Девочка в подарок - Резник Юлия - Страница 7

– Далеко направляешься?

Девица резко выпрямляется.

– О-о-ох.

– На твоем месте я бы не делал резких движений.

– Спасибо. Не буду.

– Кажется мне, ты собралась слинять, прихватив кое-что мое.

– Что?! Я не воровка! – Богомолиха оборачивается. Косметика поплыла. В глазах детская обида.

– А мне помнится, у тебя осталось кое-что, принадлежащее мне.

– Я… все отдам, – Богомолиха шумно сглатывает. – Просто не сейчас. Я… не очень хорошо себя чувствую.

– Ну а ты как думала? Если пить все, что горит…

– Я всего лишь один стаканчик пропустила. Для смелости! Не каждый же день мне приходится…

– Ложиться под незнакомых мужиков?

– Не думаю, что вы имеете право меня обсуждать. Да, ситуация щепетильная. Но у меня не было другого выхода.

– Что ж ты такая неоригинальная, а? – вздыхает Брагин. И весь его интерес проходит, как не бывало.

– Почему сразу неоригинальная?

– Да потому что у каждой плечевой на трассе имеется такая история. Признаться, учитывая твое больное воображение, я рассчитывал на более креативный рассказ.

– А вот не надо меня оскорблять!

– Да это ж комплимент, что ты?

– Другим делайте такие комплименты. А мне не надо.

– Ты права. Хорош разговоров. Иди сюда. И руки опусти… Хочу, знаешь ли, рассмотреть свой подарок в деталях.

– Да бросьте, в нем нет ничего особенного! Уверена, вы видели и лучшие… хм… экземпляры.

– Ну почему же? Грудь у тебя вполне ничего. Полная, мечта всех мужчин…

– А вот и нет! Вы знали, что у наших предков большая грудь была вообще не в почете?! Например, у приматов молочная железа увеличивалась лишь у кормящих матерей. А кормящая мать – что? Правильно! Не годилась для того, чтобы зачать снова. Вот поэтому обладательницы пышных форм были у самцов не в почете… Правда занятно?

– Супер. Мне несказанно повезло. Я как раз не собираюсь никого зачинать, – бормочет чуток охреневший от такой лекции Брага и в одно слитное, хищное какое-то движение спрыгивает с кровати.

Господи, какой он огромный! Чудовищно сильный. Как-то Марфа имела возможность провести несколько месяцев, наблюдая за гориллами в их естественной среде обитания. В конце концов, приматы до того к ней привыкли, что даже стали идти на контакт. Так вот, когда на нее шел огромный и клыкастый самец, Марфа ощущала примерно то же, что и теперь. Страх. Благоговение перед его силой. И чувство абсолютной беспомощности. Но в то же время, как ни парадоксально, свою власть над ним. Пусть… Пусть рычит и скалится. Она-то знает, что стоит только дать зверю себя обнюхать, чуть его приласкать, погладить по черной кожаной морде пальчиками и пробежаться ладонью по шерсти, как тот становится абсолютно ручным и покладистым.

Так что, кажется, она знает, с чего ей начать. Благо шерсти у Брагина хватает. От природы он здорово волосат. Но, не в пример обезьянам, хорошо пахнет. Марфе даже жаль, что похмелье не дает ей насладиться этим ароматом как следует. Где-то она читала, что для очень богатых людей в специальных лабораториях разрабатываются эксклюзивные ароматы. Признаться, она не очень-то поверила этому поначалу, а теперь вот убедилась. Парфюм Брагина не похож ни на один из тех, что ей доводилось обонять до этого. М-м-м… Стоп! А она?! От нее же разит, как…

– Нет! Погодите!

– Ну что такое опять?! – недовольно морщится Брагин.

– Ничего. Вы, главное, поймите меня правильно. Я не отказываюсь от… сделки. Но… Простите, как я могу вас называть?

Брагин сощуривается. Глаза у него совсем не обезьяньи. Голубые-голубые, как лазеры.

– Арсений.

– Арсений, сами подумайте, разве я в таком состоянии смогу… э-э-э… доставить вам удовольствие? Вряд ли. Не могли бы мы встретиться в другой день? Я привела бы себя в чувство и… – Марфа замолкает, в попытке справиться с очередным рвотным позывом, но очень скоро понимает, что ни черта у нее не выйдет, и, выпучив глаза, хрипит: – Где туалет?!

