Попаданец XIX века. Дилогия (СИ) - Леккор Михаил - Страница 35

Макурин, конечно, так не думал. Если посмотреть между лагерями крепостничества и либералов, то он, двигался больше к последним, чем первым. Но он также понимал, что при Николае I, никакие крупные реформы не прошли бы. И вообще, он не революционер и в XIX веке намеревается, прежде всего, жить, а не заниматься политикой! Пся крев!

Но в общем с вдастьпредержащимися он, кажется, уже сдружился. Об этом говорят и миниатюра Николая I, врученая им лично, и Анна 2-й степени, не большая, но государственная награда. Да и министр Подшивалов улыбается ласково—дружелюбно. Явно имеет его в виду, как невысокого в чине, но ценного сотрудника.

— Господа, — сказал министр почти торжественно, имея в виду, главным образом, столоначальника и его подчиненного Макурина. Остальные чиновники оставались на положение мебели. Не гонят из помещения и ладно, — сейчас я поеду к государю—императору. И если он этот документ примет, а а в нем, как вы понимаете, тоже есть ваш вклад, — то вы будете щедро награждены.

Чиновники, как и полагается, встали и подобострастно согнулись, хотя тот же Макурин кисло подумал, что как раз вклад министра пока маловато, а что наговорит он во время аудиенции, это еще бабушка надвое сказала. А что думал Кологривов, было вообще неясно. Во всяком случае, лица обоих чиновников были украшены подобострастными физиономиями.— Ждите, — сказал Подшивалов напоследок и убыл. Видимо, он сильно нервничал, если даже заговорил со своими же подчиненными в министерстве. Ох, что же еще будет к вечеру, Господи!

Глава 14. Августейшая аудиенция

Как ни волновались его чиновники в собственном ведомстве, как не рвали волосы во всем теле в отчаянии, но все-таки самому главе было куда страшнее. Он же будет разговаривать с августейшим государем всея Руси! И ничего, что он в таком высоком классе и должности. Всего-то лишь падать будет дальше. Императору ведь все равно, на кого гневаться — на дворника или министра. Все одно его поданные, отданные ему Господом Нашим Иисусом Христом!

Подшивалов, конечно, заметно преувеличивал. Со своим министром, а тем более генералом гвардии правящий монарх хотя бы мог поговорить, и не обязательно сердито, а дворника он просто не допустит до своих августейших глаз. Ибо поданных много, а император один — его императорское величество Николай I. Но министру от этого отнюдь не легче, и даже тяжелее.

Озабоченно укрывшись роскошной шубой с бобровым воротником, министр уехал. а Макурин с Кологривовым и остальные чиновники остались ждать и верить. Нельзя сказать, что они были совсем спокойны. Рухни их солидная база в лице Подшивалова, его столоначальник первым на устоит. Даже чиновники и те лишатся имеющихся должностей и, скорее всего, классов. А уж возможных наград не получат, это точно.

Министр — это глава всего министерства. Так ознаменовал их основатель Александр I Благословенный и подтвердил его брат нынешний император Николай I. Не будет министра — не будет и министерства. Макурин, кстати, из общего числа служебной братии мог быть спокойнее всего. С таким почерком, как у него, можно было надеется на покровительство любого монарха или министра. Хотя и он мог быть озабочен. Как знать, если наверху сильно обозлятся на документ, который увез его высокопревосходительство, может, и ему попадет. Охти им бедолагам!И все-таки пока уехавшему министру было труднее всего. Правда, и в случае наград он получит более всех, но это когда еще будет. Побыстрее бы прошел этот тяжелый день или, пусть даже пара этих часов.

Министерский кучер чинно остановил рысаков у парадного подъезд Зимнего дворца. Ух! Подшивалов унял хлопотливую дрожь в слегка замерзших конечностях. Взбодрился. В конце — концов, в первый раз что ли он вылезет под смертельный огонь? Как бывало, в молодости попадали под картечный огонь с покойным ныне Георгием Мак-Уриным. Вот там действительно могли попасть под сливовую пулю из свинца! Эвона!

По-молодецки вскочил с саней, почти побежал, прошел быстрым шагом в парадный подъезд. Где наша не бывала, а император Николай I все же наш православный государь, с которым уже давно, с гвардии, ходили вместе в строю.

