Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 26

— Ключ от чулана?

— Да какой ключ? Я им ничего не давала, — хозяйка решительно пересекла залу. Дочери и служанки шли за ней, но она махнула им рукой. — Слышали, что вам сказано? Вооружайте рабов. А потом живо в конюшню. Седлайте коней, увозите детей к лагману.

Служанки кинулись в оружейную, а Флавий пошел за хозяйкой освобождать Магду. Ее заперли в темной тесной пристройке. По стенам там висели полки со всякой рухлядью, свободного пространства всего ничего, взрослому человеку не вытянуться в полный рост. Магда сидела на полу, на сваленной в кучу одежде, обхватив руками колени. Увидев Флавия, она вскочила — упруго, быстро, как разворачивается скрученная железная проволока. Выскочила из чулана — Флавий едва успел отступить. Длинное скогарское платье ее было от ворота до груди разорвано и испачкано кровью. Волосы стояли дыбом, глаза сверкали:

— Где эти мрази?

— Что с плечом? — спросил Флавий.

— Пустяки. Где они?

— Я запер их в сокровищнице. Не знаю, надолго ли. Отправил человека к лагману…

— Хорошо!

Магда бросилась в западную пристройку, и Флавий побежал за ней. Вместе они освободили двоих воинов-либертинов. Оружие свое они нашли нетронутым. Воины влезли в кольчуги и препоясались мечами.

Флавий надел ольмийскую кольчугу двойного плетения и остроконечный железный шлем, а из оружия взял меч Севира и легкий круглый щит.

Магде помогли облачиться в пластинчатый доспех имперского воина, и она стала похожа на упитанную змею. С этим доспехом работали жрецы — металл, изготовленный при храме, с благословления божества, обладал чудесной легкостью и прочностью. Магда привесила меч к поясу, закинула за спину колчан, а в руки взяла боевой лук. Флавий усомнился, сможет ли она стрелять с раной в плече, но она не дала ему времени задать вопрос.

— Идем. Не дадим этой мрази выбраться.

Флавий поплелся следом. Задор у него кончился. Вшестером против четырнадцати, причем на рабов Гисли надежды почти нет.

В Гесте он не сомневался, но понимал, что помощь может не успеть. Бежать нет смысла: разбойники кинутся следом и застигнут их в лесу. Хозяйка хочет вывезти детей и оборонять дом. По-хорошему надо бы поджечь амбар, но там хозяйские запасы на зиму…

Рабы Гисли ждали в общей зале, вид у них был жалкий. С ними была хозяйка, одетая в свою накидку из коровьих шкур на меху. На плече она держала боевой топор.

Все вместе, не обменявшись ни словом, вышли из дома.

Постройка над амбаром сотрясалась, по всему двору разносились угрозы. Рабы Гисли плелись последними, и хозяйке пришлось на них прикрикнуть.

Только дошли до лестницы, как дверь клети содрогнулась в последний раз и сорвалась вниз, едва не задев Магду. Она отступила, накладывая стрелу на тетиву.

В проеме показался Фрости. Увидев Флавия, он взревел, поднял факел над головой — и стрела Магды с коротким всхлипом вошла ему в грудь. Фрости дернулся назад, постоял, пытаясь сохранить равновесие, и свалился. Проехался спиной по ступеням и осел у основания лестницы — голова набок, вялые руки вдоль тела. Факел валялся справа от тела, и утоптанный снег под ним шипел, словно пытался поглотить и переваривать пламя.

Магда выстрелила в следующего разбойника. Она не обращала внимание на раненое плечо, Флавий же еле вытерпел вспышку боли. На несколько мгновений он полностью отвлекся от мира, а когда пришел в себя, уловил за воротами перестук копыт. Кинулся к створкам, распахнул их — и увидел, что через луг едут всадники. С топорами и луками, с факелами в руках. Флавий узнал Кьяртана, и Акселя Серебряного, и еще некоторых людей из усадьбы лагмана. Был здесь и Гест.

Так скоро? Как такое возможно? Уж не умеют ли здешние кони летать? Или Гест поймал воинов в лесу, когда они охотились? Об этом некогда было думать.

— Эй! — крикнул Флавий. — Сюда! Скорее! На помощь!

