Рандеву с Валтасаром - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 33
- Предыдущая
- 33/85
- Следующая
Брюссель. 17 июня
Столица Бельгии встретила их сурово. Дронго много раз бывал в Брюсселе, но подобного никогда не видел. В город были стянуты многотысячные полицейские силы. На улицах выстроились живые изгороди из охранников порядка. Были задействованы даже женщины-офицеры. На площадях дежурили инспекторы-кинологи с овчарками. Английские болельщики, известные всему миру своим буйным нравом, умудрились отличиться и на этот раз, превратив города Бельгии в арену непрерывных столкновений с полицией и с болельщиками других команд.
Участников «Литературного экспресса» распределили по нескольким отелям, и одна группа попала в отель «Ван Белль», находящийся несколько в стороне от центра, в арабском квартале. Почти сразу произошло неприятное происшествие: у латышского писателя Мариса Чаклаиса украли паспорт и деньги. Когда более ста человек путешествуют по Европе, по самым многолюдным городам, подобные эксцессы вероятны. Чаклаису еще повезло. Он был очень известным писателем, которого знали в посольстве Латвии, к тому же его дочь работала в латвийском посольстве, аккредитованном в Риме. В течение одного дня Чаклаису выдали дубликат паспорта, однако настроение у многих литераторов было испорчено. Беспорядки прокатились по всей Бельгии и вылились в небывалые столкновения с полицией не только английских болельщиков, но и фанатов из Германии, Турции и Дании.
Утром семнадцатого числа Дронго смутился вниз, намереваясь пройти к центру города. Он договорился с российскими писателями Мураевым и Харламовым встретиться у ратуши, чтобы пригласить их в известный ему греческий ресторан. Ресторан находился рядом с небольшой скульптурной группой, изображающей процессию слепых, словно сошедших с картин средневековых мастеров.
Дронго пришел на центральную площадь раньше времени и обнаружил сидевших в одном из баров представителей иберийских литератур. Среди них была супружеская пара – Альберто Порлан с женой. Рядом сидели Карлос Казарес, Инес Педроса и представитель Андорры Альваро Бискарги. Когда Дронго подсел к ним, они пили пиво.
– Здесь очень красиво, – восторженно сказал Альберто Порлан, – но я жду свидания с Санкт-Петербургом. Для меня это особенный город. Место, где творил мой любимый писатель Федор Достоевский.
– Вы не были раньше в Ленинграде? – поинтересовался Дронго.
– Никогда. – ответил Альберто, – мы с женой мечтаем там побывать.
– Это прекрасный город, – сказал Казарес, – я был там двадцать лет назад.
– А у вас в стране знают испанскую литературу? – спросила Мария Глория.
– Если вы спрашиваете про Сервантеса или Лопе де Вегу, то, конечно, знают, – кивнул Дронго, – но у нас знают и Кальдерона, и Кеведо.
– Франсиско Кеведо – мой любимый писатель, – оживился Альберто.
– А из современных у нас читают и Гойтисоло, и Камило Хосе Селу, – сообщил Дронго.
– У нас в Испании к нему неоднозначное отношение, – признался Альберто.
– Вы хорошо знаете испанскую литературу, – сказала его супруга.
– Я люблю вашу литературу. И, конечно, люблю испаноязычных авторов из Южной Америки, – заметил Дронго. – Среди моих любимых писателей много великих имен – Габриэль Гарсиа Маркес. Хорхе Луис Борхес, Мигель Отеро Сильва, особенно нравится его «Лопе де Агирре», Алехо Карпентьер, Марио Варгас Льоса, Карлос Фуэнтес, Марио Бенедетти, ну и конечно бразилец Жоржи Амаду. Я могу долго перечислять своих любимых писателей.
– Неужели вы их читали? – спросил восхищенный Казарес.
– Конечно, вы помните «Лавку чудес» Амаду? Он называл интеллектуалами людей утонченных и известных.
– Помню, – засмеялся Казарес, – он еще говорил о том, что они должны быть хорошо осведомленными людьми.
– А что вы знаете о португальской литературе? – ревниво спросила Инес Педроса, поэтесса из Португалии. Невысокая женщина со светлыми крашеными волосами и несколько расплывшейся фигурой: она была хорошо известна у себя на родине.
