Снегурочка без определенного места жительства (СИ) - Лактысева Лека - Страница 7

Карина вздохнула, отошла к окну, ссутулилась. У меня даже в груди закололо — такой подавленной она выглядела. Я искала какие-то слова утешения, и не находила. Разве тут словами поможешь?

Сестра Брагина снова заговорила, хотя ко мне так и не обернулась:

— Когда я увидела, как ты к двери крадешься — разозлилась настолько, что стукнуть тебя захотелось. Объясни мне, Кира, неужели мой брат не заслуживает уважения? Не достоин того, чтобы сказать ему прямо, не кривя душой: извини, у нас с тобой ничего не получится, прощай?

— Достоин, — выдавила я. — Просто… не хотелось никого будить.

— Угу. Я так и поняла, — Карина усмехнулась криво. Побаюкала в ладонях чашку с остывающим кофе. — В общем, Кира. Хочешь уйти — уходи. Но только не так — молча, не прощаясь. А еще лучше, если Никита тебе в самом деле нравится — дай ему шанс. Ему и себе.

— Спасибо, что остановила меня, Карина, — я опустила чашку на блюдце, отодвинула табурет, встала. — И за то, что доверила мне этот секрет — тоже спасибо.

Я посмотрела на склоненную голову женщины, вздохнула и вышла.

10. Препарация чувств

1 января 2019 г

Никита

Обычно бессонницей я не страдал, но в новогоднюю ночь так и не уснул. Лежал, прислушивался к звукам в квартире и за окном, думал о Снегурочке, которую хитрая сестренка уложила спать в другой комнате. Мучился от противоположных желаний. Хотелось пойти к Кире, улечься рядом с ней, прижать к себе ее восхитительно маленькое изящное тело, зацеловать пахнущие малиной губы. И одновременно хотелось показать девчонке, что я — настоящий джентльмен, что готов потерпеть и подождать, сколько понадобится, потому что ее чувства и желания для меня так же важны, как мои собственные.

Пару раз я не выдерживал: вставал, пробирался тайком через темный коридор, заглядывал в гостевую спальню, чтобы убедиться: она здесь. Она спит — тихо и безмятежно. Убеждался и возвращался в гостиную, на огромный кожаный диван, который приятно холодил через простыни мое разгоряченное тело.

…Это в двадцать лет желания застилают разум, лишают самообладания, превращают молодого мужчину в озабоченного самца, способного думать только об одном. Когда тебе двадцать — ты ходячая тестостероновая бомба, и тебе почти все равно, где и с кем взрываться. Конечно, здорово, если рядом окажется та самая девчонка, от которой прёт, от одного взгляда на которую у тебя встает и становятся тесными любые штаны. Если нет — сойдет любая более-менее симпатичная и доступная чикса.

Если же на твои ухаживания ответила та, которая нравится — накрывает эйфория. Срывает крышу. Ты превращаешься в счастливого безумца, способного шагать по облакам, глотать огонь, доставать с неба звезды. И тебе кажется: вот эта безумная страсть — она и есть любовь. Настоящая, всамделишная. Только правда в том, что в этой любви ты слеп и эгоистичен. Главное для тебя — секс, а остальные отношения кажутся второстепенными.

В двадцать пять гормональная буря идет на спад. Правда, секс все еще интересует тебя намного больше отношений, и порой ты готов даже приврать о каких-то возвышенных чувствах, чтобы развести девчонку на близость. Но, если девушка тебе по-настоящему нравится, ты начинаешь задумываться о том, что с ней можно не только любовью заниматься. Появляется желание проводить с ней время, узнавать ее.

К тридцати все в мужском организме устаканивается, приходит в равновесие. Опыт превращается в мудрость, и ты начинаешь ценить отношения не меньше, чем секс. Нет-нет, интим по-прежнему важен для тебя, но иногда ты готов поступиться им, пожертвовать собой сегодня, чтобы завтра твоя девчонка пришла к тебе сама.

Я достиг этого благословенного возраста. И я готов был подождать, пока моя Снегурочка растает, смягчится, захочет от меня того же, чего хочу от нее я. Поэтому, полюбовавшись на ее нежное, почти детское личико, я уходил из гостевой спальни и считал минуты до утра.

Около семи сквозь дрему я услышал, как запиликал будильник в телефоне Карины, как прошлепала она своими смешными тапками по коридору, зашла в ванную, потом на кухню, и там и застряла.

