Ш из Б 2 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич - Страница 32

— Пулемет разбили, — донесло СПУ тяжкий вздох старшины. И тут же завопил: — Вправо уходи!.. Резче!.. Молоток.

Они уклонились от новой атаки разъяренных немцев, но и Григорий и старшина хорошо понимали, что долго их везение не продлится. Очень уж неравные силы. А «фокке-вульфы» словно с цепи сорвались. Размалеванные машины крутились вокруг одинокого «ила» словно рассерженные шершни и норовили ужалить его побольнее. Тем более, что фашистские пилоты сообразили, что пулемет воздушного стрелка им больше не опасен и заходили в хвост без опаски.

Экспат швырял «ильюшина» то вверх, то вниз, закручивал спирали, прижимался к самой земле, но с каждой минутой самолетом становилось управлять все труднее и труднее. Полученные повреждения давали о себе знать. Вот из двигателя потянул пока еще слабый дымок. И на команды самолет реагировал будто после раздумья — стоит делать маневр или нет. А может просто взять да и наплевать на желание хозяина?

— Кранты, Гриша! — сдавленно произнес Пономаренко. — Сверху еще четверо «худых» валятся! Прощай, что ли, командир?

Лейтенант тоскливо выругался. Да откуда ж вас столько, паскуды?

Но что это — первый из «мессершмиттов» догнал в крутом пике идущий последним «фоккер» и врезал по нему мощным залпом. Немец мгновенно перевернулся на спину и упал.

— Свои! — ликующе завопил Пономаренко. — Это «яки», командир. Наши «яки»!

Два оставшихся фрица мгновенно бросились наутек, плюясь черным дымом выставленных на форсаж движков. Григорий проводил их злорадным смехом.

— Что, не выгорело вам? То-то. Андрюх, кстати, а чьи «ястребки», за кого свечку ставить будем? Глянь, пока они на высоту опять не ушли, потом поблагодарим.

Стрелок какое-то время молчал, а потом удивленно сообщил, коротко хохотнув.

— Командир, чтоб я сдох, это французы! Точно тебе говорю — вон и коки трехцветные и белые стрелы на бортах. Помнишь, комиссар недавно рассказывал, что это из герба Нормандии знаки различия?

— О, как! — не смог сдержать своего изумления и экспат. — С союзниками довелось встретиться.

Впрочем, что тут удивительного, в одной ведь воздушной армии сражаются. А то, что не пришлось столкнуться с ними раньше, так немудрено — французские добровольцы начали вылетать на задания сравнительно недавно. Насколько помнил Григорий, эскадрилья «Нормандия» вступила в бой только в марте 1943 года, а в полк ее развернули как раз в день начала сражения на Курской дуге.

Интересно, но союзнички не стали утруждать себя помощью в сопровождении оставшемуся в одиночестве штурмовику, а азартно бросились в погоню за «фоками» на полной скорости. Что-то такое было в записях Махрова на этот счет. Ах да, точно, французы ведь придерживались в воздухе принципа спортивного состязания и рвались пополнять свой лицевой счет при каждом удобном случае. То есть, до места боя они еще кое-как доходили группой, а потом каждый норовил ввязаться в схватку с гитлеровцами. Получается, это они сейчас еще только летели к месту назначения? Плевать, как бы то ни было, спасибо им за помощь. Так, а теперь лучше уйти домой подобру-поздорову. А то еще какой-нибудь залетный фриц привяжется, ведь подраненный советский самолет, да еще и отставший от своих — это самая лакомая добыча.

— Прорва сел? — первым делом спросил Григорий механика, заглушив двигатель.

— До истребителей дотянул и там плюхнулся, — мрачно ответил Свичкарь, помогая ему выбраться из кабины и освободиться от парашюта.

— Так это ведь прекрасно! — обрадовался лейтенант. — Почему ты тогда такой кислый — лимон проглотил?

— Стеблина и Филатова смахнули, — отвернулся механик.

— Что?!

— Вот тебе и что. Говорят, у немцев очень много крупнокалиберных зениток появилось. Вот они ребят и срубили. Первым же залпом.

— Может выпрыгнули? Стрелкачи видели что-нибудь?

— Какое там! — сплюнул Свичкарь и понурившись слез с плоскости на землю. — Андрюх, я сейчас пришлю оружейников, скажу им, чтобы новый пулемет тащили.

— Спасибо, — отозвался Пономаренко и растерянно посмотрел на экспата. — Вот дела, командир. Куда они хоть летали-то?

