Глубокая охота (СИ) - Лапиков Михаил Александрович - Страница 52

…и слышать, как они кричат.

И снова секундная стрелка ползла по циферблату, на этот раз — еще медленней, чем обычно. Минута, минута двадцать… на ста восьми секундах «Имперец» вздрогнул от первого взрыва. Одного — значит, вторая про эскортнику промахнулась. Зато следующий взрыв был сдвоенным, в тушу танкера пришли обе торпеды. Через пять секунд один за другим громыхнули еще два взрыва… и в центральном посту вновь стало очень-очень тихо.

Интерлюдия: опасный груз.

— Разве вы не знаете, что идет война? — ответ капитану Нейсмиту в доках Карачи при загрузке парохода хлопком и горюче-смазочными материалами. 1944 год.

Конфедерация, город и порт Новый Константинополь.

— Летит!

— Да не, опять засветка!

— А я говорю — летит! Курс, высота, скорость… ну летит же!

— А это что за пятно тогда?

— А это стая чаек…, наверное…

— Так может и это баклан какой-нибудь?!

— На двадцати девяти ангелах?!

Диалог двух бойцов радиолокаторного фронта имел довольно глубокую психологическую основу. Младший специалист, он же рядовой второго класса Миша Гофман только недавно был зачислен в ряды доблестных защитников оплота свободы и демократии, а потому еще не успел до конца расставаться с остатками юношеского идеализма и ура-патриотической шелухой. Напротив, капрал Франклин Тарановский слабо верил в идеалы свободы, зато был твердо уверен, что их радиолокатор — старый и ломучий аппарат, уже три года как списанный столичным корпусом ПВО в учебно-боевые подразделения, а начальница поста, лейтенант Димитреску — кто угодно, но совершенно точно не образец кротости.

К большому сожалению капрала, в данный момент их радар действительно работал — что было скорее исключением, чем правилом — а метка на экранах по всем параметрам действительно была больше похожа на одиночный имперский дальний бомбовоз, чем на мираж. Пронаблюдав за ней еще две минуты, Тарановский тяжело вздохнул и снял трубку полевого телефона.

— Пани лейтенант… у нас «янтарный рыбак» на экране.

До последнего времени Ново-Константиновка была известна главным образом продукцией консервного завода «Феодоракис и Василидадис». И хотя шпроты в масле официально входили в армейский рацион питания (флотские интенданты подобными изделиями пока еще брезговали, предпочитая тушеную говядину), имперские стратеги не торопились включать город в список приоритетных целей. Ситуация изменилась лишь после прибытия, точнее, приползания в порт мегалинкора «Гетман Кобаяси». Из-за острой нехватки сухих доков дыру от авиационной торпеды было решено заделывать «на плаву», методом подводки кессона и осушения прилегающей части борта.

Хотя угроза воздушного нападения на порт справедливо расценивалась как маловероятная, бюрократические шестеренки, провернувшись, выдали приказ о необходимости «срочного усиления противовоздушной и противолодочной обороны Нового Константинополя». Вторая часть указания местным флотским командованием была решена путем банальной мобилизации нескольких десятков пароходиков и яхт в «добровольный патруль», с указанием «отправиться в море и доложить об обнаружении вражеских субмарин». Разумеется, обнаружить хоть кого-то «патрульные» могли только визуально, а, учитывая, что вооружение мобилизованных суденышек состояло в лучшем случае из дробовика, а в обычном — из рыболовных сетей — вопрос о потоплении обнаруженных подлодок не ставился. Впрочем, даже «доложить» выглядело достаточно сомнительным — радиостанций у «патрульных» тоже не было.

Армия, на долю которой выпала задача по усилению ПВО, подошла к вопросу более ответственно. В Новый Константинополь перебросили две зенитные батареи среднего калибра, эскадрилью перехватчиков и передвижной радар — тот самый, в одной из кабин которого спорили Гофман и Тарановский. Впрочем, несмотря на моральную устарелость и общую изношенность агрегатов, радиолокатор свое дело сделал — засёк приближающийся имперский сверхдальний бомбовоз еще за сорок верст и даже препирательства расчета сократили подлётное время лишь на пять минут.

