Джентльмен с Харви-стрит (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 32

– Вы нашли миссис Поттер?

– Нашел, хотя должен заметить, она больше не проживала по указанному в ваших бумагах адресу. Но я все равно отыскал ее и имел крайне занимательный разговор... Вопрос, впрочем, в другом, – театрально развел он руками, – донесли ли вам шустрые птички новость о том, что случилось в Бетлемской королевской больнице?

Ридли невольно поглядел на сержанта, тот на него. Взгляды обоих недвусмысленно говорили о том, что никаких «птичек» с новостями из этого места на Уайтхолл-плейс не прилетало...

И тогда мистер Джонсон их радостно просветил:

– Графиня де Моранвилль, ну не чудо ли, если судить о ее состоянии, – говоривший помахал рукой у виска, – прошлым утром сбежала из клиники!

– Как? – ахнул Ридли.

– А вот это никому неизвестно.

– И почему я не знаю об этом?

– Пока мало кто знает. Больница предпочитает провести розыски собственными силами, не привлекая полицию: огласка губительно для их репутации, знаете ли, инспектор. А миледи, как бы там ни было, знатная дама... пусть и поехавшая умом...

Томазо Антуан Джонсон обожал головоломки, особенно столь запутанные, как дело де Моранвиллей. С энтузиазмом охотничьего терьера он вцеплялся в загривок подобной задаче и терзал ее до тех пор, пока не докапывался до сути...

А эта была самой давней в запасниках его памяти.

Еще когда старый граф заметил однажды: «Слыхал гувернантка, подозреваемая по делу до Моранвиллей, сбежала в Италию... Как полагаешь, она действительно здесь?» Он ответил привычным: «Желаете, чтобы я ее отыскал?» Граф то ли кивнул, то ли дернул нервически головой, но Джонсон понял, что найти девушку должен.

И отыскал в доме у Брандолино, откуда Фальконе девицу то ли спас, то ли бессовестным образом умыкнул, Томазо Джонсон и сам толком не понял. Зато понял другое: старику есть какое-то дело до де Моранвиллей, а значит, ему, Джонсону, однажды придется однажды этот «орешек» разгрызть – и частный сыщик предвкушал удовольствие.

… Которым сейчас по-настоящему наслаждался. Всё: и гнетущая серость осенних лондонских улиц, и приключение в подворотне с допросом тщедушного вора, и рысканье в поисках некой Поттер, и даже раздражающий своим пресным видом инспектор – ему нравилось. Джонсон в принципе не умел жить иначе: даже в самой темной, безлунной ночи он находил проблеск света и радовался ему как ребенок. Все лучше, чем киснуть, страдая по пустякам...

А англичане, не в пример итальянцам, страдали со смаком и знанием дела, и это больше всего удивляло пронырливого космополита. Идеология Джонсона была очень простой: «Бери от жизни самое лучшее – и не оглядывайся». Вот хотя бы взять этого мальчика, Джека: старик подарил ему рай на земле – любимую девушку, лучшую комнату в доме, еду и окрестности, от которых занимается дух – а он будто не рад всему этому и страдает. Скажите на милость, что ему еще надо? Найти свое место в жизни? Вот уж проблема. Джонсон бы пользовался моментом, откинув подобные мысли, как сношенные ботинки, а этот нудит о возвращении к прежней жизни.

Дурак!

Нет, паренек Джонсону нравился, даже очень: смышленый, хваткий, принципиальный опять же, пусть и повернутый самую малость. Но с кем не бывает, и лучшие этим страдают... А так он даже на полном серьезе подумывал обучить его своему мастерству, если тот, в самом деле, решится чем-то подобным заняться. Загвоздка была только в этой девице, сеньорите Уорд, – такие уж если вцепятся в сердце, уже не отпустят. Все равно что репей. А сыщику лучше бы быть свободным как ветер... По крайней мере, Томазо Джонсон предпочитал свободные отношения. Сами слова «любовь», «брак» и «семейные обязательства» у него вызывали мигрень и отрыжку...

Авось у них всё не сложится, думал он. Джек пусть и вышел лицом, этого не отнять, но девица его все-таки из верхов, а одного смазливого личика будет мало, чтобы сгладить неравенство...

