Десерт для герцога - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 3

Но размышлять обо всем этом было некогда, я неслась под свист, улюлюканье и нестройные выкрики – видимо, всем, кто оказался во дворе, было дело до перепуганной девушки. Какой-то мужик с перебитым носом выскочил передо мной чуть присев и растопырив руки – я легко поднырнула под загребущие грабли и понеслась к воротам. Ров, подъемный мост – глаза едва успевали замечать все это, в разуме билась только одна мысль – бежать. Даром что сердце колотится в горле, воздуха не хватает и колет в боку. Бежать! Говорят, Альбин страшен в гневе, и проверять, так ли это, на собственной шкуре совершенно незачем.

Опомнилась я где-то в лесу, когда ноги окончательно отказались держать. Едва не свалилась в придорожные кусты. Пока восстанавливала равновесие, умудрилась оцарапать шею и едва не выколола глаз. Шагнула обратно на дорогу, и тут меня стошнило, не то от непривычной нагрузки – никогда я не бегала такие кроссы – не то от страха. От страха, скорее всего: желудок оказался совсем пустым, только горечь никак не хотела уходить изо рта. И, как на грех, с собой ни фляжки, ничего.

Сойдя с дороги, я сорвала веточку мяты, чтобы зажевать гадкий привкус, но, не успев ее сунуть в рот, застонала – запах живо напомнил холодок дыхания Альбина. Похоже, он не только за кошельком выходил.

Он ведь меня найдет. Да что там, и искать не надо особо. Трактир «Свин и сардины», на мысу. По левую руку, если стоять лицом к морю – Черная бухта, в лиге по берегу – деревня. Не доходя до нее, дорога раздваивается, одна ведет через деревню к замку, очертания которого видны на горизонте в ясную погоду. Вторая – в город, что находится в дневном переходе от нашего трактира.

По правую сторону от трактира, опять же, если смотреть на море – Сардинная бухта, которую мыс напрочь закрывает и от деревни, и от замка.

И уж кто-кто, а капитан замкового гарнизона, внебрачный сын герцога, прекрасно знает и этот мыс, и трактир, и меня. А уж он сам прославился на всю округу – неудивительно, что так оторопел, когда я заявила, будто впервые его вижу.

По слухам, прижитый от цыганки, словно в насмешку прозванный Альбином2, герцогский бастард унаследовал не только внешность, но и горячую кровь матери, которая, опять же по слухам, сбежала, едва придя в себя после родов. Вечно вопящий сверток она оставила в замке. Герцог не стал сбывать ребенка с рук, растил, выжидая, проявится ли магия. И когда подтвердилось, что ребенок – маг, нашел ему учителя. Хотя признавать бастарда так и не стал.

Господи, о чем я? Какие герцоги, какие бастарды? Я же ничего этого не знаю и не могу знать! Да и вообще сроду ни одного аристократа живьем не видела! В России вот уже больше века аристократы – вид краснокнижный!

Но ведь сейчас-то я не в России. И полчаса назад бойко шпарила на языке, которым в реальности и пары мыслей не смогла бы выразить, несмотря на отличные оценки! Откуда я его узнала? И не оттуда ли знаю, как об Альбине шептались, дескать, дерзок не в меру, места своего не знает, все потому, что за острый ум и сильную магию герцог ему позволяет куда больше, чем стоило? А теперь все чаще поговаривали, будто герцог намерен не только признать, но и усыновить бастарда по всем правилам. Альбин, поди, уже предвкушает день, когда сможет расплатиться со всеми, кто за глаза называл его ублюдком. В глаза-то давно никто не осмеливался.

За спиной раздался мерный топот копыт. Я подпрыгнула: накаркала! Вспомнила о нем и накаркала, Альбин за мной поехал, не снес, видать, оскорбления.

Что со мной сделает разъяренный герцогский сынок, привыкший ни в чем не встречать отказа, даже думать не хотелось.

Я попыталась бежать, но ноги подчиняться отказались и сердце прыгнуло в горло, мешая дышать. Видимо, то отчаянное спасение из замка стоило мне всех сил. Все, на что меня хватило – сигануть в придорожные кусты, съежиться там, глядя на дорогу сквозь листья.

Мало кто смел перечить Альбину, даром что вроде как простолюдин. Все же знали, чей он сын. В нашем герцогстве, как и в любом наследственном владении, власть лорда превыше королевской и даже божеской. Господь – высоко, а господин – вот он.

