Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/85
• Следующая

Официант принес два пузатых, суживающихся кверху фужера, церемонно расставил их на столике. Дронго взял свой фужер, понюхал коньяк на некотором расстоянии, потом приблизил фужер к себе, вдыхая аромат коньяка.

– Очень хороший коньяк, – кивнул Дронго.

– Если выяснится, что вы разбираетесь и в этом вопросе, я готов признать ваше превосходство, – усмехнулся Планнинг. – И вы можете определить, какой это сорт коньяка?

Дронго сделал глоток. Несколько секунд катал жидкость на языке, затем проглотил. И задумчиво сказал:

– Думаю, это не коллекционный коньяк, однако очень хорошего качества, – он взболтал содержимое своего фужера, глядя как по стенкам стекают капли. Они стекали медленно, и Дронго усмехнулся.

– Это тип экстры, – сказал он, – такому коньяку не меньше сорока лет. Видите, какие тонкие струйки остались на стенках бокала. Если бы коньяк был молодым, он бы стекал быстрее. Я не могу сказать точно, какой сорт дуба использовался при его хранении, но наверняка это были светлые сорта, так как я чувствую мягкость вкуса. Да, я думаю, что это сорокалетний коньяк.

– Браво, – восхищенно воскликнул Планнинг, – вы меня просто поразили. Я ведь заметил, как вы держите бокал, как осторожно вдыхаете аромат коньяка. Вы неплохой специалист, Дронго.

– Я вырос на Кавказе, – заметил Дронго, – и поэтому люблю хорошее красное вино. Но в трех закавказских республиках производился и неплохой коньяк. Конечно, я знаю, что коньяком называют только продукцию одной из конкретных областей Франции, но бренди, которое готовили армянские, грузинские и азербайджанские виноделы, было очень высокого качества. И я научился немного разбираться в подобных напитках. Я даже знаю, что лучшие сорта коньяка – это «Grand Reserve», который бывает обычно пятидесятилетней выдержки. Как видите, в моих познаниях нет ничего удивительного.

– Вы меня убедили, – рассмеялся Планнинг. – А теперь скажите, мистер Осведомленность, кто именно убил Темелиса? Я хочу знать, кого вы подозреваете, чтобы сделать свои выводы.

– Чтобы все испортить? – спросил Дронго. – Нет, я собираюсь найти его сам.

– Вы напрасно так упорствуете. Дело в том, что о моем визите в Португалию знали только несколько человек в руководстве нашей службы. Я приехал в Лиссабон и сразу отправился в Каишкаш, где собирался встретиться с вами. В Лиссабоне я ни с кем не встречался. Только переоделся, взял машину, не сказав, куда еду, и отправился за вашей группой. Вы понимаете, почему я вам об этом говорю? О моем визите в Каишкаш не знал никто. Тогда как о вашем визите могли узнать.

Дронго сделал еще глоток, слушая Планнинга.

– Поэтому я убежден, что стреляли не в меня, – закончил Планнинг, – их настоящей мишенью были вы, Дронго. И я бы не стал так долго экспериментировать с вашими аналитическими опытами, учитывая, что вас уже хотели убить в Португалии и подставить в Испании. В третий раз убийцы могут оказаться удачливее, поэтому я советовал бы вам опереться на мою помощь в розыске убийцы.

– Так и сделаю, – пробормотал Дронго, – но дело в том, что, в отличие от коньяка, я пока не уверен в своих ощущениях. И мне нужно еще несколько дней, чтобы все проверить.

– Я поеду с вами, – вдруг сказал Планнинг, – мы получили аккредитацию в вашей группе, и я теперь буду сопровождать вас в вашей поездке по странам Восточной Европы.

– Только вас нам и не хватало, – растерянно заметил Дронго.

– Во всяком случае, меня так просто из вагона не выбросят, – ухмыльнулся англичанин, – а если попытаются это проделать с вами, я всегда могу придти вам на помощь.

– Надеюсь, вы будете один, без вашей подруги? – спросил Дронго.

– Почему она вам так не нравится?

– Наоборот, она мне очень нравится, и я бы с удовольствием поменялся с вами местами. Чтобы она сопровождала нас, а вы бы остались отдыхать где-нибудь в Западной Европе. И больше не похищали моего друга, приняв его за агента.

Планнинг сухо рассмеялся. Или сделал вид, что рассмеялся.