И кинулся назад. Воины из либертинов стояли у основания лестницы, подняв копья. Магда за их спинами держала лук с натянутой тетивой, за ней жались рабы Гисли. Хозяйка уперла в бок правую руку, а левой покачивала на весу топор. Вид у нее был лихой и воинственный.

Разбойники выглядывали из пристройки, но не спешили выходить.

— Всё, приятели, — сказал им Флавий. — Вы попали. Люди лагмана здесь.

И тут сдерживаемая до сих пор слабость навалилась на него, тяжелая, как мельничный жернов. Он опустился на колени, оперся руками о мерзлую землю — и почувствовал, как она вибрирует под ударами копыт. Услышал, как голос Магды взмыл над двором и сейчас же надломился:

— Сдавайте ору…

Почувствовал, как отяжелели, опустились ее руки. Если он сейчас потеряет сознание рядом с ней, она ведь тоже… Но в ворота уже въезжала подмога.

Хозяйка Гисли устроила пир. Флавий и Магда сидели на почетных местах, за хозяйским столом, в больших деревянных креслах, обложенные для удобства подушками, и слушали бесконечные похвалы мужеству и находчивости Флавия. Магда не показывала, что заботливо обработанная рана причиняет ей беспокойство, и Флавий тоже крепился. Он считал себя деликатнее нексума и боль со слабостью переносил тяжелее. Ему помогали восторженные взгляды хозяйских дочек, ради них он пытался выглядеть героем.

Вскоре после домашнего торжества наступил Праздник Середины Зимы. Флавий веселился в доме Гисли, веселился в доме лагмана — три недели попойки и дурачеств. А уже потом, постепенно трезвея и приходя в себя, обнаружил, что всё вокруг изменилось. Во-первых, все женщины Гисли влюбились в него поголовно, даже младшенькая трехлетняя дочка. Во-вторых, охотники Гисли теперь считали Флавия героем. В-третьих, он освоился у лагмана и подружился с Кьяртаном и Гестом. Ходил с ними на охоту, узнал их любимые темы разговора, манеру шутить. Он подарил Гесту колечко, как и хотел, и тот хвастал подарком с самым серьезным видом.

Как ему советовал Бьярни, он нашел деда Рауху, сына Старого народа, и наслушался от него небылиц. Когда Рауха был пьян, он пел протяжные песни на непонятном Флавию языке, а потом пересказывал их, коряво и путано. Когда он был трезв, почти не разговаривал, косился подозрительно, и слова из него приходилось вытаскивать клещами. Лучше всего с ним было разговаривать, когда он только начинал напиваться. Знай наполняй ему кружку и слушай.

— Была большая война, потом был большой мор, и Матушка хотела увести своих людей в лес. Любила она людей. Все живое любила. Хотела поделиться с ними своей силой, чтобы оградить от зла, увести туда, где нет ни войны, ни мора. Но не хватило ее на всех. Перенапряглась — и развоплотилась, а остатки силы пролились на леса. Ну, и в людях ее сила задержалась. Только те, кто получили силу, не смогли вернуться. И умереть не смогли. Так и бродят в лесах. Мы их зовем лесными. Увидишь кого из них — беги. Они будут просить помощи, а какая от тебя помощь? Ну, а тем, кто не ушел в леса, тоже жизни не стало. Какая уж жизнь, если сама Матушка пропала? Матушка говорила с другими богами от имени народа. Ее не стало — и боги отвернулись от людей.

— Кто эта Матушка? — спросил Флавий. — Богиня жизни?

— Ну да. Она и есть Эйлямя — жизнь.

— А что это за сила, какую она потеряла?

— Сила? Как тебе сказать? Ну, сила, она… Вот мать молит за своего ребенка, чтобы не пропал в лесу или на озере, чтобы вернулся с добычей. Жертву приносит положенную. Ну вот, ее жертва, ее мольба, ее тревога — оно всё становится силой, питающей божество. Эйлямя кровавых жертв не просила, но была сильна… Очень сильна. Держала целый народ — но не удержала.

— Эйлямя ушла из мира, потому что отдала много силы? Но после развоплощения богини сила осталась бесхозная в лесах? И те, кто ее силу получили, не могут умереть? Не понимаю я тебя, Рауха.

— А что тут непонятного? Сосуд прохудился. Думаешь, легко держать в себе силу целого народа? Ты наверняка не видел колдуна, который набрал этой силы в себя. А вот мне приходилось. Это уже не человек — чудовище.