Глубокая охота (СИ) - Лапиков Михаил Александрович - Страница 50

— Это тебе никакой, — простонала Марыся. — А у меня дед если узнает, что к армейским списали, лучше сразу головой в колодец. У него же тут наверняка шпионы, ууу...

— Дай взятку, — посоветовала ей Джура. Все звуки в столовой на мгновение затихли. Настолько короткого и практичного совета от неприступной принцессы не ожидал никто. Она полюбовалась ошарашенными лицами подруг и невозмутимо добавила, — А что такого? Все боярские роды это рано или поздно делают. Вопрос больше в том, как не продешевить. Или вы думаете, мне вот это вот имперское добро развлекаться за красивые глаза отжалели? Нет, пришлось нести... скажем так, посильные расходы.

— Это тебе они посильные, — мрачно простонала Марыся.

— Ну ты же не знаешь, чем закончится официальная часть расследования, — невозмутимо ответила Нанами-Джура. — Всё-таки не каждый день пилотка обстреливает капитанский балкон острова. Поверь, без официальной бумаги, только на словах, тебя никто...

Её прервал настойчивый стук в переборку. Через комингс переступил вестовой с белоснежным конвертом в руках. Печать командира борта и личную родовую печать Морского Ястреба Такэда разглядели все.

— Марыся Пшешешенко... сан? — обычные матросы рядом с золотой полусотней изрядно робели, но сейчас за вестовым стоял авторитет командира ВАС-61, так что конверт лёг в дрожащие руки, словно приговор Владыки Неба.

Вестовой развернулся, и чеканя шаг ушёл.

— Ну всё, — театральным шёпотом разнеслось на весь отсек. — Отлеталась.

— Kiedy wszystko stracone... — Пшешешенко восстала, мёртвой хваткой держась за смятый пополам конверт, и походкой ожившего вдруг оловянного солдатика ушла, всё больше переходя на бег.

Столовая лётного состава проводила её гробовым молчанием.

— ...nadal mam swoje ciało, duszę i honor, — закончила в абсолютной тишине Верзохина-Джурай ей вслед старую шляхетскую поговорку, — Знаете, мне кажется, что наша подруга только что отправилась делать отменную глупость.

— Я могу попробовать растолкать Газель, — негромко предложила из своего угла Сабурова-Сакаенко. — Меня она сразу за это не убьёт. Наверное.

— А давай ты в полный рост на пулемёты как-нибудь в другой раз сходишь и не здесь? — ехидно фыркнула в ответ Анна Тояма. — Нет уж. Пусть себе дурит. Заодно узнаем, наконец, действительно ли у нашего командира есть чувство юмора.

— Две гинеи золотом, что Рысь вернётся красная до ушей и будто шпицрутен проглотила, но даже борта не покинет, — Верзохина-Джурай сняла перстень с полированным имперским янтарём, в котором на глаз только золота было раза в два побольше и метнула в подставленные руки тамады за подносом.

— Двадцать пиастров! — тут же последовал отклик. — Вылетит, быстрей поросячьего визга!

— Квид! — о дно подноса глухо застучали ставки.

— Айвен Иванович! Я решила! Лучше так, чем позор! — из одежды на полуночной гостье командира ВАС-61 присутствовало нижнее бельё, шёлковая накидка, многострадальный конверт с печатями за поясом чулок и обнажённый шляхетский «танто гоноровый» без малейшей видимости ножен.

Пшешешенко деревянной походкой дошла к столу, шлёпнула конверт на столешницу, прижала его сверху рукой и занесла клинок чести.

— Я перед вами очень виновата, — начала она, и где-то тут её заготовка иссякла. — Очень... виновата... я...

Марыся не могла даже выбрать, мизинец она собралась отрезать, как принято у родов восхода, или залить печать кровью из вскрытой вены, как принято у родов заката.

Такэда поднялся, одним плавным движением — сам от себя не ожидал такой прыти — обогнул стол по стороне руки с ножом, и заученным намертво ещё с академии движением ткнул неадекватную подчинённую в этот стол лицом.

С размаху.

— Капитан, что вы делаете! — задушенно пискнула она.

— Капитан на гражданке! — Такэда воздел карающую десницу. — А я тебе командир!

Тишину каюты нарушил оглушительно-звонкий шлепок.

