Невольница: его проклятие (СИ) - Семенова Лика - Страница 47

Я беспрепятственно вышла на посадочную платформу и вздохнула полной грудью, прикрыла глаза рукой от слепящего солнца. Меня окутывал неумолчный гул, будто рой неведомых огромных насекомых. Со свистом проносились катера, откуда-то издали доносилась музыка. Здесь была жизнь.

На стартовой площадке стоял один корвет. Пилот, видно, отдыхал, свесил ноги наружу и курил. Я никогда не нанимала корветов, но все когда-нибудь бывает в первый раз. Я подошла и несколько раз стукнула пальцем в стекло:

— Вы свободны?

Пилот повернулся и приосанился, увидев меня:

— Куда желаете ехать, госпожа?

— В порт.

Он открыл дверь, помог мне расположиться на пассажирском сиденье. Корвет приятно густо загудел, оторвался от платформы и влился в городской поток. Я припала к стеклу, разглядывая высотки, шпили, пролетающие мимо катера и аэробусы. Хотелось насладиться напоследок этой небывалой, невозможной красотой. Красотой другой жизни. Чужой жизни. Она необычайно притягивала, если смотреть с другой, свободной стороны. Мы пролетали мимо огромных зданий, украшенных скульптурами, цветущих плавучих садов, многочисленных статуй. Я видела толпы людей на мостах. Корвет обогнул исполинскую колонну на воздушном кольце и свернул на широкую магистраль, подсвеченную огнями. Мы покидали кварталы высоток и полетели над дворцами и садами. Теперь меня не тошнило, как в прошлый раз. Я с легкостью смотрела вниз, разглядывая снующих в садах рабов. В сером. Ненавижу серое.

Когда все же закружилась голова, я устремила взгляд вдаль, высматривая вышки порта, но вокруг простирались лишь бесконечные сады. Когда корвет стал сбавлять скорость, меня охватило дурное предчувствие. Я нажала кнопку связи с пилотом:

— Мы скоро прибудем в порт?

— Мы почти на месте, госпожа.

Я мучительно вглядывалась в горизонт, смотрела на обе стороны, нервно елозя по сидению, но здесь были лишь сады. Проклятые сады. Корвет ухнулся вниз, обрывая дыхание, и нырнул в черноту парковочной трубы. Медленно скользил над полом, наконец, остановился.

Я смотрела через стекло на пустую парковку, лишь у дальней стены стояли два прогулочных корвета. Пилот просто сидел и чего-то выжидал. Я дернула дверь, но она не поддавалась. Я ткнула кнопку связи:

— Откройте дверь. Немедленно.

— Немного терпения, госпожа.

Я узнала полукровку по силуэту, по развевающимся полам темной мантии. Я в отчаянии дергала дверь, кричала на пилота, но все было бесполезно. Ларисс приблизился в сопровождении двух рослых наемников, открыл дверь и подал мне руку:

— Ты решила прогуляться, прелесть моя? Это мило. Как раз к обеду. Хвала моей предусмотрительности. Прикажу поставить еще один прибор.

Все было предрешено, еще вчера. Моя глупость, мой выбор и мои муки не играли никакой роли. Это просто время. Он уже вонзил зубы, очень давно, едва я появилась здесь, и не намерен ослаблять свою ядовитую пасть. Он разожмет ее, только если отсечь голову. Я забилась подальше, съежилась, стараясь стать меньше, но все было бесполезно — я была в ловушке. Ларисс кивнул одному из наемников, тот вытащил меня из корвета и закинул на плечо, как мешок. Я дергалась, колотила его кулаками, но все это было бесполезным трепыханием. Я узнавала знакомые коридоры, знакомые двери. Дом де Во.

Когда меня поставили на ноги, наемники встали у дверей. Столовая. Я лихорадочно оправляла платье, когда услышала за спиной голос полукровки:

— Как видишь, она не слишком дорожит твоей жизнью. Обидно, скажи.

Я повернула голову: за обеденным столом сидел Гектор. Он отложил приборы и поднялся навстречу.

Я сама удивилась, как ловко сошлась в голове эта отвратительная мозаика. Я просто рассмеялась. Хохотала в голос. Доверчивая идиотка! Котлован, абровена, бордель, сад… Какая чудовищная паутина. Если это дело рук одного человека — перед ним следовало бы преклоняться. Я смотрела не на Гектора — на полукровку, языческого идола самого отвратительного злобного бога.