Оказалось, что шестерку Карманова направили блокировать фашистский аэродром. А его ПВО гитлеровцы недавно усилили, что по роковой случайности ускользнуло от глаз нашей разведки. И мощные орудия калибра восемьдесят восемь миллиметров, знаменитые «Acht Komma Acht», не оставили двум «ильюшинам» из группы капитана ни единого шанса. Это экспат узнал у летчиков своей эскадрильи, когда нашел их за капониром машины Катункина. Пилоты и стрелки сидели на расстеленном на траве брезенте и вяло обедали. Капитан ушел докладывать командиру полка.

— У них, видать, там все заранее пристреляно было, — глухо рассказывал Куприянов, вертя в руках кружку с чаем. — Дождались, пока мы в круг выстроились и как дали! Раз, и ребят уже словно корова языком слизала. Никто не выпрыгнул.

— Засекли, откуда они били?

Старший лейтенант замялся.

— Мы сразу врассыпную рванули, — он отвел глаза. — Не до того было.

— Понимаю, — Григорий криво улыбнулся. — Спасайся, кто может.

— Зачем так говоришь, — вскинулся оскорбленно Валиев. — Там настоящий ад был! Я до этого никогда с таким не сталкивался. Разрывы повсюду, со всех сторон. Куда ни глянь, кругом черные облака. Сходи, посмотри, что с моим самолетом — техники в нем больше пятидесяти дырок насчитали.

— А выделить заранее хотя бы одну пару, чтобы она заткнула зенитки, как только те проявят себя, никто не догадался, правда? — лейтенант повернулся к татарину и требовательно посмотрел на него. — Забыли, чему я вас учил?

— Я говорил комэску, — убитым голосом проговорил Катункин. — А он ответил, что «пешки» утром по этому аэродрому уже работали и разнесли там все, что могло представлять хоть какую-то опасность. Кто ж знал, что фрицы именно на нас засаду поставят?

— Вы! — яростно крикнул Григорий, рванув верхнюю пуговицу на гимнастерке. — Вы должны были знать. Предвидеть, черт побери, предполагать, верхним чутьем подлянку унюхать! Знаете же, что к началу своего наступления гансы техники подтянули будь здоров. Неужели не насторожило, что один из самых опасных аэродромов вдруг взял, да и остался без защиты? Заходите на блины, гости дорогие, делайте, что душа ваша пожелает!

Товарищи отмалчивались. Да и что тут скажешь? Понадеялись на извечное русское «авось» и сразу же расплатились по самой высшей ставке четырьмя жизнями.

— Дивин, чего шумишь? — неслышно подошел к ним Багдасарян. — Иду по аэродрому, метров за двести слышу, как ты здесь разоряешься? — Замполит снял фуражку, вытер носовым платком пот с лица и присел рядом с летчиками. — Ребята, плесните кто-нибудь компота мне?

— Так, обсуждаем итоги вылета, — насупился экспат.

— Понятно, — догадался майор. — Из-за Стеблина и Филатова переживаешь? Да, жалко парней. Но, Григорий, войны без жертв, к сожалению, не бывает. И ты это не хуже меня знаешь.

— Знаю. Только все равно сотни, тысячи раз надо подумать перед тем, как что-то делать. Немец враг умелый, воюет не первый день. И наказывает за любую оплошность, ошибок не прощает. Поэтому и нужно учиться и еще раз учиться! — завелся экспат. — Разве не так Владимир Ильич говорил?

Багдасарян крякнул. Снова вытер пот. Немного подумал, отпивая маленькими глоточками холодный компот из заботливо поданной кем-то большой кружки.

— Но ведь учимся же, — осторожно сказал он наконец. — Пусть не так быстро, как хотелось бы, но учимся. Но очень много кадровых, хорошо подготовленных пилотов потеряли мы в начале войны на устаревших машинах, очень много! Да, не успели перевооружиться, освоить новую технику. И теперь приходится заново учить летные кадры. Поэтому и случаются иногда просчеты. А гитлеровцы... на них, почитай, вся Европа трудится. Гонят тысячи танков, орудий, самолетов на фронт, навязывают нам драку на износ. Но, я уверен, их успехи носят временный характер. СССР — это не Бельгия и не Голландия, планам молниеносной войны у нас сбыться было не суждено. И скоро мы обязательно погоним их прочь, с нашей территории. Не случайно, Бисмарк завещал никогда не воевать с Россией, ох, не случайно! Так что, не нужно унывать, товарищи! Ты что, не согласен со мной?