Todo negro (сборник) (СИ) - Мокин Антон - Страница 42

Китаец встрепенулся.

— Да ничего я не знаю! Сказали: «карантин». Я поверил: черножопые жрут всё подряд и обезьян трахают, а мир потом всякие эболы разгребает! Но кто-нибудь видел врачей? Да я вообще транзитом летел!..

Ли перешел на родной язык. По интонации было ясно: китаец от души кроет и Абуту, и всю Африку.

— Деньги. Они нас обворовывают! — на кровати привстала пожилая дама, которую Биркин сперва не приметил из-за свешенного со второго яруса одеяла. — Как в «Графе Монте-Кристо»! Продают воду, пищу и сигареты по баснословным ценам! Жиды!

— Фрау Клоппер! — возмутился Иезекиль. — Я бы попросил…

— Прости, Иззи, это фигура речи. Да и какой ты жид? Ты же чёрный… — фрау рассмеялась, но скорее нервно, чем весело.

— Я эфиоп!

— Не обращай внимания. — датчанин улыбнулся. — Дурацкие шутки хоть как-то скрашивают наше положение.

— А почему им просто не отпустить вас за деньги?

Биркин прикинул возможный размер выкупа. Если дело в банальном вымогательстве, то это намного лучше, чем «ответка» Лугаве лично ему. Значит, можно выбраться. А уж потом!..

— Вымогательство… это инициатива снизу. Охранникам надо кормить семьи. Волонтеры «Красного креста», возвращавшиеся из Танзании в Варшаву… — датчанин кивнул на парочку в углу. — Они для этого рыбка слишком мелкая, зато сам Лев Биркин! Да, я тебя узнал… Ты рыба уже слишком крупная. Не сходится.

— Херр Биркин? Вот, Иззи, как должен выглядеть настоящий еврей!..

Еду приносили раз в сутки. В лишенной окон комнате и без телефонов эти визиты были единственным способом следить за временем. Свет в комнате не выключался. Чтобы уснуть, приходилось сооружать балдахины из одеял — ни на что иное, впрочем, не пригодных. Нижних коек всем не хватало: спать приходилось по очереди.

Кормили лепешками с плесенью, но за деньги можно было попросить у охранников принести что-то съедобное из кафешек. В первые дни Биркин пытался уговорить тюремщиков продать ему телефон или хотя бы дать позвонить, но тщетно. Не получилось и разузнать хоть что-то о причинах задержания. Ахмет заметил, что эти свиньи не соблазнились даже его «Ролексом».

Дни тянулись однообразно. На второй неделе заключения Анджей предложил вырубить охрану, но датчанин резонно рассудил, что из аэропорта все равно не вырваться.

У Юстины слезы то и дело сменялись яростью. Она сперва жаловалась на неблагодарность черномазых ублюдков, которым приехала помогать, потом сетовала на Анджея, приобщившего её к дурацкой идее волонтерства. Затем била его кулаками в грудь и кричала на польском, после чего цикл повторялся.

— Я за свою жизнь понял одну вещь… — говорил ей датчанин. — Это приятно: мечтать вернуться назад. Представлять, как все исправляешь, не допускаешь ошибок. Только эти сладкие мечты — чушь. Стремясь изменить прошлое, ты теряешь настоящее. А возможности стоит искать только в настоящем.

Возможности… Опыт программиста подсказывал Биркину наличие двух: сдохнуть или выжить в этой дыре. Русская же душа навела на особый третий путь. Лев принялся барабанить в дверь.

— Примите заказ!

Местное пиво имело мерзкий вкус и стоило как приличный односолодовый виски, хотя помогало разрядить обстановку. Но что более важно — оно было в жестяных банках! Биркин рассудил: пленники нужны местным живыми, а раз так… Он разорвал банку пополам и попробовал поцарапать палец острым краем. Не бритва, конечно, но при желании «вскрыться» получится. Да и требовалось не свести счеты с жизнью, лишь припугнуть охрану. Заставить позвать начальство или хотя бы перевести Льва в медпункт за пределами транзитной зоны.

План был достаточно смелый, чтобы сработать, но проверить его на практике не довелось. Дверь неожиданно распахнулась.

***

Освободили его так же неожиданно, как задержали. Протащили под локти к стойке паспортного контроля, оттуда — прочь, через зону выдачи багажа и зал прилёта. Безопасники всучили Льву мобильник и молча удалились. Ни извинений, ни объяснений, ни настойчивой рекомендации держать язык за зубами… Ни багажа. Хотя потеря нескольких рубашек волновала сейчас Биркина меньше всего.

