Невольница: его проклятие (СИ) - Семенова Лика - Страница 42

Я сделала несколько неверных шагов и остановилась. Подняла голову. Де Во все смотрел на меня, не отрываясь, но сейчас это не было неприятно. Этот взгляд будто разгонял кровь, заставлял чувствовать острее, будто иду над пропастью. Я и сама смотрела другими глазами — сейчас нельзя по-другому. Я не хотела вспоминать прошлое, гнала его, хотела видеть перед собой лишь мужчину, которому кинулась на грудь, который прижимал меня к себе. Мужчину, который из-за меня убил. Иначе просто не смогу. По его сосредоточенному напряженному лицу сложно было понять настроение. Я боялась лишь одного — привычной грубости. Не хочу. Больше не вынесу. Она раз и навсегда уничтожит то крошечное и теплое, что поселилось в душе после того кошмара. Он все видел, он должен понимать, если я ему действительно дорога. Хоть немного.

Он взял со стола пустой бокал, вертел в тонких пальцах:

— Выпьешь вина?

Я покачала головой: не хочу ничего, способного пошатнуть мою реальность. Хочу быть собой. Со своими чувствами, своими желаниями и своими страхами.

Де Во отставил бокал и приблизился ко мне. Встал совсем близко. Из-за яростного биения собственного сердца я едва слышала его тяжелое шумное дыхание. Я вся дрожала, но это был не страх — предвкушение чего-то незнакомого. Довольно страхов. Не хочу. Одна ночь — и я свободна.

Де Во легким касанием поправил прядь волос, упавшую мне на щеку:

— Ты очень красивая, — он сглотнул, голос хрипел. — Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. И самая желанная.

Даже если это ложь, которую всегда принято говорить, мне было приятно. Я хотела быть красивой. Хотела верить. Пусть на краткий миг, но это казалось настоящим. Я чувствовала себя женщиной, такой же, как все. И это было… странно. Такой же, как все. Имеющей право на выбор. Сделавшей выбор. Даже если это лишь иллюзия. Я себя отпускала. Пусть это будет будто по-настоящему, будто взаправду. Чтобы он поверил.

Рука де Во легко спустилась на шею, погладила плечо. Я впервые открыто смотрела в его сосредоточенное резкое лицо, заглядывала в глаза. Даже стариться он будет красиво. Мне захотелось коснуться его лица. Замирая, я подняла руку, легко дотронулась до скулы, ощущая, как он вздрогнул, будто мое прикосновение обжигало. Я отдернула руку, опасаясь перемены, но он лишь прикрыл глаза. Я вновь провела пальцем по щеке, коснулась жесткой линии губ, изучая контур. Я чувствовала себя наедине с хищником, способным молниеносно откусить руку: одно неверное движение, неверный взгляд — и он взбесится, теряя терпение. Мысленно я просила только об одном: лишь бы он не переменился. Не хочу насилия. Я сыта им по горло, на всю оставшуюся жизнь.

Он прикрыл глаза и внезапно отстранился, лицо закаменело. Я вся сжалась, ожидая чего-то предсказуемого, почти привычного. Я стерплю, но это уничтожит во мне ту крупицу веры во что-то лучшее, которая еще осталась, несмотря ни на что. Де Во смотрел мне в глаза, сосредоточенно поджав губы, прямые брови сошлись к переносице. Он сцепил руки за спиной, вероятно, боялся сам себя. Резко развернулся, подошел к сейфу за мозаичной панелью, достал уже знакомый формуляр. Растеряно повертел в руках, нажал и активировал. Загорелась оранжевая окантовка, проступили черные буквы. Он приложил палец к экрану, и оранжевая полоса сменилась зеленой, как трава. Де Во положил передо мной документ на круглый стеклянный столик. Сделал несколько порывистых шагов, отходя, и повернулся ко мне спиной, смотря в глянцевую черноту окна:

— Ты свободна, данные уже в реестре. Обвинения сняты. Ты можешь просто уйти в любое время. Никто не посмеет задержать тебя. Если захочешь принять мою помощь, я дам тебе денег и организую корабль, который доставит тебя в любую точку вселенной. Я виноват перед тобой. — Он вскинул голову, прямой, как струна: — Я не принуждаю тебя. Не хочу принуждать. И не буду.

Последние слова прозвучали четко, без эмоций, будто он раздавал команды солдатам.

