Легенды и были старого Кронштадта - Шигин Владимир Виленович - Страница 20

Любили ли читать кронштадтские офицеры прошлых времен? На этот вопрос можно ответить однозначно — любили! Помимо всего прочего, приобщению к книгам способствовала сама замкнутая атмосфера корабельной жизни, монотонная череда вахт и коллективные обсуждения в кают-компании прочитанных книг. Однако было бы неправдой утверждать, что заядлыми книгочеями были повально все наши морские офицеры. Как всегда и везде, хватало всяких — и читающих, и не очень. Встречались даже и такие, кто даже гордился, что за службу не прочитал ни одной книги, но не они определяли общий уровень эрудиции наших морских офицеров. При этом во многих случаях старшим офицерам приходилось корректировать читательские интересы своих подчиненных, исходя из интересов службы.

Так, в 1827 году, незадолго до выхода из Кронштадта, обходя линейный корабль «Азов», его командир капитан 1-го ранга Лазарев зашел в выгородку над кубриком, где квартировали мичманы. А зайдя, остановился в изумлении — все свободное пространство выгородки было буквально завалено связками французских любовных романов.

— Кто у вас здесь охотник до этой дряни? — спросил сурово.

— Мичман Корнилов! — был робкий ответ.

— Вестовой! — не оборачиваясь, крикнул Лазарев. — Весь хлам за борт!

Сам же виновник был зван в капитанскую каюту после вечерних чаев.

— Вот, что, Владимир Алексеевич, — подошел к замершему в дверном проеме мичману капитан «Азова». — На сем вашим фривольностям конец! Отныне станете читать лишь вот эти книжицы. От них и дури в голове не будет, а польза несомненная. С этого я и начну ваше воспитание!

На столе стопкой лежали толстенные тома навигации, морской практики и жизнеописания великих флотовождей.

Впоследствии мичман Корнилов станет начальником штаба Черноморского флота и героически погибнет в 1854 году на Малаховом кургане. Урок, преподанный Лазаревым, он запомнил на всю жизнь.

Что касается матросов, то о каких-то литературных вкусах говорить здесь сложно. Общий уровень грамотности был у них в общей массе весьма низок. Те, кто были грамотные, читали Евангелие, жития святых, сказки, да морской приключенческий бестселлер XVIII века «Приключения матроса Василия Кариатицкого». Уже в 30-х годах XIX века отставной лейтенант Владимир Даль напишет популярную брошюру «Матросские досуги» с изложением нашей военно-морской истории, которая будет пользоваться большим спросом у матросов вплоть до революции. Наиболее прогрессивные офицеры во время плаваний устраивали для своих матросов громкие читки популярных книг, которые всегда очень нравились матросам.

Из воспоминаний адмирала П. Давыдова: «На следующий день он (друг-кадет. — В. Ш.) показал мне квартиру, в которую я тогда же хотел перебраться, по 10 рублей в месяц: две комнаты, прихожая с черной печкой для вестового и другая для меня. Хозяйка моя, которая была бедная Третьякова капитана вдова, дочери, из которых одна была уже невеста, а другая 10 лет, слыша, как я читал трагедии, декламируя, смотрели в щелку двери и, увидев мои движения, сочли меня сумасшедшим».

В целом офицеры и адмиралы российского парусного флота жили достаточно яркой и насыщенной культурной жизнью, интересуясь всем тем, чем интересовались передовые люди российского общества XVIII–XIX веков.

В Кронштадте, начиная с Петра Великого, всегда большое внимание уделялось товарищескому и интернациональному воспитанию моряков: «Офицеры и прочие, которые в его величества флоте служат, да любят друг друга верно, как христианину надлежит, без разности, какой они веры или народа ни будут». Впрочем, истинно христианских добродетелей господа офицеры придерживались далеко не всегда.

Мало кто знает, но именно кронштадтские офицеры привнесли в начале XVIII века в Россию новомодный европейский обычай — выяснять отношения между собой на шпагах и пистолетах по заранее определенным правилам, то есть дуэль. При этом все же зачастую выяснение отношений между поругавшимися, хотя и именовалось новомодной дуэлью, а по существу, никаким формализованным поединком не являлось, а представляло собой самую обыкновенную драку, а то и вовсе пьяную поножовщину.