Господи, помоги. Я зажмурилась. Казалось, сердце, что колотится набатом, выдаст меня.

Как меня угораздило его разозлить? Как я вообще додумалась обратиться с совершенно непристойным предложением именно к Альбину? Даже странно, что он согласился заплатить. Ведь в самом деле мог просто задрать мне юбку и сделать все, что пожелает, кто бы ему слово поперек сказал? Но вроде бы мы договорились – только для того, чтобы я сбежала, когда пришло время исполнять свою часть сделки.

Размеренный топот копыт приближался. Я вцепилась зубами в кулак, чтобы не заскулить от страха. Ишь, не торопится. Знает, что все равно никуда не денусь. Угораздило же меня наворотить дел!

Всадник остановил лошадь. Неужели Альбин заметил следы в дорожной пыли и понял, куда я спряталась? Сквозь листья я видела только четыре ноги примерно от середины бабок до колен, а высунуться посильнее было страшно – как бы не выдать себя. Странная масть у коня, невнятно-бурая. Альбин же обычно ездил на рыжем, золотисто-абрикосового цвета.

Ноги свернули с дороги, двинулись ко мне. Я сжалась – может, все-таки пронесет? Затрещали ветки. Нервы мои не выдержали, заверещав как ненормальная, я вскочила, собираясь бежать, и обнаружила в паре метров от себя чудовище с разлапистыми рогами.

Чудовище фыркнуло и понеслось прочь, я осела на подогнувшихся ногах, одновременно смеясь и размазывая по щекам слезы. Лось. Просто лось. И, кажется, я напугала его не меньше, чем боялась сама.

«Я». А кто – я?

Я спускаюсь со ступенек сцены, сжимая в руках аттестат вместе с медалью «за особые успехи в учебе». Мама промокает глаза бумажным платочком.

– Так Вите и надо, – говорит вдруг она, когда я сажусь рядом. – Сколько просила – уходи ты с этой «скорой», и так не заметил, как дочь выросла! Нет, уперся: если все уйдут, кто останется? Вот пусть теперь локти кусает, что не видел, как тебе аттестат вручали.

Я улыбаюсь, обнимая ее. Сегодня мне не хочется ни обижаться самой, ни видеть чужие обиды. Папа почти всегда на дежурстве, и подменить его некому, я давно привыкла к этому. Да и мама ворчит скорее для порядка, давно смирилась.

Распахивается дверь трактира, отец, переменившись в лице, взглядом указывает мне на двери в кладовую. За кладовой – двери в наши комнаты, куда гостям нет хода. Я спокойным шагом двигаюсь к двери, отец, кланяясь, устремляется навстречу гостям, лепечет о том, какая это для нас честь. В самом деле, в последний раз люди герцога заглядывали к нам поесть в тот год, когда родилась Бланш, это, выходит, десять лет назад? Мне нужно предупредить ее и Джулию, чтобы не высовывались, и самой скрыться с глаз. Все мы давно умеем увильнуть, не меняя выражения лица, прежде, чем мужская лапа дотянется до талии или мазнет по груди. Знаем, как разговаривать с буйным пьяницей и как утишить гнев недовольного постояльца, но купцы и их охрана – это одно, а на людей герцога, случись чего, управы искать негде.

– Эй, красавица! – окликает меня властный баритон.

Я оборачиваюсь, и сердце пропускает удар. Конечно, я знаю Альбина в лицо, кто ж его не знает, но никогда не видела так близко.

– Что вам угодно, милорд? – склоняюсь я.

– Чем у вас кормят сегодня?

– Чечевичная похлебка с зеленью, милорд. Постная.

Черный нездешний взгляд обжигает, я заливаюсь краской. Отец словно невзначай вдвигается между мной и Альбином.

– Если милорд пожелает, я запеку на решетке ставриду утреннего улова. А вашим людям…

– Не мельтеши, – перебивает его Альбин. – Сойдет и похлебка. Хлеба и пива, само собой. – Он улыбается мне. – Накормишь, красавица? А ты займись моими людьми. – Это уже отцу.

Отец комкает в руках полотенце, но перечить не решается.

Я устремляюсь к полкам, где сложены миски, дорогу мне преграждает мужчина в кольчуге – впрочем, они все сегодня в кольчугах. Я привычно сдвигаюсь в сторону, но в этот раз маневр не удается – мужчина сгребает меня в охапку. И в тот же миг раздается голос Альбина: