Под небом Италии - Джонс Дебора - Страница 1

• 1/69
• Следующая

Четверо всадников достигли вершины холма, и перед ними внезапно открылся Бельведер. Бельдан д'Арнонкур осадил коня и застыл, устремив вперед усталый взор. Алмазный блеск октябрьского солнца быстро тускнел в вечернем небе, но всепроникающий жар солнечных лучей по-прежнему ощущался сквозь кольчужные доспехи. Опыт воина подсказывал д'Арнонкуру, что необходимо спешить, чтобы к ночи добраться до этого сомнительного святилища. Но вид маленького каменного замка его очаровал; в неподвижном торжественном молчании он наблюдал, как под последними пламенеющими лучами ярче окрашиваются стены, словно щечки красотки от ласк любовника.

Насколько он помнил, в этой плодородной итальянской провинции все осталось таким, как было, – и крики покинувших дневные убежища ночных птиц, и гордо развевающийся лазурно-белый стяг Дуччи-Монтальдо над их родовой крепостью. Среди качеств, которые отличали Бельдана д'Арнонкура, не на последнем месте была сентиментальность. Он вдруг – хотя и не впервые – подумал, что перед ним материал, из которого поэты черпают свое вдохновение. Волшебное место. Даже приютившаяся под сенью замка деревня Сант-Урбано, словно протянутая с добрыми намерениями рука, манила своей беззащитной открытостью.

Но в то же время Бельдан знал, что это иллюзия, а реальность – годы разрухи и напастей, и причиной этого явился он сам.

До него донеслись запахи позднего урожая и увядающей, спешащей навстречу зиме и своей кончине осени. Как он ненавидел это красивое время года! Всегда. И это никогда не изменится.

– Сир!

Бельдан обернулся, но даже не взглянул на встревоженного Кристиано. Вместо этого он заставил себя посмотреть поверх его плеча на брата. Ги д'Арнонкур неотвратимо слабел, и хотя он был привязан к изысканно украшенному седлу, все больше наклонялся в сторону. Его лицо от потери крови стало белее воска, и густые черные ресницы резко выделялись на бледной коже. Бельдан с детства привык смотреть смерти в лицо. Но сейчас он не мог взглянуть на то место, где туника накрепко прилипла к телу брата, хотя и понимал, что темное пятно становится все больше.

– Да, – тихо, словно бы себе, сказал он. – Надо спешить.

Он снова повернулся к замку, и на секунду ему почудилось движение в одной из башен, глаза в окне, которые его узнали и обрадовались ему. Но Бельдан тут же решил, что это иллюзия. Слишком надолго и слишком далеко он уезжал.

Знатнейший из Арнонкуров кивнул своим людям и ударил коня золотыми шпорами. Всадники пригнулись и без оглядки понеслись через раскинувшуюся перед ними глубокую долину, последнюю, которая отделяла их от цели пути.

«Неужели это возможно?» Графиня Франческа Дуччи-Монтальдо, припав к тусклому окну башни, вглядывалась в четырех всадников, которые галопом неслись к Бельведеру. На короткое мгновение солнце выхватило их из тени, и графиня поняла, что это рыцари, но какие-то уж слишком отчаянные: они неслись, словно выпущенные из лука стрелы – распластавшись на лошадях и мертвой хваткой вцепившись в поводья.

Французы, решила она, и пугающие мысли, словно деревенский дервиш, заплясали в ее голове. Сердце гулко стукнуло в целомудренно-белую ткань передника. Крик уже рвался из груди, когда доспехи сверкнули на солнце и ослепили ее. Графиня закрыла глаза, а когда подняла веки, невыносимое сияние померкло, а вместе с ним исчез и страх. Осталось лишь тусклое отражение в стекле: она сама – женщина с темными глазами, темными локонами и напряженным взглядом.

Внизу, под замком, приземистые желтые холмы Тосканы уходили волнами к Риму и дальше, к Неаполю. Так было и так будет всегда. Покрытые серебристыми оливами, кипарисами и соснами склоны испещрили темные точки – там паслись тучные, ленивые коровы. Сочно зеленели виноградники. Слава Всевышнему, на ее земле царил с таким трудом доставшийся покой, а рыцари с их приводящим в трепет стремлением к приключениям остались в далеком прошлом.