– Вон дверь, – цедит сквозь зубы Брагин. Неужто он думает, будто Марфе нравится это ужасное состояние?! Откуда ей было знать, что от виски, смешанного с шампанским, может быть так плохо? Она же выпила не так уж много, чисто для смелости. К тому моменту сто раз уже пожалев, что себя продала.

– О горе мне!

Если бы у Марфы были силы, она бы рассмеялась. Потому что из уст Брагина это звучит один в один как в том советском фильме. «Иван Васильевич меняет профессию», кажется. Наверное, это истерика. Ситуация просто кошмарная. Если бы Мане кто-то сказал, что ее будет выворачивать на глазах у одного из самых влиятельных и богатых мужиков страны, она бы посоветовала безумцу обратиться в больничку.

– Выйдите, пожалуйста. Мне ужасно неловко.

В ответ на вполне резонную просьбу Марфы Брагин разверзается потоком отборной брани. Хм… Может, с ним будет чуть сложнее, чем с самцом гориллы, признает Марфа, с трудом поднимаясь с колен.

– Душ сама примешь?

Душ. Господи, как же хочется вымыться! Кажется, алкогольные пары покрыли ее кожу липкой смердящей пленкой. Нет, все же хорошо, что ей удалось настоять на своем. Даже бесплатно нельзя предлагать себя мужчине в таком непрезентабельном виде, а уж за деньги…

– Сама.

– Я буду поблизости. Если что – кричи.

– Спасибо вам больше, Арсений. Вы очень благородный мужчина и…

– А ты – сплошной геморрой, – отвечает не очень-то любезно, разворачивается на пятках и уходит.

– Я исправлюсь… – кричит ему Маня вслед.

Душ у Брагина вполне обычный. Тропический. От душевых в домах простых смертных он отличается лишь габаритами, ценой смесителей и использованных в отделке материалов. Маня долго-долго стоит под водой. Потом чистит зубы заранее выданной щеткой, оглядывается в поисках какой-то одежды и находит огромный банный халат. Выходит, завернувшись в него до самых пят, и натыкается на взгляд стоящего у журнального столика человека в голубой медицинской робе.

Неужто она заболтала Брагина до того, что тот прислал за ней санитаров?

– Добрый день. Меня зовут Алексей. Вы можете прилечь. Так будет удобнее.

– Удобнее для чего? Я не совсем понимаю… – Марфу накрывает легкой паникой. Она в любопытстве озирается и натыкается на взгляд Арсения. Тот стоит у стола, держа в руках какие-то документы. И выглядит таким до зубовного скрежета свежим, что хочется его пнуть.

– Это врач. Он приведет тебя в чувство. Пара капельниц – и будешь огурцом. А я пока поработаю. У тебя нет аллергии на лекарства?

В смысле? У Брагина есть специальный врач от похмелья? Марфа настолько шокирована, что природное красноречие ей отказывает.

– Нет. И вообще мне уже лучше. Отлежусь пару деньков и…

– У меня нет этого времени. Через два часа мы уезжаем.

Из глотки Марфы рвется куча вопросов и возражений. Что значит – уезжаем? Как надолго? Куда? Но задать их не дает понимание того, что она и так уже слишком злоупотребила. Вниманием, терпением, временем… Да по большому счету всем тем, что для богатеев вроде Брагина представляет собой наивысшую ценность.

Подумать только, собственный врач от похмелья! Все еще недоверчиво качая головой, Марфа ложится. С опаской протягивает руку. Для собственного спокойствия уточняет у доктора, что ей собираются капать, и, к удивлению, получает довольно подробный ответ. Почему к удивлению? Да потому что она до последнего ждет какой-то подставы. А ее нет. Капельница монотонно капает, таблетки потихоньку действуют, в приоткрытое окно тянет морозцем. И все вместе это здорово притупляет ее мигрень. Марфа то погружается в сон, то, вынырнув на поверхность, исподтишка наблюдает за сидящим за столом у окна Брагиным. Который ей, стоит признать, чисто по-женски нравится. Этот факт и становится решающим, когда она соглашается на предложение Сашки. Деньги деньгами, но даже ради своих обезьян Марфа вряд ли бы согласилась переспать с кем попало. Брагин однозначно кем попало не был. Уж если с кем и лишаться опостылившей ей невинности, то с ним. На шелковых простынях, в башне с видом на город. Все же в определенные моменты в Марфе пробуждается обычная девочка, которая хочет, чтобы все было красиво.