В начале девятого в коридоре раздались другие шаги — легкие, женские, осторожные. Я прикрыл глаза и принялся ждать: куда пойдет моя Снегурочка? Заглянет ли ко мне? Подарит ли первую в этом году улыбку?

Она не пошла ни в ванную, ни на кухню. Потопталась в коридоре, словно обуваясь. Сдвинула дверцу шкафа-купе, и он протарахтел роликами по пазам. Этот звук прошелся по моей душе камнепадом. Вбил ее в пыль, в снег, в грязь. Превратил праздник в похороны. Я понял: Кира решила уйти.

Сердце рвалось вслед за ней: догнать, обнять, убедить. А холодный разум цинично спрашивал: зачем ее останавливать, если она так стремится уйти? Ночью я потратил недельный запас красноречия, чтобы убедить девушку задержаться в доме моей сестры до утра.

Утром, пока Снегурочка спала, я применил всю свою сдержанность, чтобы не приставать к ней, дать отдохнуть. Я надеялся, что все это поможет Кире разглядеть во мне не деда Мороза и не богатея-бизнесмена, а живого человека, мужчину, который умеет считаться с чувствами симпатичной ему женщины.

А она… Она решила слинять по-тихому, словно вор-домушник. Словно ей нечего мне сказать.

Что ж, иди, Кира. Ступай с Богом. Жизнь уже дважды тыкала меня носом в то, что насильно мил не будешь, что бесполезно пытаться докричаться до той, которая не желает тебя слышать. А ты, Кира, не желаешь.

Я засунул голову под подушку, чтобы не слышать, как щелкнет дверной замок, отрезая, отсекая, словно гильотина, от моего сердца еще одну ниточку — только-только возникшую, тонкую, трепетную и болезненную. Наверное, со стороны это смотрелось по-детски, но в этот момент я и чувствовал себя ребенком: обманутым, покинутым, нелюбимым и ненужным. Мне было слишком больно, чтобы думать о чем-то еще. Я просто застыл, увяз в отчаянии, как муха в янтаре, окаменел и словно разучился дышать. Не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни видеть кого-либо.

…Еще вчера мне казалось, что я пережил эту боль, победил ее, изгнал из себя, как изгоняют демонов. Я был уверен, что научился разбираться в женщинах, видеть за их улыбками, томными вздохами и страстными взглядами истинные намерения.

Эта наука далась мне нелегко. Последние пять лет я только и занимался тем, что безжалостно, словно вивисектор, препарировал, разбирал на кусочки свою память. Изучал пристально, не упуская ни единой детали, каждое слово, каждый жест двух своих бывших. Запоминал, что означает каждый из них. Проверял свои наблюдения и выводы на красотках, которые вились вокруг меня на работе, на приемах, даже на отдыхе.

Оказалось, это очень просто: определить, чего хочет от тебя женщина, что интересует ее в первую очередь. Вот я оказался лицом к лицу с незнакомкой. Улыбнулся и кивнул вежливо. Ее холодный и отстраненный взгляд становится заинтересованным.

Хлоп! — вздрагивают накладные, искусственно удлиненные ресницы красотки, а глаза фиксируют часы «Longines» класса «люкс» на моем запястье.

Хлоп! — взвешивает она взглядом бриллианты в запонках и в заколке для галстука.

Хлоп! — замечает айфон последней модели, или модные лоферы, или какую-то еще мелочь, выдающую состоятельность своего владельца.

Чем больше таких деталей насчитывает охотница за кошельками, тем чаще хлопает ресницами, тем шире улыбка ее раздутых от силикона губ, тем игривее пальчик с длинным накладным коготком накручивает на себя наращенную прядь волос.

Сначала, когда понимание только появилось, мне было противно наблюдать за этими ухищрениями. Потом — забавно. В последнее время стало все равно. Ни тепло, ни холодно. Я просто перестал тратить на это свое время, свои эмоции. Постепенно выстроил стену между собой и дешевыми искательницами богатеньких папиков.

Но как же Снегурочка проникла за это ограждение? Почему моя защита пропустила ее, не подав сигнала тревоги? Слишком расслабился, утратил бдительность? Нет, не ври себе, Никита! Не было их — этих сигналов, дающих знать, что рядом появилась рыба-прилипала, способная при случае превратиться в полноценную акулу. Тогда почему Кира поступила так же, как те две женщины, которые бросили меня ради погони за «золотым тельцом»?