– Да сохранится мир, – молила Франческа, обводя окрестности взглядом в поисках признаков войны. – Аминь.

– Ай!

Крик напомнил ей о возвращении в лабораторию и о работе. Она повернулась и моргнула в ожидании привычного полумрака. Но не увидела ни полумрака, ни лаборатории. Ее ослепил всполох костра. Языки пламени плясали до небес и пожирали все, что попадалось на пути.

Марко... Лука... Пьеро II... Папа.

Стоны... Причитания...

Франческа знала, что это только кошмар. Стоит лишь закрыть глаза, сосчитать: «Раз, два, три...»

– Ай!

Она вернулась к реальности.

Перед ней на стопке пергаментных свитков осклабился человеческий череп. Повсюду лежали осколки этрусских ваз и поблескивали древние монеты, которые она со старшими братьями любовно собирала в окрестных развалинах. Везде таким толстым слоем лежала пыль, что от Бельведера до Рима, наверное, не нашлось бы слуги, который сумел бы навести порядок в этой волшебной башне.

А на стуле сидел испуганный служка Филиппо. Пятилетний мальчуган ухватился ручонками за сиденье и со страхом и любопытством разглядывал тонзуру на склоненной голове францисканского священника. Мальчик уже готовился исторгнуть новый крик, но Франческа его опередила:

– Филиппо, все хорошо. Падре Гаска хочет тебе помочь.

Мальчик метнул на Франческу недоверчивый взгляд.

– Графиня, разве колдун может помочь?

Франческа еле удержалась от улыбки.

– Во-первых, падре Гаска никакой не колдун, а ученый-алхимик. Нам всем – и тебе в том числе – повезло, что сейчас он с нами, а не преподает в Париже. Так что вспомни о хороших манерах и извинись перед ученым человеком. – Она терпеливо подождала, пока мальчик повинуется, и затем продолжала: – Во-вторых, удар, который ты получил, играя в рыцарей на старом турнирном поле – добавлю, вопреки моей воле, – оказался весьма серьезным. И если бы не падре Гаска, ты бы уже воевал с ангелами на небесах, если, конечно, небеса – это то место, куда тебе уготовано попасть.

Однако угроза не произвела на Филиппо ни малейшего впечатления. Мальчик сморщился и выдавил из глаз две огромные слезы.

– Он сделал мне больно.

– Глупости! – пробасил обладатель веснушчатой тонзуры. – Это алоэ – растение, лишенное свойства жечься. А ты, сын мой, чем растрачивать таланты на то, чтобы жаловаться, благодарил бы Бога, что старый граф привез это лекарство из Святой земли. Иначе для тебя, судя по твоим пристрастиям, все могло бы кончиться хуже, намного хуже, чем игры с ангелами в загробном мире. Это твоя правая рука, и если рану не лечить, ты мог бы ее лишиться, а мир потерял бы маленького отважного воина.

И без того круглые глаза Филиппо округлились еще сильнее, и он, теперь уже с уважением, посмотрел на священника.

– И не называй меня больше колдуном! – наводящего ужас громоподобного крика францисканца на полках зазвенели аптекарские пузырьки. А он, довольный, что приковал внимание слушателей, продолжал уже спокойнее: – Как милостиво заметила твоя госпожа, я – священник и в некотором смысле являюсь служителем Божьим. В то же время я алхимик и служу науке. А теперь ответь, сын мой, есть ли во мне что-то третье, чтобы знаться с силами зла и заниматься их запретными деяниями?

Потрясенный до глубины души яростным криком священника, Филиппо энергично помотал головой.

– Ничего!

А у Франчески в глазах блеснул игривый огонек.

– Однако, падре Гаска, не будем столь суровыми к бедному Филиппо. Ходят слухи, что вы в Париже нашли секрет философского камня, научились обращать простые металлы в золото, но не пожелали открыть секрет королю Карлу и поэтому сожгли свои записки.

– Этот Карл – скупердяй, – прорычал францисканец. – Отказывает в помощи беднякам.

• 1/69
• Следующая