Сбросил тяжелую шубу подобострастному швейцару, прошел во внутренние комнаты дворца. Здешний слуга, оказавшийся рядом с высокопоставленным гостем, показал, куда надо иди к императору.

Как оказалось, упоминаемый выше Семен Семеновичем российский государь Николай Павлович находился в своем рабочем кабинете и явно нетерпеливо ждал его, хотя министр совсем не опаздывал. Вот тебе раз, государь ждет! Его, обычного министра, ждет сам Николай I.Ужас-то какой и какое счастье!— Ваше императорское величество! — козырнул он императору, как военный. Он, прежде всего, гвардейский генерал, а уже потом все остальное. И пусть на них!

Монарх приветливо кивнул по-гвардейски, козырять не стал, но показал, что помнит его, как, прежде всего, военного. Вопреки дурному предзнаменованию, охватившему его еще в министерстве, государь был в добром здравии и, вроде бы, ему был рад. Во всяком случае, глаза его молнии не сверкали. А то ведь он мог! Так взглянет, не только женщины, мужчины в обморок падали! — Принес доклад? — нетерпеливо протянул император руку посетителю. Точно ждал и даже в каком нетерпении! Накануне они было договорились о встрече, и о том, что будут говорить. Оба маразмом еще не болели, не зачем подтверждать, по какому поводу августейший хозяин ждет, а гость торопится, нервничая, в Зимний дворец.

Потому Подшивалов не обиделся, молодцевато вытащил свой как бы доклад. Он была небольшой, в два листа, но очень важный, как для него самого, так и для России в целом. Как бы его, потому, что накануне они обсуждали этот вопрос и мнений государя было даже больше, чем у всех набранных чиновников, вместе взятых. Очень уж злободневной и острой для императора она была темой.

-Ждал со вчерашнего дня, — признался монарх, — преобразования невесть какие, но все же очень нужные. Дворян же касается. А мы с тобой тоже в первую очередь дворяне.

Получив, Николай не торопясь, стал читать документ, никак не комментируя, ни словами, ни мимикой. Будто читал письмо о погоде на улице вчерашним днем. А Подшивалов, поскольку ему пока делать было нечего, вытянувшись, стоял во фрунт, так, как государь любил, чтобы стояли подчиненные в парадном строю.

— А ничего получилось, — бегло прочитав, наконец оценил Николай. Сдержанно, но не враждебно. Министр оживился. Вчера, в основном, в виде несколько строчек, император уже отметил нужные реформы.

И Подшивалов в министерстве, с помощью чиновников, каких суверен разрешил набрать, должен был это объемно развить. Легко сказать, развить. А как не угадаешь, что замыслил монарх? В целом-то генерал и министр основные идеи императора знал хорошо. Но ведь главная изюминка развивается в мелких деталях, в подробностях. А как не то напишешь, даже в мелочах? Или, что еще хуже, не то распишут подчиненные в его ведомстве.

Понятно, что отвечать будет министр. А ему каково, стоять под гневным взором суверена? Потом-то и он скажет злобно чиновникам, если выживет

Но, кажется, на сей раз пронесло. Государь весьма не гневается, хотя и не очень радуется. Но почему не радуется-то понятно. Не любит Николай Павлович реформы. Понимает, что нужны и весьма надобны в эту эпоху, а не любит. И потому поданных своих не любит, когда они несут к ему подобные прожекты. Вот и сейчас, прочитал и, опершись об стол, задумчиво смотрел на генерала. А он ведь только развивал его же мысли.

Как бы и ему, гм, не прилетело ненароком. Ведь по приказу и по наставлению его императорского величества делал, а все одно, как вдарит монарх. Не хочет, а злобно выругает. За всю жизнь такую плохую. Вот и стоит Подшивалов по стойке смирно. Если уж так, то хоть умереть по-военному. Или принять должное наказание и дальше понемногу жить. Что, может быть, и похуже даже станет.

Николай I, однако, заговорил о другом в докладе, понятное ему и совсем непонятное пока Подшивалову. И опять не ясно, то ли к ругани император тянет, то ли к какой похвале. Как отвечать ему? — Почерк я вижу хороший, гладкий, легко читается. Среди твоих чиновников Макурин писал?— Так точно, ваше императорское величество! — внешне молодцевато отрапортовал, как в строю, генерал. Хотя внутренне он уже совсем было заробел. А что теперь делать!