Невольница: его проклятие (СИ) - Семенова Лика - Страница 33

А теперь еще и это дерьмо, которое совершенно выбивало из колеи.

Я активировал карту: у Каменного сада горело зеленым — застать Торна дома в этот час было почти немыслимо. Впрочем, как и в любой другой.

Я нажал на кнопку связи с пилотом:

— К Каменному саду.

Корвет резко развернулся вокруг исполинской колонны Пирама II, увенчанной титанической статуей, и юркнул под арку моста. Статуя представилась утопленной, а бесчисленный транспорт вокруг — косяками шустрых рыб. Я бы нырнул. На самую глубину, где ни людей, ни звуков. Когда я так отдыхал в последний раз? Не помню. Черт подери, не помню.

Винс удивился, если не сказать ошалел. За все время я был у него раза три — не больше. Он квартировал в одной из высоток и занимал целый этаж.

Он встретил в халате:

— Не ожидал, ваше сиятельство.

Я хлопнул его по плечу:

— Ты дома… удивлен.

— Увольнительный. Ты вовремя. Мне отчитались буквально пять минут назад — не успел тебе сообщить. Ищейки полагают, что периметр поиска нужно сократить до трех кварталов, — Винс развернул световую карту и ткнул пальцем в паутину, часть которой окрасилась красным: — Семи судов, Галактической Биржи и Старого невольничьего рынка.

Ее следы терялись в районе Биржи. Биржа имела свои внутренние стартовые платформы — Эмма могла оказаться в любом месте планеты. Но у ищеек свои надежные источники, они не раскроют их даже Императору. На то они и ищейки. Если они ограничили территорию…

Ответ напрашивался только один, но я не хотел в это верить:

— Бордель? — Я не мог даже вообразить, что ее касаются чужие руки: — В районе Семи судов десятки борделей.

Винс скривился, покачал головой:

— Не думаю. Это довольно глупо. Она слишком приметная. К тому же, вся эта история с Советом… Надо быть совсем без мозгов, чтобы ее принять.

— Это самый очевидный вариант. Рынок — абсурд. Биржа — сам понимаешь. Там только магазины и жилые дома.

Я закурил, подошел к окну, глядя на снующую в сумерках вереницу корветов, подсвеченных всеми мыслимыми цветами. Неужели Вирея дала мне намек? Или все же обмолвилась для красного словца? Бордель… Твою мать, это вполне похоже на женскую месть.

Я повернулся к Винсу:

— Содержатели маленьких никогда не рискнут, а вот больших… Какие самые крупные? Это ты у нас специалист по борделям.

Он отмахнулся:

— Перестань. Ты знаешь, что это не так. Морган — твое же поручение.

Я махнул рукой, сейчас даже подначивать его не было настроения. Он вновь ткнул в карту, окрашивая паутину зелеными квадратами:

— «Райский цветок», «Соблазн» и «Парящая дева». Самый крупный — «Райский цветок».

— А у которого скандальнее репутация?

Винс пожал плечами:

— Пожалуй, «Соблазн» и «Дева». В первом частые драки, а второй… сам знаешь — из-за Кара и прочих. — Он помедлил: — Неужели ты, впрямь, думаешь, что Тенал опустится до такого? Может, все же квартира?

Я вновь закурил и отвернулся к окну:

— Этот говнюк способен на что угодно. И он, и его дочь перешли все границы. Как только все закончится — я потребую развода. Диктовать мне правила. Да он просто охренел. — Я покачал головой: — Нет, Винс, не квартира — это слишком просто.

Увы, это слишком просто…

— И что тогда делать?

Я пожал плечами. Да черт его знает, что делать — я не могу брать штурмом бордели.

— Как минимум, послать проверенных людей, чтобы поглядывали. Но это чушь, так, для очистки совести. Если кто-то из содержателей, действительно, рискнул взять ее к себе — ее никогда не покажут. Винс, ты теперь не должен там появляться. Все знают, что ты мое доверенное лицо.

Он скривился:

— Да брось, мне не запрещено.

Я покачал головой:

— Это приказ, Торн. Пока все не закончится, чтобы ноги твоей не было в борделе.

Я жила в бесконечном тягучем кошмаре. Больном сне, когда ничего, по большому счету, не происходит, но ты вязнешь в клейкой тошнотворной неге. К счастью, здесь была Лора. Она — осколок моей прошлой жизни, и если закрыть глаза и включить воображение, можно было бы подумать, что мы сидим на моей маленькой кухне, припудренной вездесущим песком. Болтаем о ерунде. Разве что пахло по-другому. Теперь все было пропитано удушливыми духами, а от Лоры несло табаком.

