Игрушка для дракона (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 33

— А если бы он вернулся опять,

Что ему я сказать бы могла?

— Что я ждала, я хотела ждать, Пока не умерла.

Вообще-то жуткая песня. Тоску наводит — на-раз! Но нравится людям. Люди вообще любят поплакать, и музыкант, исполнитель, должен давить на кнопки в душе человеческой — от этого просто-напросто зависит его заработок. Если подходишь к делу механически, на-отстань, то и денег у тебя не будет. Я всегда умел подергать за нужные ниточки в душе людей, потому, в общем-то и не бедствовал будучи музыкантом.

Эффект был таким, какого я и ожидать не мог. Девчонка взяла, да и…разрыдалась! О господи…здешние люди такие непосредственные, такие…дети!

Потом была еще песня еще…я даже Битлов ей спел — «Естедей». Ну а чего? Мелодия очень простая, я ее играл сотни, если не тысячи раз, слова — проще некуда, перевод — запросто. Я много песен перевел, пока жил у драконов. И пусть некоторые переводы не грешат особой стихотворной размерностью, так если послушать старые баллады — так там рифмами вообще не пахнет. Что-то вроде рассказа нараспев, белый стих.

Когда спел несколько песен, посмотрел по сторонам, обнаружил, что возле возка толпятся уже по меньшей мере человек двадцать, во главе с караванщиком и начальником охраны. Слушают, тараща глаза, и похоже что народу нравится.

— А что-нибудь про нас у тебя есть? — спросил начальник охраны, и в его голосе я услышал нотки уважения — Ну…про бойцов?

Про бойцов, так про бойцов… — подумал я, и вздохнул. Так и знал — без «Саги о наемниках» не обойдется. Я ее вообще-то первую перевел, прежде всех песен. Память у меня тренированная, так что…давайте, Мария Васильевна, жжом! Кстати, помню, видел клип на эту балладу — очень неплохо ребята сделали, достойно.

Налейте наёмникам полные чаши — Им завтра снова в поход. Привыкший сражаться не жнёт и не пашет, Иных хватает забот. Он щедро сулил, этот вождь иноземный, Купивший наши мечи. Он клятвы давал нерушимее кремня, Сильнее чем солнца лучи.

Допел, посмотрел вокруг…лица твердые, взгляды колючие…не понравилось, что ли? И вдруг Ферран, тот, который меня притащил к каравану, выдохнул и с чувством сказал:

— А ты не такой мудак, парень, как я подумал вначале! Спасибо!

Вообще-то он сказал не «мудак», это у меня уже так перевелось. В оригинале: «голова из говна». Но по сути одно и тоже.

Не знаю, посчитать это оскорблением, или похвалой…наверное, все-таки похвалой. И я благодарно наклонил голову — спасибо за похвалу артисту! Будем стараться!

Не скажу, чтобы я был разочарован, но…как оказалось, до селения, в котором находился постоялый двор и трактир, оставалось всего километров пятнадцать. Ерунда, по большому счету — три часа неспешного ходу. Немного странно — почему мне пришлось шлепать целую неделю, и я не увидел ни одного селения, ни одного постоялого двора? Насколько помню из земной истории, постоялые дворы располагались в сорока километрах друг от друга по всему протяжению тракта. А тут, такое расстояние…и ничего. Спрашивать моих благодетелей не стал — показать себя странным, не знающим очевидных вещей — это совсем не безопасно. Ведь как-то я сюда добрался! До того места, откуда меня подобрали. Значит, должен знать, что находится по дороге.

Хотя у меня есть одно козырное объяснение, которое можно применить тогда, когда совсем уж насядут: потерял память. Ну а чего — долбанули по башке, обобрали, бросили. Почему не взяли гитару? А куда ее девать? Эдак можно и засветиться: пропадает человек с гитарой, а потом кто-то продает похожий инструмент — люди могут и заинтересоваться. Шаткое объяснение, и глупое, но вообще — должно действовать что-то вроде презумпции невиновности: не веришь, так возьми и докажи, что я вру!

Впрочем, и это глупо. Опять же, читал в земной истории, что не обвиняющий должен был доказать обвинение, а обвиненный доказывал свою невиновность. Идиотство, конечно же. Желаешь доказать свою правоту — бери в руки раскаленное железо и тащи его куда покажут. Ожоги — до кости. Даже если доказал, то все равно сделался инвалидом. Мда…надеюсь, что здесь до такого идиотизма не докатились.