Вопреки опасениям капрала, лейтенант Димитреску отнеслась к его сообщению серьезно, и не только передала сообщение в штаб ПВО, но и лично перезвонила зенитчикам и лётчикам. Это позволило выиграть еще 4-5 драгоценных минут, но...

Попытка дежурного по штабу объявить в городе воздушную тревогу закончилась почти сразу, так и не начавшись. Из-за проявившихся во время недавней учебной тревоги неполадок система оказалась разобранной для ремонта… который не проводился, потому что мэрия отозвала ремонтников для еще более срочной починки линии освещения в порту. На взлетном поле из трех перехватчиков дежурного звена в готовности к взлету оказались только два. Третья машина по невыясненной причине оказалась не заправленной вовсе, хотя по документам числилась залитой под горловину. Впрочем, и взлетевшие самолеты были заправлены «восемьдесят третьим» авиабензином вместо полагавшейся по штату частям ПВО «сотки» — и карабкаться на девять верст рабочей высоты «янтарного рыбака» им предстояло до-олго.

Расчеты двух зенитных батарей честно попытались обнаружить подлетающий бомбовоз визуальным наблюдением. Затем командир первой батареи вспомнил о наличии в батарейном имуществе звуколокаторной станции — она же «Прибор Большие Уши» — и, после недолгих выяснений, у кого из зенитчиков лучший слух и вообще кто тут крайний — батарея открыла огонь. Как выяснилось впоследствии, ошибка по направлению составила примерно тридцать градусов. Про высоту и дальность говорить оказалось и вовсе бессмысленно, поскольку дострелить на высоту бомбовоза старые зенитки в любом случае могли только при пальбе строго вверх над собой. Чуть позже огонь открыла и вторая батарея — там засекли подъём на перехват одного из двух истребителей — правда, и этот огонь оказался настолько неточным, что летчики даже не поняли, что стреляют по ним.

Наибольший вклад в дело воздушной обороны порта по плану должна была внести зенитная и универсальная артиллерия мегалинкора, в сумме почти шесть десятков разнокалиберных орудий и пулеметов. Правда, составители плана как-то упустили из виду, что, согласно действующим инструкциям флота, на время ремонта боезапас оказался выгружен с корабля. За отсутствием в Новом Константинополе складов нужного типа патроны и снаряды складировали в штабеля прямо на соседнем пирсе, но в любом случае, поднять их обратно на корабль было делом отнюдь не минутным.

Вся эта лихорадочная суета ничуть не помешала «Грозовому кабану» майора Ямадзаки привычно уже зайти на цель и вывалить доставленные бомбы, все четыре. Две обычные зажигательные «тип ноль восемь» с корпусом бумажного литья и огнесмесью из бензина, загущенного нафтонатом алюминия отработали штатно — одна выжгла заросли чертополоха на пустыре возле шиномонтажной мастерской Аргиропуло, а вторая полыхнула огненным пятном на воде у пятого причала. Еще две бомбы оказались новейшими «тип четырнадцать». При корректном выставлении дистанционного подрыва они разбрасывали термитные шары так, что на площади в полсотни гектар возникало порядка трех сотен очагов пожара. Правда, за время полета одна из бомб замёрзла, при сбросе не раскрылась и попросту ухнула в землю бесследно. Зато вторая сработала над северной частью порта. Сработала за двоих.

Уже через десять минут телефон в кабинете начальника порта раскалился докрасна.

— Почему на тушение пожара только четыре машины?! — начальник порта орал в трубу так, что вылетавшую изо рта пену вполне получилось бы использовать для борьбы с огнем. — Что значит «мэр опять урезал нормы»! Я этого сраного демократа в… короче, гони все машины, какие только есть. Нет бензина — руками толкайте! Все!

Бросив трубку на рычаг, он вытер пот и глянул на временно притихшую толпу в кабинете слово бык, уже прикинувший, на котором из рогов матадор будет смотреться лучше.

— Что там у вас?