Вампирский дедушка (СИ) - Греков Сергей - Страница 23

— А как же им не быть? — удивилась женщина. — Меня Павла зовут. Это Осип, — она показала на мужика с лопатой. — А это Остап.

— Павла, Осип и Остап, — повторил я. — Хорошо. Сейчас возвращаемся туда, где мы встретились в первый раз. Эти дети, — я кивнул на малышню, — со мной. Заберите у них все предметы.

— Но мы не можем прикасаться к благородному оружию, — проблеял Осип. — За это нам...

— Это приказ! — прорычал я. — Взяли! И не задавайте лишних вопрос!

Люди благоговейно притронулись к шпагам. Я видел, как в их глазах появился нездоровый огонь.

— Чего встали? — рявкнул я. — Идем!

Мы снова углубились в каменные джунгли. Павла, к моему большому удовлетворению, стала наседкой, вокруг которой вилась детвора. Я же шел за руку с тигрицей. В один момент вспомнил, что собирался сделать с девчонкой Альфач Косой — я неосознанно сдавил ладонь ребенка. Девочка вскрикнула.

— Прости, — я ткнул пальцем ей в нос. Мой рукав слегка задрался. Тигрица тут же поправила его. Я подмигнул и прошептал. — Спасибо, — девочка показала язык и улыбнулась.

Мы петляли по проулкам, поднимались по мостам и пересекали подземные переходы. Да уж, надо было мне как-то по-простому одеться. Благородный, который мало того, что следует за кормом, так ещё и касается его — это нонсенс. Чувствую, пересудов не избежать. И как на зло не было у меня сейчас ни людских штанов, ни рубахи.

По пути я продолжал задавать вопросы, касающиеся жизни корма. Оказалось, что они почти никогда не разделяют детей на своих и чужих. Я спросил, зачем же тогда малышей отдают в приюты.

— Так для заботы, — ответила Павла. — И чтобы им рассказали про некоторые правила и уложения. Пока они маленькие, им позволяется делать некоторые вещи, — она с неудовольствием посмотрела на тигрицу.

— А школы есть для людей?

— Слыхала я про такое. Но смысла от них никакого нет. Взрослые всё расскажут и покажут.

— А как у вас с налогом? Кто и как его берет? — поинтересовался я.

— Мы платим два вида. Первый Альфачу Косому... А чего вы на меня так зло смотрите? — удивилась Павла. Вопрос адресовался ребятне.

— Как-нибудь потом расскажу про это. Что дальше?

— Ах, да. Первый — Альфачу Косому. Это налог за безопасность. Чтобы люди жили спокойно, и никто им не досаждал. Тут же иногда разные шайки появляются. Но Альфач быстро наводит порядок. Он — наша защита и опора.

Ага. Защита. Как же. Сам, наверно, и собирает банды. Точнее собирал. Хе-хе. Больше эта тварь небо коптить не будет.

— А второй — дань баронствам. Каждый из семи родов забирает себе по девяносто миллилитров раз в два месяца.

— И что будет, если не сдашь кровь?

— Так мы тогда умрем от полнокровия через пять месяцев. Это все знают. И это страшная болезнь. Лучше пусть нас хозяин кладбища сожрет. Или вампир. Так оно быстрее будет, меньше мучений. Так что нам придется самим себе её пускать. Но пусть уж лучше она на благое дело пойдет, чем просто пропадать будет.

— И прям никто и никогда не пропускает этой процедуры? — с сарказмом в голосе спросил я. — А как же люди в катакомбах?

— Так они же пьют и употребляют всякое разное. От этого у них кровь погибает. Поэтому и не бывает у них полнокровия. А я слыхала, что прабабка моя как-то полгода не платила налог. Мамка мне рассказывала, что она умерла в страшных муках. Её вены полопались от переизбытка крови.

Да уж. Мозги им изрядно промыли. И ведь у неё нет никаких сомнений, что всё, о чем она говорит — правда.

Через два часа мы вышли на пустырь, в котором я появился в этом неправильном мире. Вокруг вообще никого не было. Даже коровы отсутствовали. Мои пожитки сгрузили в хибарку, где уже стояли сосуды с кровью.

— Когда приедет налоговик? — спросил я.

— В полдень, — ответил седой Остап.

Я поднял глаза к небу. Солнце пряталось за набежавшими облаками.

— И через сколько будет этот полдень?

— Через сорок минут, — уверенно сказал Осип.

— Понял. Вот этих, — я указал на детвору, — накормить, напоить и спать уложить. И сами отдохните. К этой хижине, — я указал на хибару, — никто не должен приближаться до самого вечера. И никому не слова о том, где были и что видели. Всё ясно?

— Да, — ответила за всех Павла.

— Вернетесь ко мне через восемь часов. А теперь все брысь отсюда. Да-да, и ты тоже брысь, — сказал я тигрице. — Нечего тебе смотреть на то, что тут будет твориться.

Девочка нагло потянула меня за рукав. Я нагнулся, а она прошептала мне на ухо:

— Я ничего не боюсь. И это я убила Альфача Косого. Я имею право видеть всё, что тут будет происходить. И я знаю, что у Альфача ты убил несколько благородных. Но это даже хорошо. Это правильно.

А глазки-то жалобные-жалобные. Вот ведь манипуляторша! Ну пусть будет так. Сдается мне, что девчонка-то не самая простая. Я кивнул — остальные ушли.

В оговоренное время я увидел карету, которая неспешно подъехала к пожарищу. Из неё вышел высокий горделивый блондин. Он с нескрываемым отвращением посмотрел на окружающую обстановку, а затем заметил меня.

— Сколько литров вышло? И где все люди? Нам самим что ли это всё грузить? — засыпал меня вопросами игрок. — И почему ты один? Альфач двоих же посылал.

— Вышло намного больше, чем мы рассчитывали, — я улыбнулся и развел руками. — Этой повозки не хватит, чтобы всё увезти.

— Даже так? — обрадовался налоговик. — Это прекрасная новость. И где же все амфоры?

— В хибаре. Я слышал, что их лучше хранить в тени. Идем.

— В тени? Никогда про это не слышал. Но хуже точно не будет.

Налоговик пошел вслед за мной.

Я понимал, что налоговик — не та фигура, пропажа которой останется без внимания. Он был одним из тех игроков, что контролирует добычу самого ценного ресурса в этом мире — крови. Очевидно, конечно, что не он один занимался сбором, но всё же он — личность (даже по местным меркам) значительная. И также я понимал, что эту тварь нельзя оставлять в живых. Сколько на нём уже трупов? Сто? Двести? Тысяча? И я говорю не про тех, кто являлся обычным кормом. Я говорю про незаконный приработок — тайное убийство обычных людей. И ведь так будет продолжаться ещё долгое время, если кто-то не остановит его.

Зачем мне всё это надо? Это странный вопрос, который мог задать только тупорылый имбецил, который ничего не видит дальше собственного носа. Признаюсь, на большинство местных мне просто плевать. Они для меня чужие, их нравы и их рабское мировоззрение для меня дикие и непонятные, но среди них были дети. Обычные и добрые дети, которые должны жить в любви и заботе.

Во время Великой Отечественной войны я остался на попечении бабушки. Отец погиб в холодный ноябрь сорок первого. Мать со старшим братом — в сорок третьем. В момент победы над фашизмом среди наших соседей осталось четверо сирот, которых и взяла себе на воспитание бабушка. И знаете, что самое странное? В двадцать первом веке (ей богу, удивлен, что смог дожить до него) в приютах было больше детей, чем после войны. И люди, которые перенесли тяготы голодной жизни, никогда бы не спросили, зачем я спасаю детей. Им бы и в голову не пришел такой вопрос. А сейчас что? Сейчас в мире царит эгоизм и самолюбование. Люди живут чужой жизнью. Они пытаются казаться тем, кем не являются. В интернетах люди равняются на своих пендосовских кумиров, а помочь ближнему своему считают юродивостью. Тьфу, блин. Потерянное поколение дебилов! И я даже в какой-то степени рад, что оказался в другом мире. Там, на прошлой Земле, я был старым и немощным и ничего уже не мог изменить. А здесь я в молодом и крепком теле и могу хотя бы попытаться помочь людям. И мне это нравится!

Я продумал заранее, как буду действовать с налоговиком. Если бы его надо было просто убить, то никаких проблем не возникло: удар острием в открытую шею и всё. Но мне нужна информация. А кто, как ни благородный, владел ей в полной мере? Так что нужно было только обезвредить его. Но обезвредить так, чтобы мой осведомитель мог связно вести беседу. И это было очень важно. Повреждение внутренних органов могло привести к его преждевременной смерти. Выколотые глаза — к неконтролируемому безумию или к потере сознания от болевого шока. А если действовать мягко, то не исключено, что дворянин смог бы оказать сопротивление или сбежать. Всё-таки они — эти игроки — слишком уж крепкие и проворные.