Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 1

Хельга, дочь лагмана (1) Акселя Приветливого, любила гулять в лесу. Родные за нее не беспокоились, округа считалась безопасной. Однажды осенью она забралась особенно далеко, заблудилась и вышла на берег незнакомого озера. В черной, как смола, воде плавали льдинки, торчали колки, похожие на кости. Низкий берег зарос белесой травой. На середине озера Хельга заметила избушку на сваях, а вокруг деревянный настил. Бревна от старости светлые, серо-голубые, на коньке крыши вырезанная из дерева лошадиная морда. За озером берег низкий, с редкими карликовыми деревцами, — Хельга решила, что там, должно быть, болота.

Не успела она толком осмотреться, как в глазах потемнело, озеро закачалось, и низкое солнце заплясало то слева, то справа. И страшно стало — до тошноты. Она села на влажную землю, вцепилась пальцами в траву.

Тогда из-за кустов вышли два огромных человека. Один в одежде из шкур, огненно-рыжий, с черным мятым лицом, похожим на горелый пень. Второй, по пояс голый, был вовсе лишен волос, и бледная кожа его блестела, как брюхо леща. Хельга успела заметить, что глаза у обоих одинаковые: круглые и белые. И тут ее вытошнило.

— Девочка, — обрадовался рыжий. — Наконец-то! Пойдем, девочка, с нами.

— Н-нет, я лучше домой.

Хельга попыталась встать, но земля под ней ходила ходуном, как конская спина при галопе.

— Не надо мне перечить. Я на тебя взгляну — вот так — и все, тушка.

Он как-то хитро скосил глаза — и у Хельги скрутило живот.

— Давай помогу, — предложил лысый. Наклонился и поднял ее на руки. — Ты не бойся, мы людей не едим.

— Было дело, но давно, — добавил рыжий. — Тогда все всех ели.

Лысый подхватил Хельгу сильными теплыми руками, прижал к груди и пошел в озеро. Он долго брел в воде по колено, а потом сразу провалился по грудь. Хельга задохнулась от внезапного холода, обхватила руками скользкую шею похитителя, и он ласково зарычал ей в лицо, обдав густым рыбным духом. Дошагал до избушки, поднял, крякнув, над головой и бросил на мостки. Рыжий, шедший за ними, выбрался из воды по лесенке в три ступеньки, погладил, как показалось Хельге, дверь и открыл ее — за веревку, свисающую из отверстия там, где у других дверей обычно крепится ручка.

В избушке было угарно, дымно, одуряюще пахло мокрой шерстью. Сильный запах шел и от хозяев: лысый пах рыбой, а рыжий — зверем.

К своему удивлению, Хельга не чувствовала страха. Почему-то ей казалось, что всё идет как должно.

Рыжий сунул нос в котелок, подвешенный над остывшим очагом, вздохнул — тяжело и гулко. Прошел в угол, к широкому ложу, нырнул под него и извлек крынку, замотанную тряпочкой. Размотал, плеснул в деревянную миску густой зеленоватой дряни и подал Хельге:

— Выпей.

Пахло убойно. Хельга замотала головой, но миску взяла и присела на пол перед очагом. Рыжий уселся рядом:

— Не бойся. Не хлебнешь — не сможешь есть нашу еду.

Она зажмурилась и хлебнула.

Лысый развел огонь и стал его подкармливать — сухим мхом, трухлявыми щепками. Огонь был чудной: Хельге показалось, что над каждым язычком дрожит радужный ореол. Лысый из бледного стал ярко-розовым.

Рыжий заглянул в миску Хельги:

— До дна, до дна! А то куда суп наливать?

«Меня вывернет», — думала она, допивая. Но ей стало легче: голова уже не так кружилась, хотя по-прежнему мутило — то ли от запаха, то ли от пойла.

— Сейчас мы выйдем, а ты переоденешься, — сказал рыжий. — Тряпки нужно просушить. Скофти, найди что-нибудь — замотать тельце.

Лысый извлек из-под сваленных на ложе шкур ярко-зеленое суконное платье. Блеснула золотая отделка. Лысый положил платье перед Хельгой, прямо на мокрый пол, ухмыльнулся и вышел.

— У нас тут бывают… гости, — Рыжий демонстративно облизнулся. — Да ладно тебе, мы не всех убиваем, через одного.

Он хохотнул и хлопнул дверью.