Ларисс наблюдал за мной с явным самодовольством, будто говорил: «Прозрела, наконец, дура?» Я прозрела. Никто не собирался помогать мне в Котловане. Мною просто играли, как котенком. Привязывали к веревочке конфетный фантик и вертели перед самым носом. И я махала лапками, выбивалась из сил, думала, схвачу что-то ценное.

Я нашла глазами ближайший стул, подошла и опустилась, отодвинув тарелку. Ноги не держали. Я посмотрела на полукровку:

— Зачем?

Он многозначительно повел бровями:

— Так было нужно.

— Зачем?

Я мучительно хотела ответ. Должна быть причина. У всего должна быть причина.

Он проигнорировал вопрос:

— Полагаю, вам есть, что сказать друг другу. Я даже оставлю вас наедине, — он развернулся и пошел к выходу, стуча каблуками. — Поворкуйте.

Я молча сидела, уставившись на свои заледеневшие пальцы. Пожалуй, я уже и не хотела ничего слышать. Мне было попросту больно.

Гектор заговорил первым:

— Наверное, я должен извиниться, — кажется, ему было неловко.

Я долго молчала, наконец, покачала головой:

— За что?

Извинения… какой от них прок? Какой же идиоткой я чувствовала себя сейчас. Набитой дурой, которая посмела что-то возомнить. Хотелось просто исчезнуть, не сидеть здесь.

— Ты была добра ко мне. Мне жаль…

Жаль… Единственное слово, которое уместно здесь. Жаль. Я кивнула в сторону дверей, за которыми скрылся полукровка:

— Значит, это ты сказал тогда? Про бордель. Ведь ты видел меня. Не мог не видеть.

Гектор кивнул:

— Талиса моя старая подруга. Была… Я пытался отговорить ее тогда, но она не слышала меня. Она сделала глупость и, увы, поплатилась. Как и Марий Кар.

— Ты и о нем сожалеешь?

Гектор усмехнулся:

— Конечно, нет. Лишь жалею, что не причастен. Я пытался купить тебя, но это было бесполезно. Талиса пообещала тебя Кару, а я лишь взвинчивал цену. Тогда я связался с Лариссом.

На это уже было плевать.

— Ты и сейчас знал?

Он молчал, но не думаю, что не понял вопроса. Просто не хотел отвечать, потому что выглядело слишком отвратительно.

А я еще посмела глупо ревновать тогда, в Котловане, когда он сказал, что получил рану в борделе. Как же хотелось вернуться назад, перечеркнуть все это, вырезать, как кусок архивной записи. Сделать так, чтобы этого не было. Никогда.

— Я… мерзавец. Знаю.

Теперь я понимала, почему он так не хотел близости со мной — ему запретили. Сейчас я была безумно рада, что этого не случилось.

— Ты нравилась мне. И если бы Клоп не вошел тогда… Я был почти готов послать их всех. Это чистая правда.

— …замолчи. Я не хочу это слушать.

— Это правда.

— Замолчи.

Я не хотела смотреть на него, заглядывать в перечеркнутое шрамом лицо. Ловить зеленый взгляд. Я бы хотела, чтобы он растворился, как дым. Бесследно. Прямо сейчас.

— Жалеешь?

Я не поднимала головы:

— О чем?

— Что спасла мне жизнь.

Я усмехнулась, покачала головой:

— Нет. Я сделала, что могла. Что мне совесть велела. Был бы на твоем месте кто-то другой — я поступила бы так же.

— Даже Мартин?

Я промолчала. Да, наверное. Не смогла бы смотреть, как умирает человек.

— Он услал меня тогда в доки и запер в ангаре… — он будто оправдывался. — Я слышал, Бальтазар проболтался. Потом, когда Мартина… Это все…

Гектор не договорил. Обхватил пальцами затылок и шагал из стороны в сторону. Размашисто, покачиваясь:

— Хотя бы этого не должно было быть.

Я, наконец, подняла голову, но старалась не смотреть на него:

— Помоги мне выйти отсюда.

Он покачал головой:

— Прости, не могу. Не думай обо мне слишком плохо. Хотя… — он махнул рукой, — у тебя все основания. Мне жаль.

Гектор бросил на меня виноватый взгляд и пошел к дверям. Стремительно, будто бежал. Я слушала, как затихают его шаги, чувствовала себя жалкой, будто облили помоями.

Опомнившись, я подскочила и направилась следом — я тоже ухожу. Я решительно прошла мимо наемников, вышла в гулкую галерею и вздрогнула, услышав голос за спиной: