Индия, Судан, Южная Африка. Походы Британской армии - Спенсер-Черчилль Уинстон - Страница 24

Политический чиновник был тверд, его условия были ясны. Либо они вернут 22 ружья, захваченных у 35-го Сикхского и 16-го полков, либо их деревни будут уничтожены. На это они ответили, что ружей у них нет. Все ружья, сказали они, (и, думаю, это было правдой) забрали афганцы из Кунарской долины. Они не отдадут их. К тому же — и это тоже было правдой — ружья были захвачены в «честной войне».

Один человек, который несколько лет прожил в Калькутте, особенно красноречиво говорил об этом и очень умело отстаивал свою точку зрения. Мистер Дэвис, однако, разбил его систему защиты, спросив, почему в племени не нашлось «седобородых» и почему ими предводительствовал «бабри». Дискуссия перешла к вопросу об их конфликте с британскими властями. Они признали, что посылали своих молодых людей участвовать в нападении на Малаканд и Чакдару. «Весь мир поднялся на священную войну», — сказали они. Они также признались, что прошли пять миль из своей долины, чтобы напасть на лагерь у Марханая. Почему сиркар сжег их деревню? — спросили они. Они всего лишь хотели отомстить, чтобы отстоять свою честь. Разговор вернулся к критическому моменту. Вернут они ружья или нет? Они отвечали уклончиво, что им надо посоветоваться с соплеменниками и что они дадут ответ на следующий день. Это равно было отказу, и поскольку никакого ответа 27 сентября получено не было, переговоры были прекращены.

Вследствие всего этого и из-за угрожающего поведения туземцев в Дире и Баджауре сэр Биндон Блад телеграфировал правительству Индии и рекомендовал оставить на этой территории значительные военные силы. Сделав это, он фактически отказывался от командования экспедицией в Тирах. Правительство приняло совет генерала. В его распоряжение поступили одиннадцать батальонов пехоты, семь эскадронов кавалерии и три батареи, и ему было предписано действовать по обстоятельствам, как он сочтет нужным. Он немедленно приказал генералу Джеффризу возобновить карательные операции против мамундов.

В соответствии с этими приказами 2-я бригада 29 сентября уничтожила все деревни в середине долины, от двенадцати до четырнадцати, и взорвала динамитом тридцать башен и фортов. Туземцы, которые не могли противостоять войскам на открытом пространстве, укрылись на холмах и довольствовались тем, что обстреливали с дальней дистанции кавалерийские патрули.

Мне кажется, что это подходящий момент, чтобы обсудить вопрос, связанный с сожжением деревень. Я рассказал с независимой беспристрастностью о развитии конфликта между туземцами и британскими властями. С той же беспристрастностью я рассматриваю и те методы давления на туземцев, которые использовались. В Англии по этому вопросу высказывалось много неверных суждений. Один член палаты общин спросил государственного секретаря, принималось ли во внимание при наказании деревень, что сжигаться должны были только дома виновных в антибританских выступлениях. Он получил суровый ответ, что вина владельцев домов при их сожжении принималась во внимание. Конечно, трудно представить более нелепое зрелище, чем солдаты, которые только что ворвались в деревню, выбив противника штыками, которые отражают энергичные контратаки туземцев, причем опасность с каждой минутой увеличивается и угрожает потерями, и которые при этом расхаживают среди хижин и выясняют, какие дома принадлежат повстанцам, а какие — невинным гражданам. Другой член палаты спросил, уничтожались ли целые деревни или только укрепления. «Только укрепления», — без колебаний ответил министр. Что же на самом деле? По всей афганской границе каждый дом представляет собой крепость. Деревни — это укрепления, а укрепления — деревни. В каждом доме имеются амбразуры, а есть ли при нем башня или нет зависит только от состоятельности владельца. Еще один законодатель на страницах своего развлекательного еженедельного журнала посвятил этому вопросу несколько колонок и осудил подобную тактику как варварство. Она не только варварская, утверждал он, но и бессмысленная. Куда теперь пойдут жители деревень? Конечно, к врагу! За этим заявлением скрывается, пожалуй, самое удивительное непонимание истинного положения дел. Автор, похоже, вообразил, что племена состоят из регулярной армии, которая сражается, и мирного законопослушного населения, которое занимается своим делом и время от времени, возможно, протестует против чрезмерных военных расходов. Что же до реального положения вещей, то каждый житель этих мест становится и остается солдатом с того момента, когда он оказывается в состоянии швырнуть камень, и до того времени, пока он в состоянии нажать на курок, после чего, вероятно, его убивают, так как он становится обузой для общества.

