Пленники надежды - Джонстон Мэри - Страница 44

Мастер Пейтон почувствовал невольное восхищение.

— Когда я был в Лондоне, сэр, — взволнованным шепотом обратился он к полковнику, — я наблюдал, как Мэтьюс дрался с Уэствиком, и тогда мне казалось, что я вижу истинных мастеров фехтования, но ваш кузен… ах!

Шпага Лэрамора, описав в воздухе дугу, застряла в кроне яблони, а ее владелец зашатался и тяжело рухнул на землю. В то же мгновение Кэррингтон ранил губернатора в запястье. Полковник Верни тотчас же снизу вверх ударил шпагой по их клинкам.

— Клянусь Богом, господа, вы должны на этом покончить! Джек Лэрамор выведен из игры с дырой в плече. Майор Кэррингтон, вы нанесли вашему противнику рану — этого довольно.

— Если сэр Уильям Беркли удовлетворен, — сказал Кэррингтон, отвесив своему противнику поклон.

— Черт возьми, у меня нет выбора, — уныло отозвался губернатор. — Вы вывели из строя ту руку, в которой я обыкновенно держу шпагу, а другая моя рука поражена подагрой.

— Я буду счастлив подождать, пока ваша рана не заживет, — молвил главный землемер, отвесив еще один поклон.

— Нет, нет. — Его превосходительство засмеялся. — Будем считать, что мы квиты. И чтоб мне пропасть, если теперь, когда мы выяснили отношения, я не люблю тебя, Майлс Кэррингтон, еще больше, чем прежде. Утром, когда ты воротишься домой, сожги свою библиотеку, сожги книжки Мильтона, Бэствика, Уизерса и прочих негодяев, отринь эту гнусную компанию навсегда, и чтоб мне пропасть, если я не скажу, что ты самый честный человек в колонии, а также самый ушлый. Вот тебе моя рука, и нынче мы закатим такую попойку, что Старый Нолл перевернулся бы в могиле, если бы она у него была.

Кэррингтон учтиво, хотя и холодно пожал протянутую руку.

— Я благодарю ваше превосходительство за ваш совет. Вам следует немедля заняться вашей раной. Вы теряете кровь.

— Полно, какой пустяк! — небрежно проговорил губернатор и перевязал свое кровоточащее запястье носовым платком.

— Тут поблизости найдется хирург? — спросил сэр Чарльз своим самым сладким тоном. — Если нет, то боюсь, капитан Лэрамор очень скоро совершит свое последнее плавание.

— Ну, уж нет! — вскричал полковник, упав на колени рядом с раненым. — Вот это удар! Право же, Чарльз, ты сущий дьявол!

— Может, мне съездить за врачом? — осведомился мастер Пейтон.

— Нет. В моем доме сейчас находится Энтони Нэш. Бегите, молодой человек, и приведите его. Он не только служитель Бога, но и хирург.

Мастер Пейтон удалился, и вскоре к группе, обступившей капитана, лежащего без чувств, присоединился человек в одежде священника, имеющий величавый и ученый вид.

— Ха, господа! — Взгляд его блестящих темных глаз переходил с одного на другого из собравшихся дворян. — Хорошенькое дельце. Снятые камзолы, обнаженные рапиры, утоптанная трава, сэр Уильям, у которого идет кровь, капитан Лэрамор, лежащий на земле без чувств. Его превосходительство губернатор, майор Кэррингтон, наш главный землемер, полковник Верни, наместник нашего графства — господа, это просто скандал!

— И Энтони Нэш, который готов отдать свой шанс на получение епископской митры за то, чтобы быть одним из нас, — вскричал губернатор. — Ха, Энтони! Помнишь ли ты ту схватку за собором Святого Павла, в которой соотношение сил было три к одному — и ту девицу, из-за которой она началась?

Служитель церкви, опустившийся на колени рядом с Лэрамором, поднял свои озорно поблескивающие глаза, оторвав их от кружевных носовых платков, которые он связывал вместе, чтобы соорудить повязку.

— Полно, ваше превосходительство, это же было давным-давно, можно сказать, в темные века. Моя память не охватывает столь далекие времена. Ха, так-то лучше. Он приходит в себя, так что дело обстоит не так уж плохо.

Лэрамор застонал, открыл глаза и с трудом сел.

