Бог Боли (ЛП) - Кент Рина - Страница 80

Анника опускается на кровать, ее губы раздвинуты и сухи. Она определенно обезвожена. Это причина ее безжизненности?

Я выключаю игрушки и убираю их от нее.

Она хнычет, но не пытается пошевелиться, утопая в луже собственного возбуждения.

Я планировал закончить это тем, что заставить ее признать свою неправоту и сказать, что на этот раз она выберет меня, но что-то подсказывает мне, что это не тот случай.

— Ты закончил? — шепчет она хриплым, грубым голосом.

— Я только начинаю.

— Останови это безумие.

— Умоляй.

— Пожалуйста, — она фыркает.

Мои мышцы напрягаются, а зажившая пулевая рана горит.

— Ты умоляешь не по тем причинам. Ты умоляешь о своей семье, тогда как должна умолять обо мне.

—Я не могу просто отрезать себя от них.

— Можешь. Я сделаю это.

Ее подбородок дрожит, а по щекам текут свежие слезы.

— Это не Крейтон, которого я знаю. Это не тот человек, в которого я влюбилась.

Ее печальные слова и страдание, скрывающееся за ними, затягивают петли на моей шее.

Она ненавидит то, что любит меня — или любила меня. И я хочу искупаться в крови того, кто изменил ее мнение.

Того, кто заставил ее вонзить нож, а точнее, пулю, в мою грудь.

— Крейтон, которого ты знала, был застрелен тобой.

— Крей...

— Я просил тебя не называть меня так.

— Но...

— Заткнись и слушай хорошо, Анника. Ты никогда не избавишься от меня, если только не выстрелишь в меня снова. Но на этот раз целься прямо в сердце.

Она плачет сильнее.

Я делаю вид, что ее слезы меня не трогают, даю ей воду, заставляю есть, купаю и позволяю ей заснуть, прижавшись к моей груди.

С ножом в прикроватной тумбочке. Нож, который она может схватить в любой момент и использовать, чтобы убить меня по-настоящему.

Если она это сделает, то так тому и быть.

Потому что я серьезно. Смерть — это единственное, что удержит меня от нее.

Анника

Прошла неделя.

Целую неделю мы были заперты на острове вдвоем.

Целую неделю меня мучил Крейтон, ставил на колени в знак покорности, пичкал игрушками, заставляя испытывать оргазм.

Целую неделю я боролась, уговаривала и умоляла. Я пыталась вразумить его, сказать, что не только мои родители сильно переживают, но и его, наверное, тоже.

Я пыталась снова ударить его коленом по яйцам и убежать, но из-за этого меня только выпороли до слез, пока я не испытала оргазм, а потом он меня трахнул.

Он наказал меня и довел до края, где единственное, что я могла делать, это стонать его имя и ненавидеть себя.

Полностью. Тщательно.

Я ненавижу себя, потому что, как бы сильно я ни хотела уйти, я также хочу остаться.

Я хочу спать в его объятиях, хочу, чтобы он трахал меня до умопомрачения. Я хочу проснуться с восхитительной болью и отметинами.

Я хочу, чтобы он нанес на меня эти отметины, а потом тщательно смазал их мазью. Он бы целовал их, заставляя меня дрожать от удовольствия и отвращения к себе.

Потому что как я могу наслаждаться обществом мужчины, который категорически отказывается позволить нам начать все заново?

Как я могу находить удовольствие в этой ситуации, когда моя семья, возможно, страдает из-за этого?

Прошлой ночью мне приснился кошмар о том, что у моей мамы ухудшилось психическое состояние, и я не могла заснуть.

После того, как я ворочалась и ворочалась, проснулся Крейтон и трахнул меня, чтобы я снова уснула.

Он стал ненасытным зверем с тех пор, как мы приехали на остров. Что бы я ни делала, он будет дышать мне в затылок, как извращенец с выносливостью сексуального демона.

Если я бегаю трусцой по берегу по утрам, он присоединяется ко мне, а потом трахает меня на ближайшем камне.

Если я пытаюсь готовить, он раздражает меня до чертиков, стоя рядом, как Мрачный Жнец, а после еды съедает меня на кухонном столе.

Иногда это происходит в процессе приготовления пищи.

