Стражи волшебных миров (СИ) - Лавров Владимир - Страница 60

- Спроси, - одобрил генерал.

Ва говорила с людьми неожиданно долго, но в итоге все пленные подняли руку.

- Вижу, - удивлённо подтвердил командующий.

- Ещё они просят найти им женщин. Домой у них нет даже надежды вернуться.

- Где мы им женщин найдем, у нас и так людей для освоения земель не хватает? - удивился граф ага Аркнейн.

Командующий осмотрелся и заметил моего отца:

- Барон ага Долиган, а сколько у вас вдов в сёлах, которые могли бы создать новую семью и у которых нет никакого шанса сделать это на старом месте?

- Человек пять найдётся, ваше превосходительство, - ответил папочка.

- А сколько у нас баронств?

Граф ага Аркнейн кивнул:

- Да, на этих ребят хватит.

- Господин Ирма, принимайте этих людей под командование. Говорят, из них получатся хорошие полицейские. А лет через пять и воины.

- Да, ваше превосходительство. Но они пока почти ничего не видят, как и остальные.

Я подошёл к Ва:

- Слушай, как на их языке будет “служить империи хорошее дело, вы можете прозреть”?

Двести пятой пришлось консультироваться с людьми странного народа. Эту фразу я разучивал довольно долго, а затем прошёлся по ряду пленных, повторяя её людям. Если у Ангелы остались какие-то силы, может, и у меня несколько капель задержалось?

Видимого эффекта не было, и я вернулся к Ва. И тут по ряду пронёсся шепот. Люди плакали и что-то повторяли.

- Чего они говорят?

- “Я вижу”.

Я подошёл к начальству:

- Разрешите обратиться!

Генерал посмотрел на меня недовольно, но разрешил:

- Обращайтесь.

- На них подействовала магия их богов. Как жрец Радо, я могу уговорить их в том, что им можно разрешить себе вернуть зрение, тем, кто присягнёт империи, так как это хорошее дело. Если их сейчас построить и принять присягу, они станут дееспособными и их не надо будет кормить с ложечки.

Начальство взглянуло на меня заинтересованно:

- Давай попробуем.

С помощью Ва мы кое-как объяснили странному народу, что они сейчас будут присягать на верность и что это хорошее дело, после которого они, скорее всего, прозреют. Кто не хочет, может не присягать, останется военнопленным, будет работать шесть лет как раб, потом будет отпущен.

Отказалось присягать только трое человек, все из офицеров. Видимо, их хорошо купили. А может, заложники дома остались… Отказников отвели к остальным кочевникам.

Процесс перевода текста присяги и оглашения его тридцати тысячам человек занял некоторое время. Потом они присягали перед командующим, и только потом я пошёл по рядам и стал говорить им, что они совершили хорошее дело и теперь могут прозреть. Начали нормально видеть примерно семьдесят процентов, ещё двадцать стали различать светлые пятна.

Провозились до вечера.

Командующий тут же припахал новых подчинённых кормить с ложечки остальных пленных, многие из которых продолжали оставаться связанными.

В следующие дни у нас было много забот: мы помогали отбирать среди кочевников тех, кто готов перейти на сторону Империи, принимали присягу, уговаривали их в том, что это хорошее дело и что теперь можно прозреть. Практика показала, что даже среди татайцев, стоило им повздорить, тут же у людей пропадало зрение. У обычных кочевников зрение возвращалось в первую очередь к самым кротким и доброжелательным людям. Потом, услышав об исцелении, начинали что-то видеть и все остальные, перешедшие на сторону Империи. Те, кто мыслили себя нашими врагами, так и оставались слепыми. Возни с ними было огромное количество. И почему я не пожелал им чего-нибудь попроще? Например, провалиться в землю по пояс. Мы бы их быстренько потом откопали…

Оказалось, что сто тысяч людей — это очень, очень много. И с каждым отрядом надо поговорить, уговорить… Эксперимента ради я предложил Ангеле поработать за меня, поуговаривать кочевников в том, что теперь они могут прозреть. Как ни странно, у неё получилось. Не так эффективно, как у меня, но получилось. Мы продолжили эксперименты. Оказалось, что возвращать зрение может любой начальник, которого кочевники считают авторитетным. У господина Ирмы получилось даже лучше, чему у меня, но у него не было времени этим заниматься. Неплохо получилось у нашего главнокомандующего, но у него времени было ещё меньше. Ва неплохо воздействовала. Мы использовали даже несколько офицеров из числа кочевников, перешедших на нашу сторону. Их успехи были ещё меньше, чем у Ангелы, но при таком количестве народа и их помощь была неоценимой.

