Черничная ведьма, или Все о десертах и любви (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 32

— Я уже отправил в «Убежище» письмо о том, что готов занять место моего отца в управляющем совете. Как думаете, как они нас встретят?

— Вас? — Торигроссо указал на меня и уточнил: — Она тоже едет? Зачем?

— Затем, что Эрна Уиллоу единственная ведьма, которая выжила после столкновения с Гексенхаммером. Даже самое малое прикосновение этого заклинания вызывает неминуемую гибель, поэтому сейчас она нуждается во всестороннем обследовании и лечении. То, что с ней случилось, может стать колоссальным толчком в развитии психиатрии и изучении мозга, — объяснил Энцо.

Торигроссо усмехнулся. Взгляд Луки наполнился холодом.

— Хотите использовать ее, как наживку? — поинтересовался полицмейстер. Лука не сказал ни слова, но было видно, что он подумал о том же.

— Мы уже говорили об этом, и я ничего не имею против, — решительно ответила я. — Если есть зло, то с ним должны бороться все. И ведьмы, и инквизиторы, и обычные люди.

В глазах Торигроссо проплыло искреннее уважение. Возможно, то, что я сказала, прозвучало слишком напыщенно — но я не могла не сказать.

— Я не сомневаюсь, что Чинция Фальконе была только цветочком, а в палатах «Убежища» лежат как раз ягодки, — добавила я. — И надо разобраться с этим, чтобы они не разбежались по миру.

Домой я вернулась уже вечером — дождь так и не утих, но к концу дня от приготовленных тартов не осталось ни крошки. Любители сладкого отправляли в «Белую цаплю» слуг — они оплачивали заказы и уходили с коричневыми бумажными пакетами, от которых пахло выпечкой, и в какой-то момент я даже пожалела о том, что не стала делать пироги с ананасом: они тоже разлетелись бы по заказчикам, которые просили «чего-нибудь вкусненького, неважно, чего». Когда я убрала в холодильник те чизкейки, которые будут подавать завтра, то Лука задумчиво поинтересовался:

— Ты не думала взять кого-нибудь в ученики? Сама видишь, как тут все сметают.

Он уже дал объявление о поиске судомойки и, судя по тому, что возле телефона лежала визитка агентства недвижимости, подумывал о том, чтобы расширяться.

— Надо бы, конечно, — согласилась я и призналась: — Мы с Энцо скоро уедем в «Убежище», я не знаю, кто тут будет работать вместо меня до моего возвращения.

Это в самом деле была проблема: я рассказала о ней Энцо, когда мы сели в вечерней гостиной за чашкой чая. Дождь лил и лил, деревья в саду уныло опустили листья и, когда ветер завыл так тоскливо, словно потерял кого-то из родных, я спросила:

— Тут часто бывает такая погода? Я всегда считала, что юг это солнце и жара.

— Редко, но бывает, — ответил Энцо. — Так что же ты планируешь делать с едой?

Я только плечами пожала. Не хотелось бы, чтобы Лука разорился, едва начав подниматься, но у меня и правда не было никаких идей. Мне даже сделалось стыдно. Я не могла оставить Энцо — и не могла бросить друга. Вряд ли здешние любители сладкого будут ждать, когда я вернусь, и разглядывать пустые витрины, вспоминая о том, какие торты, конфеты и кексы в них красовались.

— Я мог бы вам помочь, госпожа Эрна, — негромко прошелестел голос дворецкого. Мы обернулись: Гвидо стоял возле входа на кухню и выглядел так, словно готов был постигать кулинарные премудрости прямо сейчас, без перерывов для сна и отдыха.

— Да, я готов, — сказал он. — Конечно, у меня нет ваших умений и кулинарных талантов, но я обещаю, что все, приготовленное мной, будет вкусно. Те слуги, которыми вы так успешно командовали, поддержат меня с тыла. Думаю, в «Белой цапле» все будет хорошо.

Ощущение было таким, словно Гвидо снял с моей спины Халенхорский хребет своими смуглыми руками. Я не выдержала — подошла, обняла его и искренне сказала:

— Гвидо, вы тогда спасете и меня, и Луку. Спасибо вам!

Дворецкий негромко рассмеялся.

— Подождите записывать меня в спасители, я еще ничего не сделал. Господин Энцо, вы не против, если за время вашей отлучки я встану к плите?

— Разумеется, нет, — улыбнулся Энцо и сообщил: — На самом деле он отменно готовит, Эдна. Я нигде не ел таких вкусных устриц в соусе. Жаль только, Гвидо больше их не делает.

— У меня слишком много других забот, — со сдержанным достоинством произнес дворецкий. — Но я готов препоручить их своему помощнику и встать к плите. Все-таки полные витрины это лучше, чем ничего.

Я вздохнула с искренним облегчением. «Белая цапля» продержится до моего возвращения, а там я подумаю о помощнике на тот случай, если мне придется снова куда-то уехать, или я заболею. Мало ли, что может случиться — всегда нужен тот, кто поможет удержаться на плаву.

— Еще раз спасибо вам, — с нескрываемым теплом сказала я. — Энцо, когда мы уезжаем?

Энцо сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек письмо — я мрачно поняла, откуда оно, и та легкость, которую принесло предложение Гвидо о помощи, растворилась без следа.

— Написали из «Убежища», — сообщил Энцо. — Сказали, что будут счастливы приветствовать меня в управляющем совете. Думаю, чем раньше мы отправимся туда, тем лучше.

— Завтра? — спросила я. В ногах на мгновение поселилась предательская слабость — я вдруг представила, что стою на канате, натянутом над пропастью, и должна идти вперед. Если не боишься, с тобой ничего не случится — старая истина — но я не могла подавить страх, который вдруг поднял голову в моей душе.

Ну и в пекло тогда это все. Да, я боюсь — и не скрываю этого. Но я все равно пойду вперед — потому что со мной будет Энцо и потому, что еще ни одна ведьма на свете не работала в паре с инквизитором.

Нет. Мы теперь были не ведьма и инквизитор, которых волной жизни прибило друг к другу. Мы были людьми, которые делали общее дело для того, чтобы другие люди не были подопытными кроликами в чужих руках. Вот и все.

Энцо кивнул.

— Да. Завтра. Если выедем с утра, то к обеду уже будем в «Убежище».

— Отлично, — выдохнула я. — Раз так, то тогда незачем тратить время даром. Гвидо, я покажу вам, как готовить черничные кексы, их очень хорошо берут. Ананасный торт с шоколадом — в общем-то, несложно, но его все обожают. Потом кексы со страстоягодником и дыней, шоколадный мусс с питахайей и еще чизкейки… ох, нам тут работы на всю ночь. Марун привозит фрукты каждый вечер, завтра Лука вас познакомит.

Гвидо понимающе улыбнулся и едва заметно кивнул.

— Я знаю Маруна, — ответил он. — Еще с тех пор, когда он был худой, как спичка. Он все время удивляется тому, как это голем прожил столько лет.

Я улыбнулась и сказала:

— Кажется, я знаю, как это случилось. Просто у этого голема очень доброе сердце.

Гвидо прикрыл глаза — было видно, что мои слова порадовали его.

— Не только доброе сердце, но и опытные руки, — произнес он. — Идемте на кухню, найдем им применение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Утром мы выехали из Марнахена.

Когда мы с Энцо заняли маленькое купе, и поезд неторопливо покатил от вокзала, я почувствовала, как в животе шевельнулось что-то ледяное. Энцо понял, что у меня на душе — в его взгляде было искреннее сочувствие и понимание.

— Все хотела спросить у тебя, почему ты тогда поднялся на балкон, — сказала я и уточнила: — Когда на меня выпустили свиней в Ханибруке.

Энцо едва заметно улыбнулся краем рта.

— Я думал, она придет посмотреть на твою казнь, — ответил он. — Пытался вычислить ее, с высоты это сделать намного проще.

Рядом с нами стояла небольшая плетеная корзинка для пикника: Гвидо сложил туда черничные кексы нам в дорогу. Он очень старался, запоминал каждое мое слово и движение, а потом, когда уже на рассвете мы закончили стряпать, произнес:

— Песок и глина помнят все, госпожа Эрна. Можете спокойно ехать в это «Убежище», будь оно проклято, я здесь справлюсь.

— Почему вы проклинаете это место? — спросила я. Гвидо поправил бумажную салфетку, которой была прикрыта гора кексов, и ответил:

— Потому что господин Саброра там потерял и сына, и самого себя. Я молчал, не хотел, чтобы он меня расколол, но молчать было больно, — он помедлил и добавил так, словно боялся, что я как-то неправильно его пойму и рассержусь: — Сейчас господин Энцо изменился, и я этому рад. Это потому, что вы с ним, и я очень хотел бы… — он вновь сделал паузу, — чтобы и дальше вы с ним шли вместе.