Невольница: его проклятие (СИ) - Семенова Лика - Страница 49

Эмма вытесняла все, даже мысли о Лариссе. Я все еще не знал, как поступить — ждал следующего шага. Он непременно будет — я уверен. Но какой? Пытался предугадать, но все казалось мелким.

В двери протиснулся Морган, поклонился и замер, опустив голову:

— Ваше сиятельство… там ваша жена.

— Вирея?

Морган кивнул.

— Ты узнал, чего ей нужно?

— Хочет говорить с вами.

Какие новости… Я посмотрел на часы: в сенат все равно опаздывал — документы еще не готовы. Начнут без меня. Вирея… Выдумала очередное дерьмо? Или все еще на что-то надеется? Немыслимо! Но мне хотелось посмотреть ей в глаза.

— Зови.

Морган поклонился и вышел.

Когда Вирея показалась в кабинете, я не выдержал, поднялся. Она сделала несколько шагов, но остановилась в отдалении, будто боялась. И правильно делала. Я закипал.

— Здравствуй, Адриан.

— Чего тебе нужно?

— Всего лишь поговорить, — голос был тихим, будто ослабшим.

— Снова явилась чем-то шантажировать?

Я смотрел на нее, и сиюминутный гнев неожиданно отступал. Вирея выглядела такой жалкой, что не стоила даже злости. Дочь этого старого несгибаемого говнюка стояла, как побитая собака. Она осунулась, даже похудела, отчего провис подбородок, прибавив ей несколько лет. Она стала еще некрасивее. Лишь осанка осталась неизменной, хоть и глаза смотрели в пол.

— Нет, — Вирея обреченно покачала головой, — я просто хочу, чтобы ты выслушал меня. Всего несколько минут. Я… во многом не права.

— Вот как? — я приблизился на несколько шагов.

— Я приехала втайне от отца, в наемном корвете. Не хочу, чтобы он знал, что я приходила к тебе — он бы не позволил. Он болен. Сердце.

Не поручусь, что старик, впрямь, болен. Впрочем, плевать. Пусть хоть сдохнет.

— Чего ты хочешь?

Вирея опустила голову еще ниже, но вдруг вскинула с вызовом:

— Я дам тебе развод, Адриан. Хотела сказать только это и…

Я не верил ушам:

— Что?

Она кивнула. Нервно, многократно:

— Я дам тебе развод. Это не жизнь. Я должна тебя отпустить. Потому что люблю. Я сделала много ошибок… и все напрасно. Довольно унижаться. Ты не любишь меня. Никогда не любил. Я должна смириться.

Вирея говорила сбивчиво, тихо, без привычного величия. Я видел совсем чужую перепуганную женщину. Ей было неловко и, кажется, стыдно. Но что значит ее неловкость в сравнении с…

— Перед ней ты тоже извинишься? Улыбнешься и скажешь: «Извини, конфуз?» Ты хоть можешь вообразить, из какого дерьма я ее вытащил? — я смотрел в ее распахнутые глаза и видел, что она ни черта не понимала. Может, толком и не знала. Я подошел вплотную и заглянул ей в лицо: — Она ни в чем перед тобой не виновата. Ни в чем. Если и надо было наказывать — то только меня. Меня! Слышишь? Твоя бабья логика едва не стоила ей жизни. Из-за чертовой ревности!

Губы Виреи дрогнули и изогнулись печальной улыбкой. Она на миг стала сама собой. Прямой, презрительной:

— Надо же… Как ты ее любишь. — Слова резали сталью, но она тут же опомнилась, поникла: — Ей очень повезло — передай ей это от меня.

Я промолчал — это звучало издевкой. Знает ли она? Наверняка, вот и бросается словами. Черт с ней.

Черт с ней.

— Ты можешь считать себя свободным. Дело только в формальностях.

— Я тебя услышал.

Я развернулся и направился к столу, но Вирея не шелохнулась. Так и осталась стоять.

— Дети, Адриан.

Я остановился, повернулся:

— Что «дети»?

— Позволь мне забрать детей. Это единственное, о чем я прошу.

Я не торопился отвечать. Я исполню ее просьбу — это очевидно. Девочки так сильно привязаны к матери, что я не могу их лишить ее. Но за то, что она сделала… Вирея смотрела влажными собачьими глазами, ловила каждое изменение на моем лице.

— Умоляю, Адриан. Не лишай меня детей. Это самое страшное, чем ты можешь меня наказать.