– Люблю работать с профессионалами, – признался он, – с вами приятно иметь дело.

– С вами тоже. Вы разрешите мне заплатить за наш коньяк?

– Нет, заплачу я – как проигравший. Ведь вы правильно определили, какой коньяк я заказал.

– Договорились, – Дронго увидел направлявшегося к одному из соседних павильонов Эужения Алисанку и поднялся, чтобы догнать литовца. – До встречи, Планнинг, – кивнул он англичанину.

Алисанку он догнал у входа в итальянский павильон. Увидев Дронго, Эужений улыбнулся. Они испытывали симпатию друг к другу – импульсивный, открытый, напористый Дронго и интеллигентно-сдержанный, молчаливый, никогда не повышающий голоса Алисанка.

– А где ваши соотечественники? – поинтересовался Дронго, здороваясь с литовцем.

– Не знаю, – улыбнулся тот, – кажется, они потерялись где-то у африканских павильонов. Там столько народа, – по-русски Алисанка говорил не просто без акцента, но и абсолютно правильно.

– Геркус сказал мне, что в момент убийства вы прошли в свое купе, – уточнил Дронго.

– Да, – кивнул Алисанка, – мы были там вместе с Геркусом. В купе как раз сидел Лауринас. Мы взяли свои записные книжки и пошли обратно.

– Вы видели Темелиса?

– Да, он прошел с нами в соседнее купе. Там были два киприота и два грека. Они разговаривали о чем-то по-гречески.

– А в следующем купе находились болгары?

– Да. И англичанка. Они были вчетвером.

– Это было последнее купе с другой стороны? – уточнил Дронго.

– Нет, – чуть подумав, ответил Эужений, – наше купе находилось в середине вагона. Это я помню абсолютно точно. Значит, после купе болгар было еще два купе.

– Кто там был?

– Не помню, – ответил Алисанка, – но, кажется, в последнем наши женщины – Мулайма Сингх, Мэрриет Меестер и кто-то из немецких журналисток. Нет, я вспомнил. Не немецких. Там была австрийка Сильвия Треудел. Она разговаривала, стоя в коридоре, с Мулаймой, это я точно помню.

– И кто был в предпоследнем купе?

– Не знаю, – пожал плечами Алисанка, – мне кажется, что Борисов должен помнить, кто находился в купе рядом с ними, ведь он не сидел на месте, все время ходил по вагонам.

– Ясно. Спасибо вам, Эужений.

– Не за что, – улыбнулся Алисанка, – вы думаете все-таки, что Темелиса кто-то вытолкнул из вагона?

– Возможно, – уклонился от ответа Дронго, – он ведь сидел с нами и не был пьян. Почему он выбрал такой странный способ самоубийства?

– Я тоже об этом думал, – признался Алисанка, – и не нахожу разумного объяснения. Думаю, что нам повезло с таким экспертом, как вы. Если кто-нибудь и найдет убийцу, то это будете вы.

– Спасибо. Можно я задам вам один личный вопрос?

– Конечно, – кивнул Алисанка, – что вас интересует?

– В вашей биографии указано, что вы были офицером Советской Армии, причем комиссовались в девяностом году, когда в Литве к власти уже пришел Ландсбергис. Как получилось, что вы были в это время офицером?

– В восемьдесят восьмом году меня призвали на военную службу. И отказаться было невозможно. Два года я честно отслужил. Представляете мою ситуацию? С одной стороны, практические занятия и ленинские семинары, с другой, Литва уже объявила о своей независимости и там началось национальное движение. Было странное ощущение ирреальности происходящего, некоей раздвоенности.

– Понятно. И последний вопрос. Вы все время были с Геркусом или все-таки расставались?

– Нет, кажется все время были вместе. А почему вы спрашиваете? Думаете, что я мог сломать ручку? В таком случае логично предположить, что нас было двое, я сломал дверцу вагона, а Геркус выбросил Темелиса. Или наоборот, – лукаво усмехнулся Алисанка.

У него были умные наблюдательные глаза. Дронго подумал, что интеллект этого литовца был вычислен абсолютно верно. Он достал из кармана найденную пуговицу.

– Вы не знаете, кому она могла принадлежать?

Эужений взглянул на пуговицу. Улыбнулся. Потом неожиданно спросил:

– Надеюсь, вы нашли ее не в кулаке погибшего Темелиса?

• Предыдущая
• 49/85
• Следующая