Если я пытаюсь заниматься балетом, чтобы поддерживать форму, он садится напротив меня и следит за каждым моим движением, как ястреб. Затем он рвет на мне колготки и валит меня на пол.

В итоге это выглядит наиболее звериным образом, а моя милая фиолетовая тюль разорвана и разбросана по полу.

Я понятия не имею, как он достал мои вещи здесь, но они точно были у него из Англии. Когда я уезжала с острова Брайтон, я не собрала все вещи.

Какая-то часть меня надеялась, что я вернусь.

Эта часть не рассчитывала на такое развращение.

Клянусь, я не это имела в виду, когда сказала девочкам, что моей фантазией было быть похищенной.

А может, так оно и есть.

Но его причины оставили горький привкус на задней стенке моего рта.

Я ставлю суп из баранины и рыбу с картошкой, приготовленные Крейтоном, на столик во внутреннем дворике, выходящий на яркое море, а он приносит мой салат.

Мы погрузились в эту домашнюю рутину, которая при других обстоятельствах была бы просто мечтой.

Мы вместе совершаем утренние пробежки или плаваем, иногда полностью обнаженные. Он ловит рыбу у скалы, а я пытаюсь помочь, но в итоге делаю только хуже. Потом мы вместе принимаем душ. Он смотрит, как я тренируюсь, готовит обед, а потом мы ходим в походы по горам острова, и каждый день превращается в приключение. Мы говорим обо всем, или, скорее, я говорю, а он отвечает взаимностью. Мы обсуждаем школу, жизнь, искусство, как тогда, когда мы были в хороших отношениях, но он полностью закрывается, когда я спрашиваю его, собираемся ли мы начать заново.

— Я могу иногда готовить, ты знаешь, — я сажусь напротив него и морщусь от дискомфорта в заднице.

Невозможно двигаться, не чувствуя его внутри себя.

Он замечает и ценит этот факт, учитывая, как слегка подрагивает его верхняя губа.

— Я буду готовить

— Я думала, ты не умеешь.

—Это было месяц назад. Я научился.

Я киваю и откусываю кусочек салата.

— Можно мне картошку фри?

— Чипсы?

— Чипсы. Картошка фри, как угодно.

— Можешь не спрашивать, — он ставит передо мной всю тарелку.

— Ого. Ты действительно отказался от еды. Когда мы встретились в первый раз, ты чуть не убил меня, потому что я попросила попробовать.

Кажется, что это событие произошло сто лет назад. Я влюбилась в Крейтона с первого взгляда. Он был молчаливым, грозным, и это был идеальный рецепт для того, чтобы затронуть мои сердечные струны. Несмотря на его задумчивость, я жаждала разглядеть мужчину, который таился внутри него.

Я жаждала впиться когтями в его кожу и вырвать тайну на свободу.

Но, возможно, мне следовало прислушаться к его и всем остальным предупреждениям и держаться подальше. Может быть, я бы не оказалась в той ситуации, в которой нахожусь сейчас.

— Тогда ты была незнакомкой, — говорит он, зачерпывая горсть картошки фри и практически выкладывая ее поверх моего салата. — Сейчас ты ею не являешься, так что можешь есть мою еду в любой день.

Я пытаюсь и не могу не умиляться, особенно зная, как сильно он любит еду и что он, конечно, не отказывается от нее, даже самым близким людям, включая его брата и Реми.

Прочистив горло, я говорю:

— Я не могу все это съесть. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что ты хочешь, чтобы я потолстела.

— Ты похудела.

— Нет, с тех пор как я приехала сюда, — я испустила долгий вздох. — Почему у нас никогда не заканчивается еда?

Он молчит, похоже, занят едой, но он просто не хочет мне отвечать.

— Кто-то приносит еду? Когда?

Молчание.

— Когда я сплю?

Опять тишина.

— Крейтон!

Все еще сжимая вилку и нож, он поднимает голову, медленно жуя. Его взгляд нервирует, иногда он такой абсолютно пустой, что я пугаюсь глубины, которую он скрывает.

Иногда он смотрит на меня так, как будто не позволит мне покинуть его, никогда, а если я попытаюсь это сделать, все станет ужасно.