Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 57

• Предыдущая
• 57/85
• Следующая

– Не стоит. – ответил Дронго. – А насчет печени вы не правы, Планнинг. Она у меня больная. Я дважды перенес заболевание печени. И об этом вы прекрасно знаете.

– Я начинаю думать, что вас подменили, – усмехнулся англичанин.

– Надеюсь, вы не собираетесь меня похитить, чтобы проверить мою печень, – пошутил Дронго. – Вырезанного легкого Вейдеманиса вам было достаточно?

– Не нужно так шутить, – нахмурился Планнинг. – Я ведь вам объяснял, что там произошла элементарная ошибка.

– Кто вас навел на Вейдеманиса? – спросил Дронго. – Только не говорите, что он сам подставился. Я его знаю, это настоящий профессионал.

– Мы за вами следили, – признался Планнинг. – А насчет него получили информацию из нашего посольства в Риге. В Латвии Вейдеманиса считают предателем.

– Только потому, что он не принял перемены, так пагубно отразившиеся на его судьбе, – жестко заметил Дронго. – Все понятно, Планнинг. Забыл спросить. Оружие у вас с собой?

– Нет, – ответил Планнинг, – завтра мы въезжаем в Россию, и я не хотел бы попасть в русскую тюрьму за незаконное хранение оружия.

– В таком случае будьте осторожны, – посоветовал Дронго. – Сегодня вечером может произойти все что угодно.

Он спустился во внутреннее помещение теплохода, где находился небольшой бар и стояли столики. За одним из них разместились Юрий Семухович, Андрей Бондаренко, Екатерина Вотанова. Напротив сидели Бугадзе и Мдивани. Дронго подсел к ним. Ему нравилось общаться с молодыми людьми. По возрасту он был старше всех сидевших за столом. Семухович был младше на год, а Георгий на несколько лет. Остальные были еще моложе. И ему нравилось подобное положение. Обычно в компаниях, где ему приходилось бывать, уже много лет он оказывался самым молодым. На этот раз уже он чувствовал себя старшим и не испытывал от этого каких-либо неудобств. Дронго, сев за столик, попросил принести ему кофе. Вокруг были эстонцы, латыши, литовцы, белорусы, молдаване. В первые дни некоторые из них отказывались говорить по-русски, предпочитая общаться по-английски, но постепенно все перешли на русский язык, который незаметно вытеснил английский и с каждым днем звучал все более уверенно.

Дронго сидел напротив Вотановой. Он заметил, как спустившаяся в бар Виржиния попросила бармена дать ей кофе и о чем-то тихо говорила с Планнингом. Тот улыбался, очевидно, делая ей комплименты. В дальнем конце помещения сидел Хоромин, он пил пиво в компании Харламова и Мураева. Рядом, за соседним столиком находились Мулайма Сингх и Мэрриет Меестер.

– Вы о чем-то задумались? – спросила Катя.

Оторвав взгляд от женщин, он взглянул на Вотанову. Во время поездки она чаще появлялась не в юбке, а в джинсах, что несколько удлиняло ее фигуру. Он вспомнил, что ему нравились женщины в брюках двадцать лет назад. Двадцать лет назад этой девочке было четыре года.

– Можно, я дам вам совет? – вдруг сказал Дронго.

– Какой совет? – не поняла Катя.

– Никогда не делайте замечания мужчинам в подобной ультимативной форме, – сказал он тихо, чтобы его никто не услышал.

– Вы имеете в виду себя? – поняла она.

– Я имею в виду вообще ваши отношения с мужчинами.

– Почему?

– Слабого мужчину вы сломаете, а сильный не захочет находиться рядом с вами.

– А вам не кажется, что женщине самой не интересно со слабым, а сильный ее будет подавлять. Может, женщине хочется быть рядом с равным?

– Вы предполагаете, что мужчина и женщина изначально равны? – печально спросил Дронго.

Поднявшись за новой порцией кофе, Бондаренко вернулся вместе с Семуховичем и уселся за стол. Георгий Мдивани и Важа Бугадзе поднялись на палубу, оставив их вчетвером.

– Я думаю, что равенство в отношениях с мужчиной предполагает равенство характеров, – ответила Вотанова.

– Это взгляд феминисток, которые не всегда бывают правы, – заметил Дронго.

– О чем вы говорите? – поинтересовался Юрий.

