Путь Владычицы: Дорога Тьмы (СИ) - Эфф Юлия - Страница 11

Раб пребывал в некоем забытьи, травился своей магией, заточённой в теле и не имеющей выхода. Это была пытка Марны, так рассказывал Инграм. Да, малериец был рабом, пусть даже слишком красивым для фрейской принцессы, но отчего стало жаль его? Может быть, потому что Кайа втайне ненавидела Марну и тысячу раз дала себе слово отплатить достойно за словесные унижения?

Кайа погладила прохладной рукой горячую сухую и несколько шершавую спину. Карамалиец вдруг что-то пробормотал. Видимая безопасность расслабила гостью: ведь она давно мечтала потрогать настоящего малерийца, его косу…

А той не было! Короткие рыжие волосы сзади неровно подчёркивали белизну шеи. Значит, Марна вдобавок ещё и косу пленному отрезала!

— Пить! — повторил малериец, уткнувшись лицом в стену.

И Кайа растерялась.

Некоторое время в ней боролось два противоречивых желания: эгоистичное — потрогать всего раба, рассмотреть, пока он не в состоянии причинить ей вред, и противоположное — помочь ему, из одного чувства восхищения этой светлой идеальной громадой мышц безо всякой магии, просто потому что его боги благословили.

До сих пор понимание сути чуда находилось на границе вещей само собой разумеющихся: магия Тьмы, рождённая вместе со Всемирьем, давалась всем фрейям в совершеннолетнем возрасте и без исключений, никогда не отнималась, как то происходило с хрупкой магией света, ради сохранности которой малерийцы жертвовали многим.

Возможно, рыжий маг, сопротивляясь, умножал свою силу в борьбе за неё, и это был его секрет.

«Нет, не может быть. Он больше похож на умирающего, чем на победителя. Инграм, отец — победители, а этот…» — Кайе страшно было признаться себе в возможной правоте малерийца.

— Прочь, мерзкая ящерица! — пробормотал в бреду раб, и принцесса вздрогнула, по привычке приняв фразу на свой счёт.

Теперь она знала, благодаря учителю Вилфреду, что в карамалийском и малерийском слова “ящерица” и “урод” звучат похоже, в первом слове первая гласная чуть протяжнее, чем во втором. Значит, пленники называли фрейев вовсе не уродами, а ящерицами. Что ж, решила Кайа, когда узнала об этом, ящерицы милые, особенно огнеплюйки, живущие в северных пещерах под горой Сердца Тьмы. И обида отпустила. Среди рабов тоже не все белыми птицами были, например, Дыв-угодник…

— Пи-ить! — напомнил о себе Торвальд, метавшийся в видениях от призрака Марны до пламени, иссушающего тело и душу.

Кайа медленно повернулась, продолжая сомневаться в своём добром решении, и пошла к двери. Недалеко от входа в темницу стояла бочка, из неё пила охрана и относила пленным в указанные часы. Марна — вот кому захотелось насолить! Хоть бы малериец не достался ей! И остальным сестрам тоже. Инграму можно, потому что брат — лучше всех, добрее к Кайе.

Эх, они сейчас с высоты ныряют в волны океана, чтобы остудить свои нагревающиеся от небесного света крылья, потом плавают, разгоняя стайки светящихся медуз, и перед отлётом лениво лежат на песке, болтают о всякой приятной чепухе…

Принцесса дошла до бочки, зачерпнула деревянной узкой кружкой охранника чёрную воду и понесла назад. Раб не поменял своего положения, а значит, напоить его будет сложным делом. Кайе пришлось, не обращая внимания на раскинувшуюся сверху тревожно Ашу, опуститься на колени и чуть ли не навалиться на раба, чтобы просунуть кружку к носу. Каким же горячим он всё-таки был!

Малериец прикосновения не почувствовал.

— Пить! — нерешительно сказала Кайа, наклоняя кружку и выплёскивая из неё немного жидкости на нос и губы раба. Он вздрогнул, и Кайа отшатнулась. Попятилась к стене, укрываемая щитом верной Аши.

Раб проснулся, тяжело повернулся и уставился в темноту, где ему показалось мутное. Рука медленно провела по лицу, размазывая влагу:

— Кто здесь? — кажется, он плохо видел в темноте: блики от факела не доставали до угла, куда вжалась любопытная гостья. Не получив ответа, Торвальд снова опустился на свалявшийся жёсткий слой соломы, решил, что ему привиделось.