Я редко видел ее в слезах, слезы не шли ей, всегда казались фальшивыми. Но сейчас мне было жаль ее.

— Я отправлю их вечером. Рабы соберут вещи.

— Спасибо.

— У подъезда стоит мой корвет — поезжай на нем.

Она кивнула, утирая глаза:

— Прощай, Адриан.

— Прощай, Вирея.

Она развернулась и тихо вышла.

Я вернулся за стол и уронил голову на руки. Где она была раньше? Если бы я знал об этом раньше… У меня бы было, что предложить. Я через силу вернулся к документам, заверяя листы назначений. Приложил палец к формуляру и тут же подскочил, услышав раскатистый звук взрыва. Я инстинктивно закрыл голову руками и сжался. Окно за спиной плеснуло стеклом, по каменному полу с грохотом что-то прокатилось. Я порывисто встал, поднял упавший предмет — теплый железный болт.

В дверях показался Морган. Бледный, с безумными глазами:

— Ваше сиятельство, взрыв! На улице!

Тоже мне, умник — взрыв я распознаю и без него.

— Что случилось?

Он пожал плечами:

— Не знаю, ваше сиятельство.

Я вышел из кабинета и спустился бегом по лестнице, не дожидаясь, когда приползет платформа лифта. Морган семенил рядом, пытаясь не отставать. Болт, зажатый в моей руке, порождал ужасные догадки. Это транспортный болт — такими проклепывают стальную обшивку…

Я почти знал, что увижу. Твою мать.

В холле царила суета. Сновали рабы, мне наперерез бежала бригада дворцовых медиков. У парадных дверей скопилась толпа. Услышав мои шаги, люди расступились, пропустили медиков и склонились передо мной, давая дорогу.

Каменное крыльцо было разворочено. Несколько ступеней вздыбились, как неровные зубы. Внизу, у самой лестницы, дымилась почерневшая груда металла, бывшая совсем недавно моим корветом. Черный столб гари с тонкими зелеными тенетами все еще поднимался высоко, распространяя отвратительный запах — горел топливный бак. Из развороченной дверцы свисала мягкая, покрытая копотью рука.

Вирея.

Я кинулся к корвету, но один из медиков преградил дорогу:

— Простите, ваше сиятельство, но сейчас мы.

Я кивнул и отступил на несколько шагов, туда, где стоял Морган. Медики сейчас нужнее. Только бы она была жива.

Я повернулся к Моргану:

— Где начальник охраны?

Мальчишка пожал плечами, не в силах оторвать взгляд от дымного столба.

— Найди немедленно.

К счастью, не пришлось. Вальдорец Кирин сам нашел меня:

— Ваше сиятельство, периметр оцеплен. Связь заблокирована.

— Что произошло?

Он покачал головой:

— Пока не ясно. Похоже на замыкание в топливной системе, но я бы не судил так однозначно.

Уточнений не требовалось — я понимал не хуже него. Они должны отработать все версии. Это их обязанность.

Вирею вытащили их покореженного корвета и уложили на гравитационную платформу. Она была вся в крови. Я поспешно подошел, но тот же медик вновь встал на пути:

— Сожалею, ваше сиятельство. Госпожа мертва.

Я не сразу воспринял эти слова. Просто стоял и смотрел, как тело укрывают пленкой: сгоревшие ноги, грудь, окровавленную голову. Знакомая рука безжизненно свисала с платформы. Я подошел, взял Вирею за руку. Мягкую, теплую. Сжимал какое-то время, наконец, положил вдоль тела. Хотел ли я ей такой участи — точно нет.

Но на ее месте должен был быть я.

О поездке в сенат теперь не было и речи. Я вернулся в кабинет, плеснул горанского спирта и залпом выпил несколько глотков. Я все еще не верил. Твою мать, как я скажу об этом детям? При этой мысли меня охватывала паника. Я покачал головой: все потом, не теперь…

Мне не давал покоя этот зеленоватый дым. Чистое топливо без примесей чадит ровной чернотой. Я никогда не был подрывником, но знаю лишь одно вещество, способное чадить зеленым — терганская сера. Ее используют в разрывных снарядах. Она способна в несколько раз увеличить мощность взрыва. Терганскую серу выдает лишь зеленоватый дым. Ни запаха, ни цвета. С открытых поверхностей вещество испаряется за считанные минуты, но на коже держится несколько суток и не смывается. Если работать без перчаток или случайно испачкаться. Твою мать.