Постоялый двор стоял на берегу небольшой реки, рядом с ним пологий спуск к воде, на котором виднелись многочисленные следы копыт. Понятное дело — лошадей поят. Само здание постоялого двора не представляло из себя ничего такого…фантастического. Дом, как дом, похожий на те, что строили на нашем севере — деревянный, двухэтажный, с резьбой по наличникам и острым коньком. Как узнал чуть позже — первый этаж занимал трактир, второй этаж — гостиница номеров на двадцать, может больше. Рядом со зданием трактира большой, больше основного здания — сарай-конюшня, у самой реки — баня, которая само собой называлась не баня, а что-то вроде «мойни». Тут можно было и постирать, и вымыться горячей водой — за отдельную плату, разумеется.

Бросилось в глаза, что вся дрянь из бани, из конюшни, из трактира — сливалась в речку, которая вообще-то отличалась чистой, почти голубой водой. Вероятно речка текла с того же самого плато, на котором жили драконы. Люди во всех мирах отличаются тем, что готовы загадить все, до чего дотянутся их загребущие руки. И похоже, никому не приходит в голову, что те, кто живет внизу по течению реки, будут пить грязную воду с дерьмом и конским навозом. А еще — заражается рыба, и самим же жителям этого селения придется есть эту глистатую, больную рыбу.

Мыться я не пошел, тем более что денег у меня не было ни медяка, а сразу же отправился в трактир, где и обнаружил, что огромный зал наполнен наполовину — и это без нашей сотни человек. На самом деле больше сотни, но…я округляю.

Само собой, все «наши» сразу в трактир не пошли — кто-то ведь должен стеречь товары и груз. Повозки выстроили кругом, создав из них что-то вроде крепостной стены, внутрь круга загнали самые ценные фургоны, и уже возле них развели костры и стали готовить еду. Ну а часть оставшихся отправились поить лошадей и быков, чтобы потом заняться их кормлением.

Слава богу, до меня никому не было дела, так что я со спокойной совестью отправился в трактир. Пусть себе суетятся, а я займусь любимым делом.

Хозяина трактира нашел комнате, которую можно было бы назвать кабинетом — он что-то бурно обсуждал с человеком, похожим на караванщика, и скорее всего им и являвшегося. Не нашего караванщика, а другого, поставщика вина. Что-то у них не ладилось, потому когда я сунул нос комнату, приоткрыв дверь, навстречу мне понесся отборный мат, сопровождаемый угрозами показать кузькину мать здешнего рОзлива. Мат не в мою сторону, но я предпочел прикрыть дверь и дождаться, когда трактирщик до конца выплеснет на собеседника досаду и злость, плавающие в потоке самой черной брани. Знакомое дело — лучше не попадаться под руку человеку, находящемуся в состоянии «амока». А они, эти поставщики, которые вечно хотят всех надуть, умеют довести людей до белого каления.

Собеседник трактирщика выскочил из кабинета красный, как рак, и с топотом унесся куда-то в светлую даль. Я выждал еще пять минут для верности, и постучав в дверь, не дождавшись ответа, медленно вполз в кабинет.

Трактирщик, седой мужик лет пятидесяти, смотрел на меня без приязни, но и без раздражения. Примерно так же смотрят на паучка, спускающегося на паутинке — прибить его вроде бы пока не за что, да и вставать очень уж лень. Пусть себе ползет, может сам сдохнет где-нибудь в уголке.

— Я Роб Костин — радостно, с улыбкой сообщаю важную информацию.

— А мне насрать! — тут же без улыбки, совершенно спокойно информирует меня трактирщик — Музыкант? Пошел на…! У меня уже есть музыкант.

— Я хороший музыкант — сгоняю улыбку Щелкунчика со своего лица — Самый лучший!

— Плевать! — выдыхает трактирщик, и наливает в кружку из высокой бутылки синего стекла. Наливает, отпивает, сплевывает — Вот же тварь! Ну как, как можно так работать?! Я же заказал красное Монарское, а он мне что привез? Да это пойло какое-то! И деньги взял как за Монарское! Вот как работать с такими людьми?