С одним из отрядов, принимавшим присягу, возникла проблема. Зрение им возвращала Ангела, и у неё ничего не получилось. Прозрело всего трое. Кочевники были в полном недоумении. Их племя никогда не было врагом нам и тихо мечтало удрать из армии при первом удобном случае. Кочевники предположили, что они неправильно думают о том, что такое хорошее и доброе дело, поэтому зрение и не возвращается. Попросили Ангелу объяснить, что мы имеем в виду. Ангела впала в панику и послала за мной гонца.

Когда я приехал, обнаружилось, что кочевники уговорили Ангелу на всякий случай послать гонца и за каким-нибудь из наших святых отцов, на случай, если моё понятие жреца Радо о добре отличается от понятия религии Империи. Оный святой отец уже подъезжал к площадке для принятия присяги. Так и получилось, что Ангела сбивчиво объясняла суть проблемы нам обоим одновременно. Святой отец сначала подумал, что над ним смеются. Объяснять пленным, что такое доброе дело?

Но потом он понял, что никто смеяться не собирался, и начал рассказывать основы нашей религии от самых основ. Переводила Ангела. Кочевники не могли понять, к чему им история древней империи, в которой сожгли Бога-из-Огня, и заметно заскучали. И как взрослые могут быть такими непонимающими, зачем святой отец им всё это рассказывает? Тут надо как с маленькими детьми, только простые предложения. Когда святой отец рассказал историю сожжения и уехал, я спросил:

- Ну что, всё понятно?

Пленные захихикали.

- Ладно, слушаем меня сюда. Жить для гордости, для того, чтобы отобрать у всех всё, что можно отобрать, и побить всех, до кого можно дотянуться — это плохо. Жить ради того, чтобы создавать у всех людей вокруг радость и изобилие — это хорошо. Жить ради гордости, ради того, чтобы все замолкали при первых звуках твоего голоса, ради того, чтобы все принимали только ваши оценки и боялись возразить — это плохо. Жить для того, чтобы научиться выслушать и понять каждого человека — это хорошо. Издеваться над другими людьми ради собственной забавы — плохо. Благотворить даже тем, кто напрямую к тебе не относится, чтобы все жили счастливо — это хорошо. Жить только ради жадности — плохо. Вести дела так, чтобы все были сыты и довольны — это хорошо.

Я почесал тыковку. Что бы ещё им сказать про плохо и хорошо?

Кочевники облегчили мне задачу. Один из них возмутился:

- Если тебя послушать, так ты заберёшь у мужчины всё то, ради чего стоит жить. Если ты побил другого человека — значит, ты лучше. Ты доволен, есть, ради чего жить. Ограбил другое племя — можно купить много женщин, или привести домой и заставить работать их женщин, и жить в довольстве. Если в твоём племени к тебе прислушиваются, ты уважаемый человек. Если ты говоришь, а тебя никто не слушает, значит, ты в племени никто.

Ангела удивилась и испугалась настолько, что прижала ладошку ко рту. А потом неожиданно разразилась пламенной речью:

- Ну, это и есть плохо. Отбирать, издеваться, подавлять других людей, делать их несчастными — это и есть плохо. Да, тебе может быть лучше от этого ненадолго, но общее количество горя в мире растёт. И грабёж неизбежно вернётся к тебе. Мы живём иначе. Мы живём, чтобы служить. Наши селяне служат нам, они пашут землю и собирают злаки, чтобы служить нам, чтобы кормить наших коней и ковать нам оружие. Мы сражаемся за них с врагами государства и разбойниками. Но мы не унижаем и не издеваемся над ними. Мы служим им.

- Ха, такого не может быть, - засмеялось пленный, а с ним довольно много других кочевников.