А он похудел, отметила про себя Кайа и в очередной раз помянула сестру недобрым словом — уморит раба, лишь бы тот не достался никому! Медленно девушка шагнула из угла, смахивая с себя Ашу, протянула кружку:

— Пить?

Малериец снова приподнялся на локте, удивлённо всмотрелся в неожиданную гостью, протянул руку и опустил, как если бы уже был научен обманом пытающих его фрейев.

— Пить! Ты пить? — Кайя сделала два шага вперёд, поставила кружку на пол и отошла.

Как осторожный зверь, почуявший открытую дверь клетки, малериец потянулся и замер, когда гостья резко отпрянула. Но затем спокойно поднял кружку и махом осушил её. Всё свершилось! Месть Кайи удалась (наверное), что делать теперь, она не знала. Малериец некоторое время прислушивался к себе, прикрыл глаза, и вдруг слабая улыбка тронула угол его губ. Он приложил руку к сердцу, коротко кивнул и осторожно опустил кружку на пол, подтолкнул её к Кайе. Деревянная посуда крутанулась несколько раз, удаляясь от пленника. И Кайа схватила сосуд, метнулась к двери, чувствуя себя застигнутой врасплох преступницей, с трудом закрыла на ключ, с грохотом свалила связку на колени храпящему охраннику и вылетела из подземелья.

****

— … Сложность строительства акведука состоит в расчётах угла уклона. Преодоление возвышенностей и низменностей, встречающихся на пути к цели, существенно осложняет расчёты. Так, при первоначальном подведении воды во время строительства нижнего яруса дворца были допущены некоторые неточности. Некоторые до сих пор считают, что это было сделано архитекторами пленных намерено, чтобы нанести ущерб фрейям. Однако, существует и иная точка зрения, на мой взгляд, имеющая право на существование, — Сердце Первозданной Тьмы не допустило вмешательства в близлежащие слои почвы. Поэтому водопроводная система отсутствует на ярусе, ныне отведённом под темницы, но присутствует на этаже для прислуги и не поднимается на верхние уровни без помощи механического лопастного насоса…

Учитель Вилфред задумался, разглядывая чертежи, разложенные перед сегодня заметно рассеянной ученицей, добавил сведений, зная увлечённость Кайи этой страной:

— Для сравнения, Кар-Малерия, имеет более удачный ландшафт. Во-первых, столица находится на возвышенности, под горной цепью, что удачно не только со стратегической точки зрения. Ледниковая вода устремлена через город, словно живые сосуды каменного тела… Мда, я всегда поражался идеальной чистоте Кар-Эйры даже в сезон ветров, когда с Желтых гор пыль оседает на крышах, домах, одежде — на всём… Именно правильные расчёты в оросительной и воднопользовательской системах — заслуга чистоты этого белого города. И жители, конечно же, приобрели соответствующие привычки.

Час назад Кайа всего лишь спросила, как долго, например, карамалийцы могут обходиться без воды, а учитель достал запылившиеся чертежи дворцового акведука, куском угля на других белых листах понарисовал всяких схем — уклона-наклона, сужения-расширения, что совершенно не было интересно слушательнице. Кайа мало того что плохо спала остаток ночи, мучаясь от власти яркого Иля, ещё из головы никак не шёл похудевший рыжий карамалиец и его спекшиеся от жажды губы. Наверное, за две недели пытки и одна кружка ему показалась щедрым даром, но всё-таки… Последняя фраза учителя разбудила Кайю:

— Какие привычки? — встрепенулась она.

Блеск любопытных глаз подействовал на учителя должным образом, и Вилфред не без удовольствия продолжил свою лекцию:

— Жители Кар-Малерии помешаны на воде, я бы сказал. Даже самый бедный простолюдин ежедневно совершает дважды частичное и один раз перед сном полное омовение…

— Зачем? — ученица удивлённо распахнула чёрные глаза.

Учитель насмешливо причмокнул:

— А маги, особенно те, что владеют даром воды, могут совершать полное омовение и дважды, и трижды в день…

— Фу-у-у, и им не надоедает?

— Хм, при некоторой температуре воды это занятие, и впрямь, может затянуть. У них даже есть специальные купальни с сухим и горячим воздухом, где и малерийцы, и карамалийцы могут пребывать по часу, а то и дольше. В свои купальни они также добавляют ароматические настойки, и может показаться, что ты находишься где-нибудь в цветущем поле, а не внутри здания на вершине горы. Вот такие они, суровые кар-малерийцы! — в глазах Вилфреда плясали весёлые огоньки.