В груди все замерло. Я подошла, взяла формуляр, долго вчитывалась в мелкую черноту казенного текста. Руки дрожали. Много формализма, много канцелярской ерунды. Документ возвращал мне свободу и родовое имя. Эмма Оллердаллен. Теперь мне не нужен даже паспорт. Но можно ли отозвать формуляр? Думаю, он может все.

Кажется, я уловила, чего хочет он сам. Не понимала одного, что это: ловкий ход или бессилие? Может ли он быть бессильным? Едва ли, но мне нравилось так думать, тогда я ощущала в себе какую-то власть. Он хотел, чтобы я пришла сама, не по его ультиматуму, разрушая иллюзию. Теперь он дал мне видимость выбора. Видимость, но не выбор. И если я сейчас уйду — едва ли смогу выйти даже за границы парка не смотря на все его уверения. Я вновь попадусь и буду обвинять себя в том, что сглупила.

Я больше не попадусь.

Я уже приняла решение. Я готова к нему. Я не поддамся на провокацию. Я хотела сделать то, на что решилась сама. Это было важно. Мне самой все это казалось странным, но внутри сплелся тугой комок эмоций, страхов, тайных и явных причин. Я хотела быть честнее. Честнее их всех. Это было глупо, нерационально, по-детски, но я отчаянно вцепилась в это решение. Во мне скреблось когтями отчаянное желание сделать так, чтобы он до самой смерти не мог меня забыть. Чтобы я преследовала его в воспаленных, горячих ночных кошмарах. Чтобы он сгорал от желания снова и снова видеть меня, обнимать, целовать, но не мог. Потому что отныне больше никто не властен надо мной. Никто. Я свободна.

Я свободна.

Я отложила формуляр на столик, подошла к де Во и провела ладонью по укрытой шелком спине. Почувствовала, как он вздрогнул всем телом.

— Я не уйду. Это мое желание. У меня лишь одно условие.

Он медленно развернулся, и я уперлась ладонями в его гладкую грудь, чувствуя, как колотится чужое сердце.

— Будь нежным.

Он напряженно смотрел на меня, будто все еще ждал, что я передумаю. Передумаю и развяжу ему руки. Я слышала его шумное дыхание, видела твердые поджатые губы, как напряглась челюсть. Я почувствовала тиски пальцев на плечах и похолодела. Неужели я просчиталась? Что ж… поделом. Стало горько, но вместе с тем почти смешно. Поделом. Я стерплю. Я уже многое стерплю. Несмотря ни на что, я наивно поверила, что он может быть другим. Я хотела в это верить, но люди не меняются. Никто не становится лучше.

Вот так жестокие уроки один за другим гранят человека по своему черствому подобию. Оно и к лучшему: очерствев, уже ничего не ждешь, а если не ждешь — не разочаровываешься. И тогда наступит спокойствие, которого я так хочу. Помнится, старуха Карпата любила твердить одну поговорку: «Дураков надо учить». Никогда не понимала ее смысл, эти слова казались пустышкой, ерундой. Но теперь я согласна: дураков надо учить, и если дурак не учится — это его вина и его проблема.

Теперь это моя вина и моя проблема. Но теперь я буду свободной.

Я глубоко вздохнула, готовясь принять все последствия своего решения, и почувствовала, как его губы мягко коснулись моих. Я сжалась, напряглась, и не сразу поняла, что хватка ослабла. Его рука скользнула по спине, погладила шею. Пальцы нырнули в волосы, придерживая голову. Он покрывал легкими поцелуями мои щеки, окутывая знакомым запахом табака и амолы. Я боялась даже дышать, что-то сделать не так, разрушить эту хрупкую, зыбкую реальность. Другая его рука опустилась на талию, и он поводил большим пальцем, поглаживая через тонкую ткань. Я вновь коснулась его лица, провела по шее. Он снова поймал мои губы, и я раскрыла их, предвосхищая нетерпеливое давление. Целовала робко, постоянно опасаясь, что он вот-вот сорвется. И он сорвался. Губы стали жесткими, яростными. Руки легли на плечи и сорвали платье к ногам. Он притянул меня к себе, но хватка тут же ослабла. Де Во отстранился, будто очнувшись, какое-то время сосредоточенно смотрел мне в глаза.

Не хочу больше сомневаться, убеждать себя, иначе сойду с ума. Если хочешь кого-то обмануть — нужно самому в это поверить. Сегодня это мой мужчина. Точка. А потом я свободна. Как ветер.