Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 61

• Предыдущая
• 61/85
• Следующая

Интересно, что теперь мы – все шестеро – будем под особым наблюдением не только Дронго. В этот вечер выяснилось, что под видом российского журналиста с нами едет офицер их контрразведки, а Джеймс Планнинг – это агент британской разведки. Такое количество шпионов на один поезд даст мне основание полагать, что я не ошибся. Вавилон близок. Мы все движемся по направлению к нему. Рано или поздно я скажу русскому царю: «Мене, мене, текел, упарсин».

Днем они прибыли в Калининград. Такой встречи не было ни в одном городе. Целый десант помощников появился на границе, чтобы перевезти чемоданы и помочь приехавшим добраться до каждого из трех отелей, которые были отданы участникам «Литературного экспресса». Была разработана большая культурная программа с участием представителей национальных общин, проживающих в Калининградской области.

Хоромин сразу исчез и появился уже вечером в сопровождении нескольких сотрудников ФСБ. Дронго пришлось отвечать на их вопросы в течение двух часов, подробно рассказывая, каким образом он сумел вычислить Бискарги и как тот убил сначала Густафсона, а затем и Темелиса. Среди допрашивающих его сотрудников ФСБ один оказался особенно дотошным. Он никак не мог понять, каким образом Бискарги мог рассчитать время с такой точностью, что открыл дверь вагона именно в тот момент, когда там появился Темелис. Дронго не стал с ним делиться своими опасениями насчет сообщника. Еще вчера он позвонил Потапову и коротко высказал свои сомнения. Именно поэтому он сухо пояснил, что и сам не знает, каким образом Темелис оказался в тот момент рядом с Бискарги. Возможно, что они договорились раньше, делал вывод Дронго, понимая, что сотрудники ФСБ ему все равно не поверят. Не стал он рассказывать и про исчезнувшую щетку, которая испарилась без помощи Бискарги, стоявшего после убийства у тела Темелиса. Говорят, что убийца обычно приходит на место преступления. Как бы там ни было, но Бискарги подошел к убитому, а щетка пропала из вагона, куда он не мог вернуться, так как все время был рядом с другими пассажирами, вышедшими из вагона. Но всего этого Дронго не стал говорить, вызывая недоумение сотрудника ФСБ.

За Планнингом установили наблюдение, и сразу четверо «топтунов» вели его по всему городу. Англичанин был опытным агентом и не стал отрываться, понимая, что в небольшом городе невозможно спрятаться. Вместо этого он демонстративно дефилировал по главным улицам Калининграда, улыбаясь наблюдавшим за ним сотрудникам спецслужб.

Наблюдение было установлено за Пацохой, за Борисовым и за самим Дронго. Было такое ощущение, что местная служба контрразведки задействовала не только всех своих сотрудников, но и получила подкрепление из других регионов России. Дронго, понимавший, что его все равно не выпустят из вида, спокойно оставался в своем отеле, дожидаясь пока Вейдеманис найдет возможность сообщить о себе. У Хоромина, также остановившегося в гостинице «Чайка», было полно дел, и он почти не появлялся в гостинице, очевидно консультируясь с коллегами. Отель «Балтика» был расположен довольно далеко от города. Это был скорее мотель, чем гостиница, и туда попала часть участников группы, в том числе и все вызывающие сомнения – Пацоха, Борисов, Планнинг и остальные. Другая половина группы была размещена в центре города, в отеле «Калининград». И, наконец, человек десять-пятнадцать поселили в гостинице «Чайка», лучшей из трех перечисленных отелей. В этой группе были российские писатели Мураев и Харламов, испанец Казарес, голландка Меестер, датчанка Сингх и еще несколько членов «Экспресса».

В самом Калининграде поражали люди, с которыми приходилось общаться. Дронго уже давно не видел такой искренней готовности помочь приехавшим, такого желания оказать содействие. Несмотря на фантастическую бедность, особенно заметную на фоне стран Западной Европы, город и область сделали все, чтобы принять гостей с большим радушием. Для всех участников поездки было организовано бесплатное трехразовое питание, что, очевидно, обошлось городу в довольно приличную сумму. Едва вселившись, Дронго традиционно вызвал горничную и попросил ее выгладить ему два костюма. Когда она вернула костюмы, он протянул ей сто рублей. Бедная женщина, испуганно уставившись на него, пояснила, что он платит слишком много.

– Ничего, – печально улыбнулся Дронго, – это за ваш труд.

Он не смог объяснить женщине, что сто рублей, составлявших чуть более трех долларов, на самом деле не слишком большая плата даже для стран Восточной Европы. Но здесь были свои цены и свои отношения между людьми. Приставленная к «Экспрессу» гид, приятная молодая женщина, рассказала, что средняя зарплата здесь составляет шестьсот-семьсот рублей. Западные европейцы не могли понять ни уровня жизни, ни уровня цен в этом городе.

Утром должна была состояться конференция, посвященная единой Европе. На встречу, кроме участников «Литературного экспресса», съехалось довольно много представителей местной интеллигенции. Конференция началась рутинно, все говорили о необходимости объединения Европы, об интеграционных процессах. Наконец слово предоставили Дронго. Он посмотрел в зал и вдруг сказал:

– Мне кажется, что европейское единство было разбомблено в Югославии, когда самолеты НАТО решили таким варварским способом навести порядок в чужой стране...

Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Руководитель проекта Томас Вольфарт нахмурился, он понял, что сейчас начнется неприятная дискуссия. Сенсация состоялась. Журналисты, пробудившиеся от дремы, бросились записывать слова Дронго, камеры повернулись в его сторону. Он говорил о том, что этнические проблемы нельзя решать бомбардировками мирных городов, рассказывал о трагическом опыте Кавказа, где национальные проблемы, загоняемые внутрь и не решаемые должны образом, взорвали обстановку, породив еще большие проблемы. Он говорил о несчастных детях Югославии, которые страдают из-за таких конфликтов.

Дронго намеренно не снимал наушники, когда выступал, чтобы слышать свой текст на английском языке. И он услышал, как переводчик перевел его слова о детях Югославии как о сербских детях. Дронго извинился и остановил его:

– Я имел в виду не только сербских детей, – громко сказал он, – но и албанских. Мне неприятно даже подумать, что я могу выступать на стороне одного народа против другого. Я говорил о страданиях всех детей этого региона, проблемы которого не решить бомбежками НАТО. Прошу переводчика более внимательно переводить мои слова, или я сам буду вынужден говорить по-английски.

По окончании конференции, когда его атаковали журналисты, он довольно быстро покинул зал и, под неодобрительные взгляды «топтунов» поймав первую же попутную машину, вернулся в отель.

В полдень участники «Экспресса» поехали к мемориалу павшим воинам. В автобусе гид рассказал об истории памятника Шиллеру. Во время ожесточенных боев за Кенигсберг немецкие и советские офицеры обменивались записками с просьбой не стрелять в сторону памятника. Сидевший рядом с Дронго Мураев задумчиво сказал:

– Вот такой потрясающий исторический факт.

У мемориала состоялся концерт. В семье Дронго память о войне была священной. Его отец потерял на войне двух братьев и до сих пор, спустя пятьдесят пять лет после окончания войны, не мог слышать немецкой речи. Именно поэтому он на протяжении всей своей жизни отказывался от поездок в Германию. Очевидно, война перевернула души людей, оставив неизгладимые рубцы на каком-то биологическом уровне. Дронго стоял у мемориала и искоса наблюдал за остальными. Он видел, как вытянулось лицо Пацохи. В этот момент Яцек словно раскрылся с другой стороны. Балагур, не вылезавший из джинсовых костюмов и не снимавший серьги, оказывается тонко и глубоко чувствовал боль других. Он стоял у памятника погибшим, очевидно, вспоминая и своих друзей или знакомых, павших уже на других войнах. Если даже Дронго и сомневался в нем до этой минуты, то после посещения мемориала он стал доверять Пацохе абсолютно. «Это нельзя было сыграть, – думал он. – Это нужно было прочувствовать, пропустить боль чужих людей через себя».

• Предыдущая
• 61/85
• Следующая