Моя фиктивная жена (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 38

Дети высыпали на улицы — строили снежные крепости и начинали битвы вокруг них, с хохотом забрасывая друг друга снежками. Барышни взяли коньки и в сопровождении кавалеров отправились на озерцо, которое лежало чуть в стороне от поселка — кататься. Во всех домах варили вино с пряностями и пекли кексы с изюмом, в садах выставили разноцветные фигурки добрых духов, которым следовало отгонять морозных ведьм от жилья, и Хаттавертте сделался очень красочным, веселым и уютным.

— Да, неплохое местечко, — одобрил отец, и я видела, что он говорит серьезно. Мы сидели за столом, перекусывая в ожидании обеда: Марика испекла пирог с картошкой, курицей и грибами. — Вот обустроимся, жилу вскроем, как следует, и весной можно начинать большое строительство. Не жить же нам тут постояльцами вечно!

— Так ты не против тут остаться? — спросила я. Отец любил Подгорье и наш дом, и я не сомневалась, что он захочет вернуться.

— Что всегда ползет рядом с лунным серебром? — спросил он, отпив чая из большой кружки, и я вспомнила: там, где лунное серебро, всегда проявляются рубины. Одно подтягивает другое.

— Рубины, — ответила я. — Думаешь, они и тут появятся?

— Уверен, — важно ответил отец, откусил еще кусок пирога и одобрительно кивнул. Марика довольно улыбнулась: в плане пирогов она была признанная мастерица — и поесть могла от души, и состряпать так, что не просто пальчики оближешь, а до локтя обгрызешь. — А где рубины, всегда появляются ювелиры, их клиенты и прочий подобный народ. Вот увидишь, через пару лет это будет самое бойкое место в Северном уделе! А это значит что?

— Что надо держаться поближе, а не подальше, — улыбнулась я, проглотила кусочек пирога и вдруг зажала рот ладонью. Все, съеденное мной, как-то резво запросилось на выход, а запах от большого блюда с пирогом, который еще мгновение назад казался таким соблазнительным, приобрел просто отвратные нотки.

— Что с тобой? — удивилась Марика и ойкнула — до уборной я бы не добежала и со слезами стыда исторгла съеденное в раковину. Голова кружилась и плыла и, сползая на пол, я подумала: ну что такое, очередная напасть! Не успела отлежаться после прихода жилы лунного серебра, и вот тебе снова здравствуйте!

Прибежали Эльза и Кейси — служанка принялась за уборку, а сестра быстро налила холодной воды в чашку, выдула мне в лицо и стала испуганно хлопать меня по щекам.

— Не знаю, — только и смогла простонать я. — Тошнит…

Мать, которая заглянула на кухню, привлеченная суматохой, присела на корточки рядом со мной и спросила:

— Тошнит? От пирога с курицей?

Я смогла только кивнуть. Мне было не по себе. Очень сильно не по себе — ощущение было таким, словно все нервы во мне потянулись в разные стороны. Тошнота снова шевельнулась в животе, и я увидела, что Марика готова была расплакаться. Ведь такой замечательный, такой вкусный получился пирог — и на тебе, им отравились.

Мать заулыбалась, как на весеннее солнышко. Протянула руку, помогая мне подняться, и довольно сообщила:

— Ну все так и есть. Меня тоже от курицы воротило. Вот на другом краю Подгорья ее в печь суют, а я уже бадью обнимаю. Все четыре раза так было!

Я удивленно посмотрела на нее, не понимая, о чем она говорит. Зато отец довольно рассмеялся, потер руки и произнес:

— Так надо пойти зятя обрадовать! И само собой, по кружечке хорошего пенного в честь такого дела!

Я удивилась еще сильнее. О чем они говорят?

— Какого дела? — нахмурилась я. Улыбка матери стала еще шире — она крепко обняла меня и ответила:

— Ну вот, и мне тоже по пять раз все объясняли! В голове будто туман стоял все девять месяцев. Надо врача звать, Хельга! Ты ребеночка ждешь!

И началась веселая суматоха — все сразу засмеялись, заговорили, сестры повели меня в гостиную, чтобы поудобнее устроить на диванчике, и Кейси деловито рассказывала:

— От тошноты первое дело заварить вернский корень! Я принесу, он в чае вообще не чувствуется! А вы свои сны помните? Если снятся огурцы, то точно будет мальчик! А если яблочки и дыни, то девочка!