Вооружившись этими откорректированными фактами, я приглашаю читателя самого разобраться в вопросе о законности сожжения деревень. Лагерь британской бригады, которая движется по приказу правительства Индии и с согласия народа Объединенного Королевства, подвергается ночной атаке. Убито несколько офицеров, солдат и дорогостоящих вьючных животных. Нападавшие отступают в горы. Последовать туда за ними невозможно. Их нельзя поймать, их нельзя наказать. Остается только их собственность — эта собственность должна быть уничтожена. Их деревни становятся заложниками их хорошего поведения. Они прекрасно знают это, и когда атакуют конвой или лагерь, то делают это потому, что рассчитали стоимость потерь и пришли к выводу, что дело того стоит. Конечно, это жестокость и варварство, как и многое другое в войне, но было бы крайне нелогично считать законным уничтожение человеческих жизней и незаконным — уничтожение имущества.

В официальном языке для сожжения деревень обычно употребляют эвфемизмы «было захвачено и наказано столько-то деревень» или же «укрепления были снесены». Я не верю во все эти иносказания. Отсутствие уверенности, которое демонстрирует правительство Индии, в лучших традициях британской демократии, является наименее привлекательной из его черт. Людям нашего острова требуется только, чтобы дело было им прямо и честно изложено, и тогда они найдут разумное и практичное решение. Если это не так, то мы не должны занимать то привилегированное место в мире, которое занимаем.

Но вернемся в Мамундскую долину. 29 сентября около дюжины деревень на равнине были уничтожены без всяких потерь с нашей стороны. 30 сентября дело повернулось иначе. Деревня Агра соприкасается с деревней Загай, захват которой мы уже описали. Она стояла в обширной горной впадине на местности столь пересеченной и неровной, что передвигаться по ней было трудно. На крутом склоне горы были разбросаны огромные скалы, некоторые высотой футов в тридцать. Среди них были зажаты хижины и узкие террасы, на которых рос урожай и которые поднимались одна над другой гигантскими ступенями по десять-двенадцать футов. Нападение на это место было затруднено еще и тем, что в той же западине находилась еще одна деревня, Гат, которую приходилось занимать одновременно. Это заставило бригаду атаковать более широким фронтом, чем позволяла ее численность. Стало очевидно, как только кавалерия проводников подошла к холму, что здесь готовится сопротивление. Невооруженным глазом можно было видеть несколько красных знамен, а в полевой бинокль были различимы многочисленные фигуры, усеявшие гребни и отроги. Эскадрон, наступая настолько быстро, насколько позволяла неровная местность, вскоре попал под огонь отдельных стрелков. Затем бригада вступила в бой в следующей формации: кавалерия на левом фланге прикрыла вход в обширную долину, откуда могла исходить угроза флангу. Пехота проводников и Королевский Западный Кентский полк продолжили линию до центра атаки, 31-й Пенджабский пехотный полк двигался против отрогов справа от деревни, 38-й Догрский полк оставался в резерве. Бой начался со штурма пехотой проводников отрогов слева от вражеских позиций. Их упорно защищали, и они были укреплены сунгарами, за которыми укрывались защитники. Туземцы, пользуясь великолепным прикрытием, открыли беглый огонь. Вскоре стало очевидно, что враг не собирается отбивать атаку. Когда войска подошли на сто ярдов и примкнули штыки, около дюжины отчаянных храбрецов еще отстреливались из-за сунгаров. Афридская и патанская роты проводников с криками торжества, перешедшими в пронзительный вой, вырвались вперед, взобрались на холм, как могут влезть на него только горцы, и очистили гребень. На другой стороне холма видны были фигуры отступавших туземцев, и многих из них подстрелили прежде, чем они смогли найти укрытие.