— Черт побери, я пронзен насквозь. Сэр Чарльз Кэрью, я выражаю вам мое почтение. Вы мне по сердцу. Ха, ваше превосходительство, я попал в хорошую компанию. Доктор Энтони Нэш, я вызову вас на дуэль! Вы разорвали платок, который мне подарила мистрис Летиция Верни.

Доктор рассмеялся.

— Вас нужно немедля перенести в дом, где мистрис Летиция, которая столь же хорошо умеет лечить раны, как и наносить их, поможет мне перевязать ваше плечо.

Лэрамор с грехом пополам встал на ноги.

— Доктор, дайте мне опереться на вашу руку. Пейтон, наденьте мне на голову парик, хорошо? И принесите мне мою шпагу, которая сейчас украшает крону вон той яблони. Сэр Чарльз Кэрью, я ваш покорный слуга. Черт побери, можно не стыдиться, если над тобою берет верх лучшая шпага Уайтхолла. — И храбрый капитан, поддерживаемый священником и мастером Пейтоном, двинулся к дому. Остальные задержались только для того, чтобы надеть камзолы и парики прежде, чем воротиться в дом.

Два часа спустя сэр Чарльз Кэрью, закончив ужин, поднялся из-за стола и, оставив остальных пить вино, прошел в гостиную и бесшумно приблизился к Патриции, сидящей за спинетом.

— Я потерял свое сердце, — молвил он в ответ на ее улыбку и поднятые брови. — И пришел, чтобы поискать его.

Она рассмеялась, не отрывая пальцев от клавиш.

— Вы оставили его на поле чести? Фу, сэр, как вам не стыдно! Доктор Нэш говорит, что капитан Лэрамор не сможет пользоваться рукою целых две недели.

— А что было бы… — сказал сэр Чарльз, понизив голос и наклонившись к ней. — Если бы ранен был я?

— Я бы готовила вам жидкую овсянку, кузен, и делала бы это с превеликим удовольствием.

Она снова засмеялась и посмотрела не него наполовину насмешливо, наполовину нежно. На спинете стояли серебряные подсвечники, и белый свет от высоких восковых свечей падал на стройную фигурку, облаченную в парчу и кружева, на сияющие белизной плечи, прекрасное лицо и блестящие волосы. Ее глаза сверкали, в красивом изгибе губ читались уклончивость и насмешка.

Он приподнял золотистый локон, выбившийся из ее прически, и поднес его к губам.

— Король написал мне и повелел воротиться в Англию, — отрывисто молвил он.

— Да, отец мне говорил. По его словам, король очень вас любит.

Сэр Чарльз отошел, дважды прошелся по комнате и воротился к ней.

— Должен ли я возвращаться так же, как прибыл сюда — один? — Он стоял перед нею, сложив руки на груди.

— Если вы того пожелаете, сэр.

— Вы поедете со мной?

— Да.

Он порывисто обнял ее, но она, вскрикнув, вырвалась из его объятий.

— Нет, нет, не сейчас, — задыхаясь, произнесла она. — Послушайте меня.

Она сделала шаг назад и остановилась перед ним, прижав руку к груди. Глаза ее сияли.

— Я не знаю, люблю ли я вас, сэр Чарльз Кэрью. По временам мне казалось, что да, а по временам — что нет. Я чувствую тут, в сердце, некое волнение, оно появилось недавно. Не знаю — быть может, это начало любви. Вчера вечером отец долго говорил со мной. Он всем сердцем желает, чтобы мы с вами поженились. Он всегда был мне очень хорошим отцом. Если вы согласны взять меня в жены, зная, что пока я вас еще не люблю, но сердце мое свободно и готово научиться любить, то… — Ее голос сорвался.

Сэр Чарльз бросился к ее ногам и, завладев ее руками, покрыл их поцелуями. Из окна донесся голос, который пел:

— Опять Марджери? — спросил сэр Чарльз, встав с колен.

— Да, — ответила Патриция, и в голосе ее прозвучало смятение.

Голос опять затянул тот же самый куплет:

О, ветер Мартынова дня, подуй

И листья сорви с ветвей.

— Что случилось? — в тревоге вскричал сэр Чарльз.

Патриция смотрела на него широко раскрытыми невидящими глазами.

— Ветер Мартынова дня, — тихим, ясным, ровным голосом проговорила она. — Ветер Мартынова дня. Тучи осенних листьев, желтых и красных, красных, как кровь. Погляди на реку, текущую под солнцем! И на серые утесы! — Она вдруг закрыла лицо руками.