Она знала о том, что меня разыскивали. От Торна. Спрашивала, спрашивала… Я рассказала все — умолчала лишь о Гекторе. Я просто поймала себя на мысли, что мне нужно выговориться. Озвучить, выдохнуть, вытрясти из себя часть слов, как мусор, как мелкие отлетевшие детали. Я будто становилась легче, невесомее. Говорила о Добровольце. О его голове. О странной перемене де Во. О полукровке. Даже о порке. Только не о Гекторе. Не хочу. Я чувствовала себя полной дурой. А Лора непременно раздует романтическую небывальщину, от которой станет противно.

Не хочу ее фантазий.

Лора теперь могла реже выходить в общий зал, но все же спускалась в те часы, когда обычно приходил Торн. Только возвращалась без добрых вестей. Не было ни Торна, ни долговязого мальчишки, которого он обычно сопровождал. Может, он уехал в какой-нибудь гарнизон? Каждый вечер я надеялась на добрые вести, но каждый вечер Лора возвращалась ни с чем. Порой я думала, что она просто врет, никуда не ходит. Может, так и есть, но эта мысль отбирала надежду.

Лора вошла и встала у самой двери, прислонилась спиной к стене:

— Она хочет, чтобы ты пришла к ней в кабинет.

Я поднялась со стула у черного окна, внутри все замерло:

— Зачем?

Лора пожала плечами:

— Не знаю, не сказала. Думаю, приняла какое-нибудь отвратительное решение.

Сердце заколотилось, в груди разлился холод. Но выбора не было.

Мы вышли в коридор. Лора толкнула одну из одинаковых дверей, за которой оказался черный ход. Мы долго петляли в лабиринте тускло подсвеченных коридоров, несколько раз спускались и поднимались по ступенькам. Жирной жабе не откажешь в осторожности. Казалось, ее крысиные ходы опутывают всю планету. Наконец, мы остановились перед дверью. Лора громко постучала и нажала на полочку ключа.

Кабинет этой суки. Снова красный, в тошнотворном оттенке цветов бондисана, от которого мутило. Все стены завешаны бархатом. Здесь тяжело дышалось. Хозяйка сидела за столом и курила сигарету в длинном мундштуке. На этот раз она была в сливовом атласе, лишь подчеркивающем омерзительные складки. Губы тоже были вымазаны фиолетовым, но от этого не казались более живыми. Такая же плоская заплатка на лоснящемся, как платье, лице. Лигурка посмотрела на Лору, махнула рукой:

— Иди, давай.

Та склонила голову, развернулась, лишь бросила на меня острый опасливый взгляд, и вышла. Она не могла ничем помочь, даже если бы вдруг захотела.

Хозяйка выпустила струю дыма и вытаращилась на меня черными глазами. Так же, как тогда, как смотрят на конфету. Меня передернуло, и я опустила голову. Не хочу видеть ее. Иначе захочется впиться ногтями и расцарапать рожу.

— Ты хорошо ешь?

Я опешила — не ожидала такого бытового вопроса. Пожала плечами:

— Не знаю.

Лигурка подалась вперед:

— А кто знает? Ты все еще худая — это не хорошо.

Хочет, чтобы я была такой же жирной гусеницей, как она сама? Она казалась раздраженной. Толстуха затушила сигарету, открыла, было, рот что-то сказать, но запищал селектор на столе. Она приняла вызов. Мужской голос:

— Хозяйка, к вам пришли.

Она поднялась, подошла к портьерам и отвела край — ткань скрывала стекло, за которым просматривался зал. Какое-то время она вглядывалась, что-то выискивая, наконец, вернула ткань на место:

— Жди меня здесь.

Она обошла стол и вышла.

Я осталась одна. Какое-то время просто стояла на месте, робко озираясь. Наконец, подошла к задернутым портьерам, и осторожно заглянула в щель, разглядывая с высоты общий зал.

Он был огромен. Сколько не приглядывалась, я не смогла различить противоположную стену. Сквозь стекло доносилась чарующая, почти гипнотическая музыка, между бесчисленных столов и диванчиков сновали голые официантки на огромных каблуках, наряженные в крошечные белоснежные передники, которые прикрывали, разве что, пупок. Одна из них поставила на столик бутылки и бокалы, и я увидела, как сидящий за столом имперец запустил руку ей между ног. Она стояла и сверкала заученной казенной улыбкой. Потом повернулась и выпятила зад, по которому тут же пошарила его рука. Официантка отошла, имперец активировал панель на столе, и в центре замелькали голограммы девочек. Выбирал шлюху. Я глубоко вздохнула, стараясь подавить подкатывающую панику. Это ад. Хуже просто быть не может.