Впрочем, старик к пареньку прикипел, и то, что сначала представлялось холодным расчетом (именно так Джонсон игру во внука и деда воспринимал), теперь переросло во что-то другое. Более теплое... Глядишь, старик и подкинет мальчишке какую-то сумму, поможет встать на ноги... Что ж, ему, Джонсону, это только на пользу: вложатся вместе с Джеком в конторку где-нибудь в Риме и заживут припеваючи, ублажая богатых клиентов.

Жаль только, не вышло подслушать, о чем эти двое вчера говорили, когда злые, как черти, родители распрекрасной сеньориты Уорд покинули дом, провожаемые мисс Харпер. Да уж, умеет эта девица устроить переполох! Пошла, что говорится, ва-банк и, кажется, не прогадала. Интересно, как же Фальконе и Джек теперь выкрутятся? Все же помолвка – дело серьезное. Эх!

С такими мыслями мистер Джонсон вышел утром из комнаты, собираясь наскоро перекусить и отправиться в Брикстон, в дом некого мистера Уолдингтона, у которого, как он давеча выяснил, работала нынче Корнелия Поттер, бывшая камеристка миледи де Моранвилль.

Он как раз спускался по лестнице, когда в дверь позвонили, и дворецкий, этот зазнайка Альфредо, смотревший на него сверху вниз – жалкий сноб! – пошел открывать.

Любопытный как белка, Джонсон остановился прислушавшись...

– Это дом иностранного джентльмена? – услышал он звонкий мальчишеский голос с характерным для кокни акцентом: эти вечно глотали полслова. – Итальянца?

– Все верно, здесь проживают сеньор Фальконе и его внук. Вы что-то хотели, молодой человек? – чопорно отозвался дворецкий.

И мальчишка, наверное, обалдевший от этого «молодой человек», расплылся в широкой щербатой улыбке.

– Вот, просили вам передать, – сунул он в руки дворецкому грязный пакет. И понесся стремглав по тротуару...

Альфредо поморщился и прикрыл дверь, с брезгливостью глядя на перевязанный бечевкой пакет.

– Что это? – выхватил Джонсон пакет у дворецкого и потряс над своим ухом, как бы желая понять, что там внутри.

– Понятия не имею. – Альфредо потянулся забрать переданную хозяину вещь, но Джонсон ловко отскочил в сторону.

– Успокойся, приятель, – произнес он, поддевая веревку перочинным ножом, – сначала надо увериться, что внутри не гремучая кобра... – дворецкий, недолюбливая его, презрительно вздернул брови, – или бомба. Я, между прочим, отвечаю за безопасность сеньора!

Из свертка прямо в руки любопытного сыщика вывались две женских вещи: сумка и пожелтевший от долгого неиспользования платок. Джонсон хмыкнул, растерявшись на долю секунды, но в следующий миг догадался о личности адресанта посылки: никак Милашка, мелкий бес, прознал, кому обязан «беседой» в том переулке. И отправил привет.

– Как любопытно, – произнес Джонсон, разглядывая оба предмета.

В пыльной сумке-шатлен, что женщины носят на поясе, обнаружились пожелтевший билет на доклад профессора Гальтона в Королевском колледже в Стрэнде, пара медных монет, набор принадлежностей для шитья и маленький ключик, должно быть, от секретера.

На платке же, вышитые зелеными нитками, значились инициалы «К.П.»

– Как странно, – покрутил Джонсон в руках пожелтевший платок.

Если сумка принадлежит мисс Розалин Харпер, то чьи же это инициалы? Либо вор решил посмеяться над ними, подсунув не относящуюся к делу вещицу, либо...

Да-с! Мистер Джонсон почесал голову. Он не любил выглядеть дураком, но сейчас по-настоящему озадачился: во-первых, сам факт того, что Милашка прислал эти вещи, казался невероятным (Джонсон не очень-то верил в благородство людей), а, во-вторых, этот платок с непонятными инициалами сбивал его с толку.

Следовало бы, наверное, показать обе вещицы Фальконе и Джеку, обсудить их появление и само их наличие, но Джонсон спешил отправиться в Брикстон, а этим двоим, родственничкам поневоле, и без того будет, чем заниматься: разбираться с намечающейся помолвкой.

Он хмыкнул...

– Я могу забрать эти вещи? – протянул руку Альфредо. – Их передали сеньору Фальконе.

Джонсон ему подмигнул: ему нравилось эпатировать чопорного слугу.