– О равенстве мужчины и женщины, – пояснил Дронго. – Не боюсь показаться консерватором и признаюсь, что не люблю феминисток. На мой взгляд, все это надуманное и идет скорее от позы, чем от души. Не встречал ни одной феминистки с удавшейся семейной жизнью, и не верю в их тезисы о равенстве полов. Я имею в виду не социальное равенство, а биологическое.

– Вы не просто консерватор, – сказала Вотанова, – вы женоненавистник. Вам не кажется, что женщинам не позволяли быть равными с мужчинами? Так всегда было в истории. И прежде всего они сами не позволяли себе подобного.

– Неправда. Я очень люблю женщин. Но я всегда помню, что женщина – другое существо, и не обязательно худшее. Возможно, женщины лучше нас, они более устойчивые существа, чем мы, мужчины. Женщина обязана быть таковой, ибо существуют некие биологические законы. Женщина не может быть фантазеркой. С учетом разных факторов она может родить не больше двадцати-тридцати детей. Тогда как мужчина способен оплодотворить сотни женщин. И такой разброс обязывает мужчину постоянно искать какие-то новые стимулы, открывать новые страны, если хотите, быть постоянно в поиске, и наконец, просто утверждаться в качестве сильного человека. Тогда как женщине достаточно быть мудрой, чтобы оказаться на высоте. Интересно, что почти никто из женщин не любит жанр фантастики. Среди нумизматов, филателистов или других коллекционеров почти не бывает женщин.

– Женщины просто не хотят тратить время на ерунду, – убежденно заметила Вотанова, – и разрешают мужчинам заниматься такими глупостями. А насчет того, что мужчины «открывали другие страны»... Вам не кажется, что мужчины просто не позволяли женщинам быть рядом с ними?

– И вы думаете, что все можно изменить?

– Возможно, – она взглянула на него, – я полагаю, что многое изменится уже при нашей жизни.

– В таком случае встретимся с вами через семнадцать лет, – предложил Дронго, – и посмотрим, как вы будете относиться к нашему миру и к нашим проблемам, когда вам будет за сорок.

– К тому времени я буду старухой, – засмеялась Вотанова.

– Спасибо, – кивнул он, – вы считаете и меня стариком?

– Не обижайтесь. Я не имела в виду вас.

– Надеюсь, – пробормотал Дронго. – И, тем не менее, послушайтесь моего совета. Не будьте столь нетерпимы. Обычно это проявление слабости, а не силы.

– Вот вырастишь – и все поймешь, – пошутил Андрей.

– Немного осталось, – сказала она, – настоящая женщина обретает подлинную уверенность к тридцати годам.

Дронго незаметно усмехнулся. Все-таки некоторые его слова она явно запомнила. «Молодец, – подумал он, – не просто спорит, а умеет извлекать рациональное зерно. Она интересный человек. Интересна своим независимым и тяжелым характером. И своей способностью быть самостоятельной в суждениях».

– А ты откуда знаешь? – улыбнулся Андрей. – Тебе самой до тридцати целых шесть лет.

– Знаю, – отрезала она, – поэтому и говорю.

У этой невысокой девочки с крашеными рыжеватыми волосами был сильный характер. Он вспомнил Урсулу. Сколько лет с тех пор прошло? Кажется, шестнадцать. Катя еще ходила в первый класс, когда погибла Урсула. Она была женой его друга. Все они были тайно в нее влюблены. Но никто не решался в этом признаться. Решился только один – сам Адам Купцевич. Только этот элегантный поляк решился ухаживать за такой красивой женщиной. И в награду получил взрыв в автомобиле, в котором они находились. Купцевич чудом выжил, но врачи ампутировали ему обе ноги. А Урсула погибла, и Дронго был единственным свидетелем случившегося. Чудом уцелевшим единственным свидетелем.

– Интересно, есть на этом теплоходе текила? – неожиданно спросил Дронго.

– Не знаю, – удивился Андрей, – а вы хотите прямо здесь заказать текилу?

– Стоит попробовать. Поговорю с барменом, может, найдем.

– Здесь рассказывают, что вы перепили ирландца и русских писателей, – сказала Катя.

– Про меня всегда рассказывают разные гадости, – шутливо пожаловался Дронго, – надеюсь, что вы не поверили. Разве можно перепить Маккормика? Или Мураева? Я только делал вид, что пил.

• Предыдущая
• 57/85
• Следующая