– Надеюсь, что ваши писатели Саррамаго и Редол так же известны у меня в стране, как и у вас, – улыбнулся Дронго.
– Я закажу еще пива, – поднял руку Альберто Порлан.
– Мне только апельсиновый сок, – попросил Дронго.
– Жаль, что Андорра не может похвастаться такими именами, – пробормотал Бискарги.
– Зато вы на стыке двух литератур и двух культур, – возразил ему Дронго. – Я помню, как во время посещения Андорры купил книгу Астуриаса «Война конца света» на английском языке.
– Да, – вежливо согласился Бискарги, – у нас продают книги на разных языках.
– А вот на испанском я не смог прочесть Варгаса Льосу, его «Глаза погребенных», – продолжал Дронго, но, думаю, найду эту книгу на английском.
Бискарги кивнул.
– О чем вы говорите? – спросил Альберто, закончив разговор с официантом.
– О литературе, – улыбнулся Дронго, – Альваро говорит, что в Андорре много читают, но сожалеет, что у них не было своего Сервантеса.
– Своего Сервантеса не было ни у кого, – поднял палец Альберто. – это был великий человек и великий писатель. Какой мощный образ он создал!
Официант принес сок и пиво. Дронго, выпив сок, попросил разрешения оплатить счет.
– Не нужно, – великодушно сказал Альберто, – мы все оплатим сами.
– Разрешите. – настаивал Дронго, – мне было очень приятно пообщаться с такими известными писателями как вы.
Он передал официанту деньги и поднялся. Откуда было знать этим испанским интеллектуалам, что Дронго никогда и ничего не говорил просто так. Откуда им было знать, что сегодня в разговоре с ними он проверил некоторые факты, на которые давно обратил внимание.
Творческий метод Дронго был достаточно сложен, но в то же время наиболее эффективен. Большинство людей предпочитает молчать в общении с незнакомцем, полагая, что так можно сохранить собственные тайны, узнав чужие. Разговорить подобных людей достаточно сложно, и Дронго никогда не пытался это делать. Наоборот, он начинал говорить сам, наблюдая, как люди реагируют на его высказывания, заставляя собеседников терять бдительность и либо соглашаться с его мнением, либо его опровергать. И на основе наблюдений он делал конкретные выводы. В любом случае он был достаточно коммуникабелен, чтобы вступать в контакты с любым собеседником.
Он спустился вниз и прошел к оперному театру, за которым находился греческий ресторан. У скульптурной группы, стоявшей в нескольких метрах от входа в ресторан, его ждали Мураев и Харламов. Весело поприветствовав ожидавших его российских писателей, Дронго первым вошел в ресторан и попросил хозяина принести меню. Они сели за столик, стоявший на улице, и для начала заказали себе по порции королевских креветок.
Харламов был относительно молодым человеком, но носил большую окладистую бороду и внешне походил на землепашца, сошедшего с картин русских реалистов прошлого века. На самом деле это был высоко образованный, начитанный человек; он работал в МГУ и уже подготовил докторскую диссертацию по творчеству Пришвина.
Михаил Мураев был одним из самых известных российских писателей. Прожив сложную жизнь, он начал публиковаться в довольно зрелом возрасте и был известен своим особым, скрупулезным отношением к стилю и слову.
Обед был в разгаре, когда речь зашла о чеченской войне, продолжавшейся в России.
– Мне кажется, это трагическая ошибка, – заметил Дронго. – Дело не в том, что мне не нравится, когда похищают людей или отрезают им пальцы и отрубают головы. Дело в том, что нельзя бомбежками и артобстрелами решить проблему целого народа. На место одного убитого встают двое мстителей, поэтому эта война никогда не кончится.
– В некоторые моменты нужно забывать о правах человека, когда речь идет о достоинстве нации, – сурово сказал Харламов.
– Это уже было в истории, – заметил Дронго, – был такой человек по фамилии Шикльгрубер, который говорил, что его не интересуют права чехов или поляков. Ему важнее обеспечить достоинство немецкой нации, прорвавшись к Данцигу и в Судеты. Вы помните, что потом он стал известен как Гитлер?
- Предыдущая
- 33/85
- Следующая
