Кровь моего монстра (ЛП) - Кент Рина - Страница 56

Если бы Саши не было, мне не пришлось бы прибегать к таким крайним мерам, но она есть, и я не смог бы убрать ее, даже если бы захотел.

Я сосредотачиваюсь на выжидающем лице Раи.

— Тебе не хватает опыта и союзников, именно в таком порядке. Тебе нужно сначала поработать над этим, прежде чем просить о голосовании. Уверяю тебя, что даже если я проголосую за тебя на этот раз, все остальные, включая Сергея, пристрелят тебя. Нынешний исполнительный директор, один из людей Михаила, добивался пятипроцентного роста в течение трех лет. Если ты придумаешь способ победить его, во что бы то ни стало попроси провести голосование и потребуй, чтобы тебя назначили. Это единственный способ, чтобы это сработало.

— Если я это сделаю, даешь ли ты мне слово, что проголосуешь за меня?

Я киваю.

— Если ты этого не сделаешь, я расскажу всем о том, что я только что видела.

— Непременно.

Она протягивает мне руку.

— Было приятно иметь с тобой дело, Кирилл.

Я встряхиваю его сильнее, чем нужно.

— То же самое нельзя сказать о тебе.

Я жду, когда она уйдет, но она просто направляется к бару за новыми напитками, поэтому я иду в главный офис, перед которым стоят Виктор, Юрий и Максим.

— Следите за Рай — говорю я им. — Не спускайте с нее глаз, пока она не уйдет.

— Да, босс — говорят они в унисон.

Как только они уходят, я захожу в офис. Когда я не нахожу никаких признаков Саши, мой разум переходит к худшему сценарию. Она так испугалась возможности раскрытия ее личности, что сбежала. Но если бы это было так, Виктор, конечно, сказал бы мне.

Может быть, она...

Я направляюсь к столу и опускаюсь на корточки. Конечно же, Саша все еще под столом. Только сейчас она прижимает колени к груди, лицо красное, а глаза полны непролитых слез.

— Почему ты прячешься?

— Ты сказал мне оставаться здесь, — так легко говорит она.

— Что, черт возьми, мне с тобой делать? — я говорю больше для себя, чем для нее. Затем, видя ее выжидающее выражение лица, я добавляю: — Я обо всем позаботился.

— Каким образом?

— Рай думает, что я гей. Она, наверное, даже не видела твоего лица, так что с тобой все в порядке.

Непролитые слезы текут по ее щекам пугающей чередой, и она разражается рыданиями. Звук такой громкий и навязчивый, что я застываю на месте. Сказать, что меня никогда не волновало, что люди плачут, было бы преуменьшением. Мой отец позаботился о том, чтобы вырвать из меня эту эмоцию точно так же, как он делал это с любыми другими эмоциями.

Но вид ее редких слез напоминает мне о ее отчаянии и глубоком горе, когда мы оставили старую мертвую пару в России. Это напоминает мне о том времени, когда она начала ненавидеть меня, установила дистанцию между нами и полностью вычеркнула меня из своего ближайшего окружения.

Она могла бы последовать за мной в Нью-Йорк, но это было сделано по какой-то другой причине, а не для меня. Она может жаждать моих прикосновений и позволять мне делать с ней все, что я хочу, но нас разделяет стена.

Эти слезы, напоминание об этой стене. Очень жестокое напоминание о том, что я на самом деле понятия не имею, что творится в голове у этой женщины.

— Я сказал, что об этом позаботился, — повторяю я менее мягким тоном. — Какого черта ты плачешь?

Тени от стола отбрасывали темные контуры на ее бледную кожу.

— Рай думает, что ты гей, и наверняка использует это против тебя, верно? Она будет угрожать тебе этим и может даже поставить под угрозу все, над чем ты работал. Как ты об этом позаботишься?

— Ты плачешь из-за последствий этого инцидента?

Она медленно моргает.

— А с чего бы еще?

— Разве ты не говорила, что не можешь раскрыть свой настоящий пол?

— О, да. Это.

— Почему это прозвучало как запоздалая мысль?

Она поднимает плечи и шмыгает носом.