Пару минут он просто стоял как столб, переваривая произошедшее и оглядываясь по сторонам.

Просторный, светлый и практически пустой терминал. С огромной фрески ласково улыбался Жан-Мишель Лугаве. Диктатор смотрел на гостей солнечного Абуту с добрым прищуром, точно Ленин на пионерию.

Судя по дате на табло, в плену Биркин провел пятнадцать дней. Лев Яковлевич включил телефон: нужно срочно дать весточку домой. Вдруг его и не думали отпускать на волю? Скажем, ДТП по пути к российскому посольству? Учитывая, что правила дорожного движения в черной Африке носят скорее рекомендательный характер, выйдет правдоподобно…

Экран смартфона зажегся. Лев Яковлевич поднес к экрану палец и вздрогнул. Рука была чужой! Пожелтевшая, пергаментная старческая кожа в коричневых пятнышках. Ярко выступали синие вены. Но все тот же папиллярный узор: на экране телефона появились иконки рабочего стола. Биркин почувствовал слабость. Стрельнуло в спине, затем в коленных суставах. Подрагивающим пальцем он включил фронталку.

С экрана на Льва Яковлевича глядел глубокий старик. Редкие седые волосы, морщинистая кожа, старческие веснушки. Конечно, стресс может состарить. Но чтобы крепкий сорокалетний мужчина превратился за две недели в столетнего деда?

В глазах помутнело. Не разбирая дороги, Биркин зашагал вперед. Это бред, это нервы. Просто две недели в прокуренной душной комнате. Нужен свежий воздух!

Путь до выхода занял у Льва Яковлевича минут двадцать. Выйдя на улицу, он задыхался, словно пробежал кросс. Или словно постарел лет на пятьдесят! Негры-таксисты на ломаном английском предлагал свои услуги, но Биркин не обращал внимания.

«Преждевременное старение» — предупреждала картинка на пачке сигарет. Какая ирония!..

— Мсье, вам не повредят глоток пальмового вина и головной убор!

Черный юноша, улыбаясь, протянул пластиковую литрушку с молочно-белой жидкостью.

— Спасибо, воздержусь…

— Лев Яковлевич, нужно снять стресс. Да и не в том вы положении, чтобы бояться отравления!

Негр говорил на чистейшем русском. Конечно, в российских ВУЗах полно черных студентов, так что русскоговорящий негр — не великая странность. Но как он узнал известного бизнесмена в седом старике?

— Вы действительно состарились. — собеседник разрушил всколыхнувшуюся надежду на временное душевное расстройство или действие какого-нибудь наркотика. — И людям Лугаве больше не интересны. Вы не первый и не последний… Но выход есть, если примете руку помощи.

Биркин взял протянутую бутылку. Пальмовое вино явно перебродило и попахивало гнильцой, но Лев Яковлевич сделал несколько жадных глотков.

— И вы можете помочь?

Негр рассмеялся.

— Я? Нет. Папа Андрэ может.

III

Биркин толком не запомнил дорогу и не мог сказать, насколько долгой она оказалась. В старом пикапе не было кондиционера, он ужасно трясся на ухабистых грунтовках, а ведь Лев Яковлевич и без того чувствовал себя плохо. Чертовски плохо. Наверное, именно так ощущается глубокая старость.

Негр, имя которого тут же вылетело из головы, вёз Льва Яковлевича куда-то вглубь Абуту, через джунгли. И то, что Биркин увидел по прибытии, казалось совершенно невероятным.

В долине, обрамлённой тропическим лесом, стоял город. Конечно, размером не с Сен-Луи и уж тем более не с Москву — город маленький, средневековый, окружённый стеной из жёлтого камня. Но это был именно город, а не какая-нибудь деревушка. Древнее поселение, затерянное в джунглях: словно из очередного фильма про Индиану Джонса.

Тяжёлые ворота распахнулись — хотя Биркин не заметил людей, открывавших их. Людей он не видел и на улицах.

Улочки тут были узкие, дома — совершенно одинаковые. Довольно убогие строения из всё того же желтоватого песчаника, очень старые: наверняка стояли не одну сотню лет. Изредка — в два этажа, но обычно в один. Стены тут и там потрескались, поросли чем-то вроде мха и плющом. Никаких звуков, никаких явных признаков жизни — хотя и брошенным город не казался. Тут точно жили, просто все куда-то попрятались.