Мне не снились ни огурцы, ни яблоки, ни дыни. Я вообще поверить не могла, что у нас с Анареном будет ребенок — это казалось таким удивительным и сказочным, что просто не могло с нами случиться. У эльфа и гномки родится сын или дочка, и будет это дитя красивым, как отец, и упрямым, как мать. И мы заплетем сыну или дочке косы, и наденем серьги, и…

Меня снова начало тошнить. Мать помогла мне сесть, сестры принесли плед, а Кейси помчалась за вернским корнем — я обмякла на диване и подумала, что он превратился в лодчонку, которая несет меня по бурному морю, и оно то поднимает волны до небес, то швыряет чуть ли не на дно…

— Так что, дорогой зять, пляши! Скоро первенца на руки возьмешь!

Анарен присел на край дивана, взял меня за руку — я не сразу поняла, что он здесь. Он выглядел растерянным и счастливым, его пальцы были горячими, а взгляд — таким светлым, что все во мне дрогнуло и потянулось к нему.

— Первенца, — повторил он слова моего отца и рассмеялся. — Хельга, как ты себя чувствуешь?

Я рассмеялась в ответ, не зная, что сказать.

— Неожиданно, — только и смогла ответить я. Хотя что тут может быть неожиданного? Мы были мужем и женой, мы занимались любовью, конечно, у нас будут дети!

Мне хотелось выйти во двор, поднять голову к небу и закричать об этом на весь белый свет. У неправильной гномки и такого же неправильного эльфа скоро родится дитя! Нет, об этом точно надо написать книгу. Спокойную и добрую книгу, которую так хорошо будет прочитать зимой за чашкой чая возле камина — прочитать и поверить в то, что чудеса бывают.

Растерянная радость покинула лицо Анарена — он сделался собранным и даже немного суровым.

— Тогда мы не можем медлить, — произнес он. — Сегодня.

Мой отец кивнул и прикрыл глаза, как делал всегда, когда надо было что-то просчитать и запланировать.

— В два часа ночи, говоришь? — уточнил он. — Хорошо. Сделаем в лучшем виде.

Анарен

Мой сын не должен был родиться ссыльным каторжником — я никогда бы этого не допустил. Почему-то я не сомневался в том, что это будет именно мальчик — высокий, похожий на нас с Хельгой. Такой же решительный и смелый, как она.

Это была потрясающая новость — и когда я узнал о том, что Хельга беременна, все наконец-то сделалось правильным. Теперь я был мужем и отцом семейства, а не просто отверженным эльфом, которому пришла в голову блажь идти своей дорогой. Теперь все было так, как и должно быть.

Отправив Исмо за доктором и убедившись в том, что с Хельгой все в порядке, я поднялся на второй этаж — надо было написать письмо родителям. Я представлял, с какими лицами они будут его читать — у матери опять будет истерика, а отец примется качать головой и скажет что-нибудь вроде “мы и так сделали для него достаточно, если он желает падать еще ниже, не станем ему в этом мешать”. Но я все же сел за стол и быстро написал о том, что скоро они снова станут бабушкой и дедушкой — ответ в этом случае был очень предсказуем.

“Нам хватит детей твоего брата, и не суй в нашу семью своих гномьих выродков” — я не сомневался, что отец скажет именно так. Да, они выплатили триста тысяч крон, чтобы спасти честь семьи, но это не означало, что теперь между нами мир и дружба навсегда.

Мне сделалось грустно. Я неожиданно остро ощутил свое одиночество — Хельге было с кем разделить радость, а у меня никого не осталось. Закончив письмо родителям, я написал такое же послание Браунбергам — возможно, добрая госпожа Эмма порадуется за нас.

Впрочем, ладно. Незачем тратить силы и время на напрасные сожаления о том, чего не исправить — нужно браться за дело.

Мой сын — или дочь — не будет жить жизнью каторжника. Он или она родится свободным у свободных родителей.

Это единственное, что сейчас казалось по-настоящему важным.

И для этого надо было потрудиться.

Теща отвела Хельгу в спальню, уложила в кровать — когда я заглянул в комнату, Хельга уже спала. Теща улыбнулась мне и, выйдя в коридор, негромко сообщила: