Девочка Дракона (СИ) - Четвергова Юлия - Страница 9

И было плевать, что на меня смотрят, как на ненормального. Я всегда таким был.

И останусь.

А девчонка пусть бежит. Дам ей ложную надежду на спасение, а сам подстерегу после пар. Добычу приятнее ловить самому, а потом наслаждаться триумфом. Как и растерянностью в купе с беспомощностью жертвы.

Феликс, не сдерживая смеха, припал на стул рядом со мной, хватаясь на живот.

— Во даёт!

— Не то слово. — оскалился, пробуя джем с указательного пальца.

Малиновый. Интересно, почему не персиковый? Она же вся пропитана этим запахом от пяток до макушки.

Стас, раздраженно взъерошив рыжие кудри, смотрел вслед улепетывающей девушке. А потом перевёл на меня неодобрительный взгляд и покачал головой.

— Зря ты её балуешь, Ромыч. Нужно сразу проучить. Пожалеешь.

— Я сам решу, что зря, а что нет! — рыкнул в ответ, посмотрев на Стаса исподлобья.

Настроение испортилось.

Почему-то меня дико разозлили не только слова друга, но и взгляды, направленные в сторону Снежинки. И если бы на его месте был кто-то другой, уже бы давно вылетел из столовки. При благополучном раскладе.

А при плохом…

Мы бы встретились с ним где-нибудь на ринге подпольных боёв. И спрашивать его никто бы не стал, хочет он биться или нет. За шкирку приволок бы. Тамошние зрители жаждут зрелищ и крови. И там можно дать себе волю. Не сдерживаться. Выплеснуть пар.

Еще и бабла срубить приличного.

Стас знал, что означает мой взгляд, поэтому быстро отвёл глаза. Но играющие желваки говорили о том, что он взбешён до ручки тем, что я вновь напоминаю о своём превосходстве. Не только по статусу, но и по силе.

Однажды он уже стоял со мной на ринге. А потом неделю лежал в больничной палате.

— Успокойся, Дракон. — хлопнул меня по плечу Феликс. — Аж огнём пышешь весь. Лис просто дал тебе дружеский совет.

— Пусть в жопу его себе засунет. Давно стал его адвокатом? — задал риторический вопрос и дёрнул щекой от раздражения, которое накатывало волнами. Поднялся из-за стола. — Я в душ. На пару не ждите. С Тамарой Васильевной сам потом разберусь.

Сунув руки в карманы, выходил из столовой, чувствуя на себя горящие взгляды всех, кто сидел в столовой. Весь, мать его, заляпанный малиновым джемом. Малиновым, сука! Противным и липким.

И как я вообще позволил ей провернуть с собой такое? Сначала пострадала моя малышка, Астарта, а теперь и я сам. Она не просто трогала то, что принадлежит мне. Она намеренно вредила. А я только и делаю, что пялюсь на её милое даже в гневе личико и на слегка подрагивающие пухлые губки, мечтая зажать где-нибудь в темном уголке универа и сбить всю спесь.

Внутри, вопреки логике, растекалось чувство удовлетворения от того, что малявка сопротивляется и проделывает те вещи, о которых никто другой бы не осмелился даже просто подумать.

Похоже, я чёртов мазохист…

Тишина и покой, стоявшие в мужской душевой — то, что доктор прописал, особенно в моём состоянии. Особенно после того, как мою железную малышку, которая только-только освежила боевой окрас к предстоящей гонке, исцарапала другая малышка. Не менее норовистая. И не менее темпераментная.

Резко выдохнул сквозь стиснутые зубы.

Чёрт, да меня колбасит от одной только мысли, что скоро её непокорный взгляд превратится в затуманенный страстью, когда она окажется подо мной. А она окажется! И будет стонать, умоляя «ещё» и «ещё». Я теперь костьми лягу, но затащу эту строптивую и дерзкую фурию в свою постель.

Она станет моей, хочет того или нет. Сама нарвалась, разбудив внутреннего зверя, который заснул очень давно.

Холодные струи, льющиеся сверху, не помогали. Кожа горела, а в паху противно ныло, требуя разрядки.

Естественно, я не монах, и пытался снять напряжение с другими, но безуспешно. Я не находил в них былой разрядки. Меня раздражало в них всё: начиная от разукрашенного фэйса и заканчивая раздвинутыми ногами.