В Морском уставе Павла I 1797 года о дуэлях было сказано следующее: «Дуэль — суть остаток невежества и доказательство недостатка просвещенных нравов и благоустроенного закона; потому что тут сила, а не справедливость торжествовать может, и часто бешеный и злонравный человек остается победителем, будучи причиной и виной ссоры; а храбрость и искусство употребления смертоносных орудий полезнее доказать и употребить против врагов отечества, а не сочленов».

Заметим, что, судя по документам, на парусном российском флоте не было официально зафиксировано ни одной формальной дуэли. НА Бестужев писал; «Поверите ли вы, что от создания российского флота у нас между флотскими не было ни одной дуэли?» Понять флотский патриотизм декабриста Бестужева можно, но он, увы, в данном случае слукавил. Дуэли на флоте были, хотя и не столь частые и не столь кровавые, как в гвардии и в армии.

К примеру, адмирал П. А. Данилов в своих воспоминаниях описывает поведение в 1780-х годах кронштадтской замужней дамы в отсутствие дома ее мужа-моряка и последовавшую за этим дуэль: «А когда я был по должности и пришел домой, нашел, что за моим столом перед зеркалом сидит госпожа Абрицкая и убирает волосы, а на постели сидит ее маленькая дочка… мать ее, как бы, встревожилась, извинилась, что дочь пустила; говорит, что у них угарно, схватила туалет и побежала вон… Она намекнула, что ей бы хотелось, в Петров день в маскарад Петергофский. Подъезжая к Петергофу, по ее просьбе, мы заезжали на придворную яхту, чтобы взять с собой капитана Юхарина, который, по-видимому, был женихом сестры ее, и так поехали в Петергоф… Мы пошли по саду, и вошли в самую темную алею, так, что она, притворно испугавшись, сказала; «Ах, куда вы меня ведете?» Я был застенчив, потерял и сей случай, по крайней мере, даже не мог сказать, что я люблю, сколько ни принуждал себя к этому… И так, прогуляв с ними за полночь, сели на катер и возвратились в Кронштадт… На другой день она позвала меня пить кофе и просила вестового послать к мужу письмо, который пришел на эскадре из похода, и поутру его послала. Но как она показывала не мужу письмо отдать, а лейтенанту Дунаеву, то вестовой догадался… то он мне и отдал ею. Я хотел прочесть, распечатал оное, но нашел белую бумагу, я догадался, что писано оно молоком или лимоном… Подали свечу, я стал коптить и слова вышли — любовное письмо. Мне хотелось ответить, и я написал ответ. Таух (товарищ Давыдова. — В. Ш.) взялся отдать, и мы пошли ко мне, она смотрела в окно, он ей отдал, она взбесилась. У нее был тогда Юхарин, тот вызвал меня на поединок, чтобы через два часа быть за городом у учебной батареи. Мы явились, он уже там был. Вышли, у Тауха переломилась шпага. Я бросил ему свою, но лекарь Леман подошел к Юхарину, толкнул его в лужу, в которую он упал, и все тем кончилось, слава Богу…»

Именно так, бескровно и даже шутовски, заканчивалось большинство флотских дуэлей со второй половины XVIII до середины XIX века.

При этом, однако, драки в Кронштадте не только между офицерами, но даже между адмиралами до середины XVIII века были вполне обычным явлением. Нравы и обычаи, надо понимать, в ту пору среди корабельного офицерства были весьма незатейливыми. Журналы заседаний Адмиралтейств-коллегии в 30—50-х годах XVIII века пестрят такими разбирательствами: «По жалобе мичмана Мусоргского на капитан-лейтенанта Верха, поколотившего его палкой по голове до крови, в чем запирался виновный, определено исследовать…»

Искоренение взаимного мордобойства и поножовщины происходит в основном с воцарением императрицы Екатерины II, которая много занималась улучшением нравов российского офицерства, в том числе и морского. Несмотря на первенство в освоение дуэлей моряков, они до конца не прижились на флоте. В отличие от напыщенных и рафинированных гвардейцев, свои отношения морские офицеры выясняли в большинстве своем гораздо проще, справедливо полагая, что крепкий кулак гораздо надежнее шпаги и пистолета.