Эстетика в трамвае - Ортега-и-Гассет Хосе - Страница 3

"Laudata sii Diversita,

delle creature, sirena

del mondo"[9].

Вот так я из этого ничем не примечательного трамвая, бегущего в Фуэнкарраль[10], посылаю свое возражение в сад Академа.

Мною движет любовь, она заставляет меня говорить... Это любовь к многообразию жизни, обеднению которого способствовали порой лучшие умы. Ибо как греки сделали из людей единичные души, а из красоты - всеобщую норму или образец, так и Кант в свое время сведет доброту, нравственное совершенство к абстрактному видовому императиву.

Нет и нет, долг не может быть единым и видовым. У каждого из нас он свой - неотъемлемый и исключительный. Чтобы управлять моим поведением. Кант предлагает мне критерий: всегда желать того, чего любой другой может пожелать. Но это же выхолащивает идеал, превращает его в юридический истукан и в маску с ничейными чертами. Я могу желать в полной мере лишь того, чего мне лично хочется.

Рассмотренное нами вычисление женской красоты служит ключом и для всех остальных сфер оценки. Что приложимо к красоте, приложимо и к этике.

Мы уже видели, что всякое отдельно взятое лицо являет собой одновременно и проект самого себя и его более или менее полное осуществление. То же самое и в сфере нравственности: каждый человек видится мне как бы вписанным в свой собственный нравственный силуэт, показывающий, каким должен бы быть характер этого человека в совершенстве. Иные своими поступками всецело заполняют рамки своих возможностей, но, как правило, мы либо их не достигаем, либо за них выходим. Как часто мы ловим себя на страстном желании, чтобы наш ближний поступал так или иначе, ибо с удивительной ясностью видим, что тем самым он заполнил бы свой идеальный нравственный силуэт!

Так давайте соизмерять каждого с самим собой, а то, что есть на самом деле, с тем, что могло бы быть. "Стань самим собой" - вот справедливый императив... Обычно же с нами происходит то, что так чудесно и загадочно выразил Малларме, когда, делая вывод относительно Гамлета, назвал его "сокрытым Господом, не могущим стать собой"[11].

Где угодно и в чем угодно будет нам полезна эта идея, открывающая в самой действительности, во всем непредвиденном, что она в себе таит, в ее способности к беспредельному обновлению источник идеалов, норм, образцов совершенства.

К литературной или художественной критике наша теория применима самым непосредственным образом. А анализ, направленный на формирование суждения о женской красоте, применим к предмету чтения. Когда мы читаем книгу, то ее "тело" как бы испытывает постукивание молоточков нашей удовлетворенности или неудовлетворенности. "Это хорошо, - говорим мы, - так и должно быть". Или: "Это плохо, это уходит в сторону от совершенства". И автоматически мы намечаем критическим пунктиром ту схему, на которую претендует произведение и которая либо приходится ему впору, либо оказывается слишком просторной. Да, всякая книга - это сначала замысел, а потом его воплощение, измеряемое тем же замыслом. Само произведение раскрывает и нам свою норму и свои огрехи. И было бы величайшей нелепостью делать одного писателя мерилом другого.

А эта дама, сидящая передо мной...

- Куатро Каминос![12] - выкрикивает кондуктор. Этот крик всегда вызывал у меня тяжелое чувство, ибо он - символ замешательства.

Однако приехали. За десять сантимов далеко не уедешь.

КОММЕНТАРИЙ ЭСТЕТИКА В ТРАМВАЕ

(Estetica en el tranvia). - O. С., 2, р. 33-39.

Написано в 1916 г. Опубликовано в сборнике "Наблюдатель-1". Необычное по форме и сюжету, это эссе в свое время вызвало большой интерес, проявившийся в подражательных опусах других авторов. Ортега умело соединил здесь: платоновскую концепцию любви к объекту интереса; концепцию интенционального акта, который он трактует в духе готовности к исполнению (как стремление сделать любимое совершенным), а также концепцию возможности дедукции красоты на основе феноменологического акта визуального восприятия. По Платону, любовь направляется от страстного желания завоевать и удерживать то, чем овладеваешь, к выявлению красоты этого завоеванного, что, таким образом, превращает любовь в устремленность к благу. Этот процесс рассмотрен в "Федре" (265 и дальше) и особенно интересно - в диалоге "Пир": "Кто, наставленный на путь любви, будет в правильном порядке созерцать прекрасное, - наставляла Сократа некая Диотима, - тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечто удивительное, прекрасное по своей природе", нечто вечное и всегда в самом себе единообразное, к которому "другие разновидности прекрасного не имеют... отношения" (Платон. Пир, 210е-211д. - Соч., т. 1).

Концепцию интенционального акта сознания Ортега стремился интерпретировать в духе "спасающего" размышления, то есть готовности "я" превратить объект любви в нерасторжимую часть меня самого. Инструмент реализации своего намерения Ортега видел в новом направлении западноевропейской мысли - в феноменологии. В 1913 г. в серии статей под общим заголовком "Гуссерль. О понятии ощущения" он подробно анализировал труды ученика Гуссерля Г. Гофмана, направленные на построение феноменологической концепции ощущения как акта цельного, сложного (в отличие от попыток Г. Эббингауза и В. Вундта выделить "идеальное", "атомарное" ощущение), содержащего или дающего "чувственную интимность" (das sinnliche Erlebnis) реального объекта. Ортега приветствовал эту идею Гофмана, поскольку в соответствии с ней овладение сущностными чертами объекта могло осуществляться уже на стадии так называемых презентативных актов сознания, то есть в представлении, воображении объекта, в фантазии: "...мы говорим о необходимости одного реального (презентативного. - О. Ж.) акта и основанного на нем суждения, ибо только в одном этом мы открываем закон" (О. С., 1, р.251). Ортега, таким образом, полагал, что идея "спасающего" размышления получила со стороны феноменологии экспериментальное подтверждение.

[1] Человек хорошего общества (франц.).

[2] В "Размышлениях о "Дон Кихоте" (Предварительное размышление, разд. II. Культура - Безопасность) в общем виде представлено видение сущности испанской культуры, или "понимание испанского"... Определяющими чертами испанской культуры, по Ортеге, являются: 1) энергетическая напряженность, всегда готовая проявить себя в выдающихся творениях разного рода; 2) двусмысленность, небезопасность всего, что рождается в лоне испанской культуры; это последнее свойство является следствием того, что в каждый момент своей истории и в каждом из выдающихся творений испанская культура не подкреплена опытом прошлого и не заботится о перспективе развития в будущем (см.: О. С., 1, р. 83, 84).