Хельга повесила плащ на сушилку из нескольких притуленных друг к другу палок и стала рассматривать платье. Красивое, ровной материи, ладно сшито, по вороту и подолу отделано золотой нитью: кружки и спирали, работа очень аккуратная. Крой у платья был свободный, село оно хорошо. Жаль, что башмаков не выдали.

От очага тянуло жаром. Хельга пододвинула к нему сапожки, чтобы быстрее высохли. Удивительно, но здесь ей было лучше, чем дома. Как-то все вокруг уютно и правильно…

— Ну и запах у вашего супа, — сказала она хозяевам, когда они, переодевшись на площадке перед домом, вернулись — оба в холщовых портах и босиком.

Дверь они оставили открытой, и дым от очага потянулся к выходу.

— Чем богаты, — ответил рыжий. — О! Уже кипит!

Стола не было; ели, сидя на полу у очага с мисками на коленях. Хельга с аппетитом глотала горячее варево — янтарное, с прозрачными кругами жира.

— Жадная, — сказал лысый. — Это хорошо.

Рыжий, в момент опустошивший свою миску, одобрительно кивнул.

— Муж есть? Или любовник какой? — спросил он. Хельга покачала головой. — А зачем шаталась по лесу? Почему одна?

— Заблудилась… Меня, конечно, уже ищут. Я дочь лагмана.

Рыжий уставился на нее белыми глазами. От его взгляда она терялась: он, казалось, ничего не выражал — при том, что лицо было очень подвижным и выразительным. Губы кривились, ноздри подрагивали и даже брови постоянно шевелились, но глаза смотрели с холодным безразличием, и это было даже обидно.

— Не слышал, — сказал он. — Далеко, должно быть. Лагман — это законник вашего конунга? Большой, должно быть, человек… Я далеко не хожу: пути — дороги здесь свёрнуты в клубок, а вода прожорливая, — он кивнул на дверь. — А ты разве не сюда шла?

И что-то в ней радостно откликнулось: «А как же? Сюда!». Она даже не удивилась словам про «вашего конунга», словно здесь, в лесу, подчинялись иной власти.

— Не слушай его, — сказал лысый. — Слушай лучше меня. Я повелитель этих мест. Конунг… Да, конунг этого леса. И я не делюсь. Ни с кем.

С минуту они с рыжим сверлили друг друга взглядами, растопырив локти и подняв плечи.

А Хельга вдруг очень ясно увидела свою кошку: палевая, с рыжими полосками, старательно вылизывает мех на животе. Кошка сидит на шкуре, а шкура спускается на пол с низкого ложа. Так, постепенно, вспомнилась вся горница.

Где это она? Почему здесь? Что с ней? Словно чары развеялись. Нет, надо выбираться.

— Вам повезло, что вы меня нашли, — сказала она. — Отец многое может для вас сделать. Если вы вне закона или вас преследуют…

— Нам повезло, — согласился рыжий. Только вот обращался он не к Хельге, а к приятелю. — Хотя она могла бы оказаться и повкуснее. Ну, да в темноте важно только то, что на ощупь. И пахнет приятно. И жадная. Повезло.

— Мы точно вне вашего закона, — Лысый посмотрел на Хельгу, и все в ней потеплело от его веселого пристального взгляда. Что бы такое сделать, чтобы он не перестал так смотреть? Чем угодить? — Я научу тебя кое-чему. Ты тогда тоже будешь хозяйкой. Я здесь конунг, ага. Меня все слушают. Как зовут?

— А… Хельга.

— Хорошее имя. Благородное.

Он тронул прядь волос у щеки, коснулся голой кожи над вырезом платья. Лицо его стало хитрым. Запах рыбы оглушал Хельгу, но теперь в нем появилось что-то притягательное. Манящее, сытное до приятного щекотания внизу живота — ощущения нового и занятного. Но страх скоро вернулся, а с ним какое-то новое чувство. Что-то, что ясно было написано на лице рыжего. Отвращение? Гнев? Когда грубые ладони легли на грудь, в Хельге проснулся нутряной слепящий ужас.

— Не смей! — Рыжий, на роже которого отразилось все, что чувствовала Хельга, схватил приятеля за плечо. Лысый со свистом втянул воздух сквозь зубы, отпустил ее и, схватив рыжего за затылок, утолкал в угол комнаты. Хельга слушала, как они шипят друг на друга, пытаясь выдрать руки из взаимного захвата:

— Третьей девки лишимся из-за тебя!

— Конунг! Вечно из тебя это вылезает. Не могу видеть твою рожу.