— Я предполагаю, что это так. Я не хочу, чтобы другие знали, что я женщина, но больше всего меня беспокоит твое положение. Если Пахан узнает, что ты выдавал женщину-телохранителя за мужчину или что ты гомосексуалист, он, вероятно, не оставит это без внимания, верно?

— Позволь мне беспокоиться об этом.

— Но ... я должна быть той, кто защищает тебя, а не наоборот.

— Ты права, но тебе не всегда нужно защищать мое физическое тело. Виктор и остальные могут позаботиться об этом.

— Тогда что я могу защитить?

— Мой член, который Рай заблокировала так жестко, что он весь синий?

Она фыркает, улыбаясь сквозь слезы, и ее щеки приобретают глубокий красный оттенок. Это самая чертовски красивая вещь, которую я когда-либо видел. Мои пальцы находят ее лицо, и я не спеша вытираю слезы, которые прилипли к ее щекам, носу, губам и подбородку.

Она дрожит в моих объятиях, и еще больше слез стекает по ее щекам. Я притягиваю ее к себе, затем высовываю язык, чтобы слизнуть слезы, которые стекают по ее щекам и в уголки губ. Ее губы дрожат, и я не могу сопротивляться непрекращающейся потребности опустошить ее. Я снимаю очки и прижимаюсь губами к ее губам.

Мой язык проникает в ее гостеприимный жар, и я целую ее с дикостью животного. Саша пытается поцеловать меня в ответ, осторожно поглаживая, но она не может угнаться за моим темпом, не тогда, когда у меня есть все намерения поглотить ее целиком. Не тогда, когда каждая частица во мне требует, чтобы я поглотил ее так полностью, что от нее ничего не останется, когда я закончу. Она всхлипывает мне в рот, ее сердцебиение сталкивается с моим, а ее тело становится податливым в моих объятиях. Я целую ее так, словно никогда не перестану целовать, а она целует меня так, словно хочет разорвать эту извращенную связь, но не может.

27

                   САША

— Саша, это ты?

Я прячусь дальше за стеной у подножия лестницы клуба и крепче сжимаю свой одноразовый телефон.

— Это я, дядя Альберт.

— О чем ты только думала? — его голос твердеет от беспокойства. — Как ты могла уехать из России, не сказав мне?

— Мне очень жаль, но ты сказал не связываться с тобой, если это не срочно и необходимо, так что…

— Итак, ты решила уехать, не поставив меня в известность, после того как пообещала держаться подальше от Морозовых.

Я ерзаю, с каждым мгновением по моей спине стекает все больше пота. Он звучит спокойно, но в его словах чувствуется нотка разочарования, как будто он доверил мне что-то, но я подвела его.

— Я просто хотела знать, какое отношение Роман Морозов имеет к смерти нашей семьи. Я заслуживаю знать, почему я потеряла всех в мгновение ока.

— И что? Ты получила свой ответ?

— Нет. Он умер, как только мы приехали сюда, но я становлюсь ближе к Кириллу. Если я проявлю себя, он даст мне доступ в кабинет, в котором его отец хранил файлы, и...

— Это бесполезно, Саша. Ты ведешь здесь безнадежную битву.

— Но почему? Я не узнаю, пока не попробую.

— Или быть убитой за то, что перешла дорогу мафии. — он испускает долгий вздох. — Это не регламентированная военная жизнь, Саша. Ты пошла дальше и оказалась в беззаконном мире, который абсолютно нетерпим к предательству. Ты можешь подумать, что приближаешься к этому Кириллу, но в тот момент, когда он почует что-то неладное, ты будешь похоронена там, где тебя никто не сможет найти.

У меня перехватывает дыхание, и я прислоняюсь к стене, чтобы восстановить самообладание. Да, я думала о такой возможности, когда впервые решила приехать сюда, но это было до всего, что случилось с Кириллом.

Правда остается правдой, маленькая, вероятно, глупая часть меня думала, что я определенно могу отделить бизнес от удовольствия. Мы оба используем тела друг друга, чтобы удовлетворить плотскую потребность, и это все.

У меня нет к нему никаких чувств, и не дай Бог, чтобы у него были чувства. Иногда мне кажется, что он даже сам себе не нравится.