— Мои пилоты могут быть кем угодно. Хулиганами, задирами, позёрами, дочками золотых семей Конфедерации, мне всё равно. У них только одного права нет — быть идиотами! — рявкнул Такэда. — Вскрыла конверт! Немедленно!

— Я, — попытку дёрнуться прервал следующий шлепок по алой уже ягодице. — Хаи, Такэда-доно-о!

— Теперь читай! — потребовал Такэда.

— Рапорт, — начала с подвыванием она, — технической оружейной наладки урядника... ай! Да читаю я, читаю! Гиллиама Фойл-Престиновича, — о причинах... нештатного срабатывания... электроспуска... пулемётной батареи... Айвен Иванович! Что вы делаете! Правого крыла... борта ноль тринадцать чёрный...

Техническое описание проблемы, к глубочайшей боли и разочарованию Марыси Пшешешенко оказалось длинным, занудно-дотошным и очень-очень щедрым на знаки препинания.

Из каюты она вышла почти час спустя, красная до кончиков ушей, деревянной походкой, и шипя себе под нос буквально на каждом шагу. Забитое полуграмотным матросом стиллмановского призыва в крыло вверх ногами с нарушением монтажной схемы оружейное реле электроспуска после этого вечера явно потеснило в списке личных страхов Рыси даже легендарного Черного Йежа, питающегося исключительно родовитой шляхтой, только живьём, и только в годы войн и потрясений.

Такэда молча смотрел ей вслед на закрытый люк и снова и снова думал, что из этого всего получилась бы отменная байка для легендарных салонных монологов Даллена МакХэмилла. Затем он перебрался в койку, накрылся подушкой с головой и уснул мертвецким сном.

О напрочь забытом ребусе щщибаль Кривицкой он вспомнил только когда проснулся. И с наслаждением произнёс в подволок девиз нового рабочего дня:

— Кур-р-рва!

Глава 17. Подводник на охоте

«Я доложил о вероятном потоплении подводной лодки, и, поскольку в течение следующих нескольких дней не поступало никаких донесений о действии лодок противника в этом районе, я склоняюсь к мысли, что та лодка, за которой мы охотились, была все-таки потоплена».

Тамеичи Хара, Одиссея самурая.

— Садитесь, командир. Ваш кок действительно хорошо готовит, — Ярослав сел. Моргнул. С трудом подавил желание протереть глаза. Мозг упорно не хотел смириться с мыслью, что существо в повседневно-парадной форме «тропический номер два» и с погонами шлюп-лейтенанта, говорящее на имперском практически без акцента, является реальностью. Ему доводилось слышать легенды дикарей, что их жрицы умеют обращаться в акул или пантер, но трансформация полуголой аборигенши в офицера Императорского флота была чем-то новым… и неправильным. Хотя белые волосы, черная, как душа интенданта, кожа остались на месте и даже длинные уши совершенно неуставным образом высовывались из-под каскетки.

— А вы неплохо говорите на имперском…

— Анга, — гостья протянула руку через стол и фон Хартманн осторожно пожал на удивление горячую узкую ладонь, — мое настоящее имя вам лучше не пытаться произносить, команда решит, что вы демона призываете. Ваш язык выучить проще… я еще в миссионерской школе отличницей была, ну а на первом курсе университета акцент пропал окончательно. Большая практика творит чудеса…

— Университета…

— Императорский Девяти Праведников, дважды опора Янтарного трона ну и далее насчет святой благодати и прочего, — пренебрежительно взмахнула ложкой Анга. — Этнографический факультет. Правда, закончить так и не успела, началась эта дурацкая война и меня со второго курса… как это правильно сказать… а, загребла военно-морская разведка. У Империи традиционно плохо налажена работа с нами, коренными жителями Архипелага. Собственно, вас выручает лишь то, что у Конфедерации с этим еще более отвратительно.

Ярослав сделал вид, что поглощен розысками кусочков мяса в лапше. По его личным впечатлениям, в мирное время работа Империи с островитянами заключалась в скупке у матрон рабочей силы для шахт и плантаций, а во время войны — вербовке в «силы самообороны», обычно посылаемые в места, куда и штрафников отправлять считалось нерациональным расходом кое-как обученного боевого мяса. При этом остроухие в имперском «молитвеннике интенданта» проходили как «подразделения четвертой категории снабжения», то есть получающие оружие позапрошлой войны, боеприпасы со сроками хранения, просроченными в прошлую войну и какую-то еду. Разумеется, если система снабжения не оказывалась перегружена более срочными запросами.