И в особенности этот осточертевший взгляд «на всё готова ради твоих денег»…

Снежинка стала для меня наваждением, от которого я не мог избавиться. И я на все сто был уверен, что дело в её строптивости. Стоит только нагнуть девчонку, и интерес пропадёт. Как и к остальным. Но сначала нужно попробовать, какова она на вкус. Вдруг ей повезёт и она задержится в моей постели немного дольше.

Так что это — нечто сродни охоте.

До неё никто и никогда мне не отказывал, в основном девушки сами вешались на шею. Раньше это внимание льстило, а сейчас стало порядком раздражать и надоедать: одинаковые стоны, взгляды, слова, прикосновения. И потихоньку запал поутих. А после перепихон так вообще перестал вызывать какие-либо эмоции. Только снять напряжение. Лишь разнообразие в постели с раскрепощенными красотками находило отклик, но и это быстро забывалось и приедалось.

Пустота — вот что лидировало внутри меня. И с самого подросткового возраста я искал, чем её заполнить.

Отдушиной стал адреналин — гонки, уличные драки, переросшие в подпольные бои, секс. Много секса. А временами и боль: татуировки, пирсинг, тоннели. Только так я чувствовал себя хоть немного, но живым. Пусть на краткие минуты или же часы, но всё же…

Всё надоело. Приелось. Я перепробовал всё, что мог в этой жизни. Единственное, что по прежнему захватывало дух — скорость. Поэтому свой мотоцикл я любил, как детище. Которым он, по сути, и являлся, потому что я собрал его, можно сказать с нуля. Так родилась Астарта.

И Снежинка, эта маленькая бестия, такая же, — как глоток свежего воздуха. С ней я вновь чувствую себя живым. Чувствую, как что-то давит в груди, от чего дышать становится тяжелее. А в штанах — теснее.

Первое, что я почувствовал при встрече с ней — злость. Поначалу не понял, что происходит. А потом как понял! И меня как проняло! Это чувство… Будто сердце тарахтит о грудную клетку, как двигатель Астарты, после того, как повернули ключ зажигания.

И я подсел на эти эмоции, появляющиеся только рядом с ней, как на долбанный наркотик. Сам перестал замечать, что ищу её глазами в толпе. Ищу встречи с ней.

В общем, штырило меня не по-детски.

Ох, как же порой хотелось заткнуть ей рот поцелуем, чтобы прервать поток бесполезной и злой иронии. Почувствовать, что станет со мной, если я не просто прикоснусь к ней, как недавно в столовке, когда меня прошибло всего, и я едва сдержался, чтобы не распластать девчонку прямо там, на столе. На глазах у всех.

И, черт его дери, как же ломало от соблазна. Но я держался. До сегодняшнего дня.

Она была так близко. Очень близко. Если бы не куча глаз, следящих за каждым нашим движением. За каждым словом, я бы…

Рука сама собой потянулась снять напряжение.

Упёршись свободной рукой в стенку, представлял её. Представлял то, что хотел с ней сделать. Понимая, что если в скором времени не уложу девчонку в свою постель, то чокнусь.

Юлия Снежина

Время окончания последней пары я ждала, словно судного дня, пребывая в холодном поту. Даже вернулась дурацкая привычка грызть ногти от волнения. Сердце неистово стучало, как сумасшедшее, а внутри всё трусливо сжималось.

— Снежина, ты что, домой не торопишься, что ли? — поправил очки Павел Сергеевич, заметив, что я осталась одна в аудитории. — Если нет, то может, поможешь мне разобрать ваши модульные работы?

Я даже выдохнула от облегчения, усердно закивав, и резвой козочкой спустилась вниз к кафедре, от чего заработала удивленный взгляд серых глаз преподавателя.

Я помогу ему, а он мне. Отлично!

Работая в кабинете профессора по мировой истории, я даже не заметила, как наступил вечер, а альма-матер опустела. Не зря говорят, что если нужно отвлечься от навязчивых мыслей, нужно занять себя работой. Помогло.

Вот только стоило мне выйти из, кажущегося безопасным, кабинета Павла Сергеевича, как паника вновь подступила ближе. К самому горлу. До тошноты.