалкие, бесполезные. Белезов на мои потуги никак не реагировал… почти — лишь улыбался и усиливал хватку. Я пробовал бить ногами — в пах. Но всякий раз попадал по выставленному вперёд толстому бедру.

Чем вновь провоцировал Гастролёра на улыбку — с виду добрую, почти дружелюбную. Белезов не мигая смотрел мне в глаза. Я силился, но не мог отодрать от своей шеи его пальцы. Снова и снова бил кастетом. Мужчина разогнул локти — до его туловища я теперь почти не доставал. А удары по рукам не приносили видимого эффекта.

Пытался достать и до лица душителя. Тщетно. Лишь чиркнул ему пальцем по носу — до глаз не дотянулся. Смотрел на тёмные пятна зрачков Горьковского душителя; понимал, что задыхаюсь. Сосредоточил удары кастетом на левом предплечье маньяка. Словно почувствовал, что именно так заставлю Белезова дать слабину.

Или же я попросту не видел иного выхода. Бил безостановочно. Не жалел силы. Вот только сил у меня изначально было немного. И с каждым мгновением становилось всё меньше. Это понимал я. Это понимал и Эдуард Белезов: его улыбка становилась всё шире, а из приоткрытого рта выглянул кончик языка.

Гастролёр вдруг кивнул головой. Коснулся своей груди подбородком. Ослабил хватку на моей шее. Струя воздуха хлынула в моё горло — едва не захлебнулся ею, закашлял. Пальцы вклинились между шеей и рукой душителя. Я ухватил Белезова за палец — неожиданно легко его отогнул, взял на излом.

Мужчина не вскрикнул. Не среагировал на боль — никак. Но я увидел, как закатились его глаза. Горьковский душитель пошатнулся. И стал заваливаться мне навстречу — словно теперь желал не задушить, а пытался заключить меня в дружеские объятия.

Я отступил в сторону — скорее по привычке, чем из необходимости. Сопроводил падение Белезова ударом кастета по почке: не сразу сообразил, что запоздал с ударом. Смотрел, как ноги маньяка подогнулись. Видел, как мужчина грохнулся на колени, будто собирался молить о прощении.

Пару секунд я рассматривал его похожее на глиняную маску лицо, что находилось на уровне моего живота. Потом Гастролёр всё так же медленно завалился вперёд и вбок; врезался в тротуар плечом, клацнул зубами. И замер, похожий на большую дохлую рыбину.

Мне захотелось пнуть его ногой. Да так, чтобы у этого гадёныша затрещали рёбра. Я всё ещё судорожно вдыхал воздух, потирал пылавшее изнутри горло. Ринулся было к Белезову, но передумал того бить: заметил стоявшую в трёх шагах от меня Альбину Нежину.

Девица замерла у края тротуара, обеими руками сжимала камень — шарообразный и явно тяжёлый, почти в три моих нынешних кулака величиной. Не спешила от него избавляться. Смотрела насторожено, с вызовом, будто собиралась приголубить своим оружием и меня — если только дам ей для этого повод.

Вместо слов поддержки и утешения выдавил из себя лишь невнятные хрипы. Девица пугливо попятилась, но булыжником в меня не швырнула. Зыркала на меня прищуренными глазищами, точно волчица на охотника. Я вновь взглянул на её оружие (вот чем мне нужно было бить Гастролёра!).

Покачал головой, мысленно проклиная идею напасть на Горьковского душителя без огнестрельного оружия — лишь с крохотным куском свинца в руке. «Ну идиот же! И-ди-от! — мысленно воскликнул я. — Именно потому идиоты и дохнут чаще, чем умные!»

Вновь ощупал своё горло, будто проверял: уцелел ли кадык. Глотать слюну всё ещё было больно, но терпимо. Дышалось уже свободно и… как-то радостно: я ощущал себя вынутым в последний момент из петли висельником. И даже мысленно ругал себя едва ли не в шутку.

Сунул кастет в карман, коснулся так и висевшего на моей шее платка. Потеребил его, будто собирался запоздало прикрыть лицо. Распутал чуть дрожащими руками узел, скрутил платок в жгут. Думал при этом об оставленной в кустах шиповника верёвке (и об обрезе — как теперь о нём забудешь).

Не пытался больше заговорить с Королевой — шагнул к Гастролёру. Воспоминания о его крепкой хватке заставляли спешить. Свёл мужчине за спиной руки, уже опробованным на Каннибале способом спутал мужчине кисти рук. Порадовался, что длины свёрнутого платка хватило для моей задумки.

Отметил: не помешало бы спутать ему и ноги — вот только пока не понимал, чем: ремня на брюках Белезова не обнаружил, а превращать в путы свои подтяжки я не горел желанием. Выпрямил спину, провел рукой по лбу — смахнул реальные, а не воображаемые капли пота. Демонстративно выдохнул. Посмотрел на Альбину Нежину.

— Чего стоишь столбом? — прошипел я. — Кхм. Брось уже свой булыжник.

Королева будто не услышала меня.

— Брось, говорю! Больше он тебе не понадобится. Милицию зови. Кхм.

Я вновь потрогал горло.

— З-зачем? — спросила Нежина.

За всё время нашего знакомства она впервые обратилась ко мне с вопросом.

— Сдадим им этого красавца. Не отпускать же его.

Несильно пнул Белезова в бок.

— Кто это?

Королева не торопилась расставаться с камнем.

— Тот, кто пытался тебя задушить, — сказал я. — Ну и меня заодно.

— З-зачем?

— Зачем душил?

Нежина кивнула.

— Это у него нужно спрашивать, — сказал я. — Кхм. Вот пусть милиция и разбирается.

Мои глаза привыкли к темноте. Разглядел на тротуаре женскую сумку. Поднял её, протянул Альбине.

Девица не приняла моё подношение — попятилась.

— А ты здесь что делаешь? — спросила она.

Смотрела то на меня, то на тело Белезова.

Звуки её голоса напомнили мне кошачье мурлыканье.

— Тебя спасаю от хулигана. Разве непонятно?

Я помахал сумкой — там внутри что-то звякнуло.

— Дай сюда!

Нежина уронила камень, выхватила у меня из рук сумку, сунула в неё руку — что-то проверила.

— Разбила, — пробормотала она. — Вот же!..

Топнула с досады ногой. Её куртка и юбка почти сливались с тёмным фоном — дорогой. А вот светлые волосы и ноги выделялись — светлыми пятнами.

— Что там? — спросил я.

— Банку с тормозком грохнула, клуша, — сказала Альбина. — Всю сумку кашей уделала — стирать придётся. До утра теперь голодная сидеть буду.