И возродится легенда (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна - Страница 28

Она тронула осколки серебряного кораблика у него на груди. Дождинка верила, что в вечернем небе над Амавельдой сегодня зажжется еще одна звезда.

Льюэве, Дождинка. Контесса Калган. Одна из знамен мятежа. Последняя, кто видел живым мастера Грааля. Человечек, спасший их всех после предательства и казни. Но это было потом. А тем летом Льюэве нашли на болоте едва не умирающей от голода.

Она была смешной. Всегда таскала с собой долбленку с чернилами, перья и книжицу. Говорила учеными словами. Герои книг ей были понятнее и ближе тех, кто рядом. Парни обзывали Дождинку принцессой. А она оказалась храбрее всех…

И сейчас помогла Эрили вспомнить, где та находится.

Затравелая, поросшая чернолесьем дорога привела вуивр, как по ниточке, к избушке, скрытой под разросшейся елью. Переплетенным и обмазанным глинам стенам давно бы уже проломиться под напором лиловой поросли, порогу из щелястого бревна — сгнить и рассыпаться в труху, став кормом для львиного зева, мелких колокольчиков, цветочков, щекочущих мелким пухом ноздри — их название Эриль не то позабыла, не то вовсе не знала. Но избушка стояла. И даже труба на крыше — диво дивное рядом с весями, где избы топились по-черному, — не покосилась и не ухнула внутрь. Двери удалось оттянуть в сторону, не сломав напрочь. Из норы пахнуло плесенью, прелью, холодной землей. На утоптанном земляном полу, приходившемся куда ниже порога, по щиколотку набралось сучков, сухих листьев, комковатой пыли с паутиной. Пространство между стенами пауки тоже заплели тенетами, и пришлось рвать эти сети, выгребать из волос, отлеплять от лица. Эриль сердито щурилась, терла щеки кулаками. После смастрячила веники из полыни и березовых прутьев, нашла дощечку и принялась выгребать из избушки все подряд. Годное развешивала и расставляла сушиться, негодное уносила подальше в старую яму. Скребла пол и стены яростно, получая мрачное удовлетворение. Усталости она не чувствовала, зато вместе со старой паутиной как-то избавилась от мрачности, в которой последние дни пребывала. И домывала утварь водой из ручья, уже напевая себе под нос.

…Hо считанные дни нанизаны, как бусы,

Hа тоненькую жизнь, непрочную, как нить…

Старые плащи и сенники прокисли и для сна не годились. Наточив найденный под печкой топор, Эриль нарубила еловых лапок и сделала удобную, хотя и несколько колючую постель. Вонь прели перебил смолистый резкий запах.

Покончив с уборкой, вуивр вымылась в ледяном, несмотря на начало лета, ручье, выбила пыль из сапог, выстирала штаны с рубахой. Разложила одежду сохнуть под почти отвесными солнечными лучами и сама вытянулась не траве, не опасаясь, что покусают насекомые: кожу вуивр не так просто было прокусить или проколоть. А солнце светило так приятно, лучи были такими теплыми… Лес шелестел кронами, убаюкивая… И половинка вуивр спала, а вторая чутко прислушивалась к окружающему, готовая предупредить о любом необычном шорохе.

И все же появление Леля Эриль проспала. Должно быть, недреманная частичка не сочла его угрозой. Наоборот, расслабилась при появлении.

Коня Лель оставил подальше, и сам подошел пешком, почти беззвучно ступая охотничьими сапогами на мягкой подошве, стараясь не тревожить ни песчинки, ни камешки, ни траву. Остановился так, чтобы тень падала за спину, и долго, до бесконечности, любовался спящей женщиной: как она дремлет, раскинувшись, и тени бродят по лицу, как те, что оставляет, пролетая над водой, стрекоза-коромысло. Его собственное лицо тоже исказилось: одновременно мукой и счастьем. А прутик в руке застыл, не коснувшись мягкой замши штанины.

Лель долго сдерживал дыхание, любуясь, и уже собирался отступить, но наступил на сучок, и едва слышный треск, вплетшийся в шелест веток и ветерок, разбудил вуивр. И она исчезла.

Лицо короля сделалось растерянным и виноватым: прекрасная живая картина, застывшая в растянутом времени. Эриль искренне улыбнулась. Разноцветные глаза, трещинка на верхней губе, светлые волосы, неровно падающие на загорелый лоб… Такой родной, до каждой мельчайшей черточки. Как она вообще могла жить без него? Вуивр вовремя остановила руку, чтобы не причинить боли прикосновением, и вынырнула в обычное время уже одетая. Большим пальцем ноги поковырялась в траве, виновато глядя в землю.

Горячие ладони короля легли Эрили на плечи: осторожно, словно сжимали хрупкую драгоценность.

— Я тебя никому не…

Лель опустился на колени, словно подломились ноги. А может, так и было. Уткнулся в живот Эрили лбом, тяжело дыша. Поднял лицо к ее опущенному. Сказал глухо:

— Стань моей женой.

Вуивр развела руки с перевязанными запястьями:

— А… это? Я не смогу войти ни в один храм.

— Мне все равно. Мы что-нибудь придумаем. Только… не исчезай больше. Пожалуйста.

— А то ты будешь гоняться за мной по всей Тарвене?

— Я не гонялся, — Лель улыбнулся. — Меня вывел к тебе лучший в мире маг. И очень практичный телохранитель, который и без мага знал, где тебя искать.

Лель встал, пошевелив плечами, и из-под ладони глядя, как «лучший в мире маг» спешит к ним широким шагом, а «очень практичный телохранитель» ведет за поводья коней: Дыма и своего собственного. И в хвосте едет Батрисс на вороном, кланяясь сучьям, тянущимся через дорогу, но не желая слезать с седла.

— А смотрю, у тебя тут миленько, — Дым наклонился перед притолокой, заглядывая в избушку, прячущуюся под еловыми лапами. — Правда, плесенью пованивает еще.

Он потер горбатую переносицу согнутым пальцем.

— Почему-то мы так и думали, что ты найдешься здесь.

Алена фыркнула: точно вовсе отказывая магу в способности думать. И стала сгружать с коней переметные сумки со всяким скарбом.

Скоро в печи гудело пламя, подходило тесто, охапки трав сушились на отполированной жердине, распространяя горький аромат, а четверо сидели на лапнике, пустив бутыль с вином по кругу.

— Я была в Калгане, — сказала Эриль.

— А, да, — Дым прищурился. — Замок верстах в шести отсюда по прямой. Но там же сгорело все.

— Да, сгорело.

Вуивр погрузилась в ощущение, заставлявшее вставать дыбом волоски на хребте.

— Там есть… что-то странное. И мне нужно понять, что.

— Думаешь… конт Эдриен успел припрятать что-то до своей гибели?

— Или — Принцесса? — уголок рта Алены оттянулся в полуулыбке.

— Дождинка? Вполне могла, — Батрисс звучно хлопнула себя по обтянутым холстиной коленям. — Когда мы вернулись из того чужого мира. Бр-р… И вспоминать об этом не хочу.

— А я и не помню толком, — Дым основательно приложился к бутыли и потряс ее, проверяя, осталось ли еще содержимое. Батрисс кинула ему полную бутылку.

— У конта Эдриена была лучшая библиотека в Амавельде. Бесценная. Даже лучше дворцовой, — Лель подставил плечо зевающей Эрили. — Если что-то осталось в погребах — мы должны это найти. Только завтра. Эриль вон спит уже.

— Ага, — Алена поднялась, загораживая чуть ли не пол избушки плечами. — Мы с Батрисс дежурим первыми. Вставай, пошли уже, — за локоть она подняла пиратку легко, как ребенка, и потянула за собой. Дым выбрался следом.

Лель присел рядом с вуивр на постель из плащей и меховых одеял, брошенных поверх еловых лапок. В печи громко трещал огонь, тени бродили по стенам избушки за пятнами света. В одной привиделся Эрили Янтарь с оранжево-желтыми глазами.

— Не гонись за ним, — пробормотала она сонно, протягивая руку королю. Тот поймал и нежно перебрал ее пальцы, мозолистой подушечкой провел по ладони.

— За ним — не буду. А мона Ветла — должна ответить. Хотя… они уже пересекли границу. И знаешь, — он подался к Эрили, — я чувствую себя свободным. И счастливым. Даже несмотря на то, что завтра придется лезть в развалины.

Лель тихо засмеялся.

— Доброй ночи, моя хорошая. В твою стражу я тебя разбужу.

Вуивр зарылась в меха, ощущая их кисловатый запах. От одежды Леля пахло кожей, от печи — углем. Где-то далеко-далеко прокричала сова. И все это было правильно. Как и круглый лунный зрачок, заглянувший в приотворенную дверь.