Без права на тебя (СИ) - Руднева Ксения Игоревна - Страница 2

– Привет, – разлепляю обсохшие губы, хоть и звучу без энтузиазма.

– А ты тут с чем? – ее голос задорный и звонкий, мне кажется, он совсем не соответствует ситуации. Она больше похожа на любопытную школьницу, чем на постоялицу стационара.

– Разбитое сердце считается? – хмыкаю я.

– С таким сюда не кладут, – она продолжает улыбаться. – Я тут прохожу курс химиотерапии, уже третий, но врачи обещают, что скоро пойду на поправку.

– А у меня случился выкидыш, – все-таки признаюсь я и отвожу глаза, почему-то задыхаясь от позора. Никак под влиянием разговоров с мамой. Но девушка, сидящая рядом, настолько открыта и дружелюбна, что не откровенничать с ней не получается.

– Ох, мне так жаль! – она осторожно обнимает меня, и я чувствую тонкие, словно цыплячьи косточки под ее кожей. Стыд тут же накрывает с головой, и я понимаю, что все мои проблемы – просто пшик по сравнению с тем, что выпало на ее долю. Я стараюсь зарядиться от нее мужеством, стойкостью и жизнелюбием, взрастить в себе хоть малую толику этих качеств, а незнакомка тем временем продолжает: – Уверена, ты еще сможешь родить пухлого розовощекого ангелочка, ты ведь молоденькая совсем. Кстати, меня Катя зовут, а тебя как?

– Яна, – с улыбкой отзываюсь я. Этим мудрым и неравнодушным глазам невозможно не улыбаться.

– Вот ты где! – возле нас останавливается молодой человек и смотрит на Катю.

В его удивительно голубых глазах – любовь вперемешку со страданием, радость от встречи и страх, что запрятан глубоко, но все равно заметен окружающим, звенящая нежность и боль, что заставляет голос ломаться. Девушка тянется к нему, и он помогает ей подняться, целует в щеку, надолго прижавшись к ней. На пальце правой руки, которой он обнимает Катю, я замечаю желтый блеск обручального кольца и чувствую себя лишней. Не хочу мешать этой паре, как и становиться свидетелем их встречи. Я встаю со скамейки и тихо бреду в сторону больничного корпуса, шаркая как старуха.

До самой выписки не позволяю себе больше страдать. Меня постоянно клонит в сон, но именно эту слабость я себе разрешаю. Дома бабушка окружает заботой. Постоянно что-то печет, пичкает меня ягодами с огорода, приговаривая, что сейчас моему организму очень нужны витамины. Мне кажется, что ба вздохнула даже с облегчением из-за того, что матерью-одиночкой мне теперь не быть. Миновал позор и трудности жизни с младенцем.

А я не отказалась бы от амнезии. Вот бы стереть память было так же легко, как и сменить город проживания. Проблема в том, что я просто не знаю, что должна чувствовать. Слишком потеряна – моя реальность оказалась мне не по силам, поэтому сознание накладывает вето практически на любые эмоции, оставляя телесную оболочку функционировать.

Я послушно выполняю все, что бабушка от меня хочет, ем творог и пью чай с медом и лимоном, хожу гулять и обязательно чищу зубы. Еще расчесываюсь. Оказывается, людям приходится так часто расчесывать волосы…

Единственное, чего я по-настоящему жду, это наступления вечера. Времени, когда я смогу пойти на лестницу и услышать мужской голос. Его песни – мое обезболивающее, которое не продадут ни в одной аптеке, потому как оно вызывает привыкание почище любых наркотиков. Рецепт на него не выдаст ни один врач, но я умудряюсь получать свою контрабанду.

Слова, что он выбирает, будто написаны про меня. Он поет так искренне, так чисто, что я каждый раз замедляю дыхание, чтобы не выдать своего присутствия, не спугнуть волшебство. Вот и сейчас бархатистый голос берет мою душу за руку и ведет за собой, обостряя все чувства, доводя их до исступления, накаливая до предела. А после утомленная боль отступает, понимая, что тут ей больше нечем поживиться, все выжжено дотла.

Я дожидаюсь, когда голос моего единственного кумира смолкает, хлопает балконная дверь и наступает уставшая тишина. Мне требуется еще несколько минут, чтобы прийти в себя, чтобы катарсис, виртуозно вызванный незнакомцем, улегся. Я смотрю на темный двор и удивляюсь: как так могло произойти, что человек, который, я даже не знаю, как выглядит, в короткий срок стал самым желанным и близким для меня? Не в физическом плане, нет. В духовном.

Я возвращаюсь тихонько в квартиру, старясь не потревожить спящую бабушку, и тоже ложусь. А на следующее утро ба сообщает, что нашла мне работу.

– Не прожить нам, дочка, на одну мою пенсию, – бабуля поставила передо мной тарелку с кашей, положила ложку рядом. – Лекарства твои вон как дорого стоят. Да и не дело это молодой девушке в квартире безвылазно сидеть. А выйдешь на работу, и сама не заметишь, как в себя придешь, все беды на задний план отойдут. Может, и познакомишься с кем, друзей заведешь.

– Хорошо, бабуль, как скажешь, – послушно вздыхаю я. Сил и желания спорить нету, а может, она и права? Слоняясь целыми днями в четырех стенах, гоняя одни и те же мысли по кругу, я начинаю чувствовать себя заключенной, без права на досрочное освобождение.

– Вот и хорошо, – теплая сухая ладонь гладит меня по волосам. – Вот и умничка. И мне так спокойнее за тебя будет.

На следующее утро я надеваю кроссовки, джинсы, простую футболку и иду в кафе, что располагается в двух остановках от нашего дома. Погода стоит теплая и ясная, так что прогулка не в тягость, даже скорее доставляет удовольствие. Там уже ждет бабушкина знакомая, которая согласилась взять меня на лето официанткой. Заведение стоит прямо на берегу реки, поэтому в посетителях недостатка нет – место выбрано на редкость удачно. Я робко здороваюсь с хозяйкой, выслушиваю короткий инструктаж, в процессе которого киваю, как китайский болванчик, облачаюсь в выданный фартук с фирменным логотипом и начинаю свой первый рабочий день. Про зарплату поинтересоваться забываю, но не думаю, что она будет сильно высокой. Маленький город – не то место, где крутятся большие деньги, тем более в среде простых официантов. Эту работу я воспринимаю скорее как терапию, как возможность переключиться, поскорее забыть все случившееся и начать новую жизнь.

Первый день я хожу хвостиком за еще одной официанткой – уставшей женщиной лет сорока и постигаю азы профессии. Выполняю несложные поручения, убираю со столиков использованные салфетки, грязную посуду, раскладываю приборы. Под вечер мои ноги гудят, но голова приятно пустая, и я впервые довольна прошедшим днем. Хвалю себя мысленно. В кармане лежат кое-какие чаевые, и я покупаю себе и бабушке по мороженому. Свое съедаю на лавочке перед подъездом и поднимаюсь наверх, в квартиру. Меня клонит в сон, и пойти на лестничный балкон я в себе сил не нахожу. Обещаю обязательно сделать это завтра, падаю в кровать и отключаюсь, едва только голова касается подушки.

На следующий день работаю уже самостоятельно. Приветствую гостей, представляюсь и принимаю заказы. Выношу тарелки и стаканы, советую, что выбрать. Я улыбаюсь и на долгие часы забываю о своих страданиях. Образ девушки из больницы незримо поддерживает меня все это время. Ради нее я запрещаю себе раскисать и двигаюсь дальше. У меня есть то, чего некоторые лишены, а значит – я не имею права растрачивать жизнь на пустые страдания.

Мужские компании стараются заигрывать, кто-то просит телефон, делает комплименты. Я доброжелательна, но неизменно даю твердый отказ на неуместные предложения. День снова пролетает как один миг, и я довольна. Чем больше времени пройдет, тем более глубокая пропасть меня будет разделять с прошлым и с человеком, которого я в нем оставила.

Мой график – два через два, и этот вечер я снова позволяю себе отдыхать, а уже на следующий – бегу на балкон, едва темнота опускается на город. Ждать моего кумира приходится долго, но я упорно сижу и смотрю во двор. Предвкушение чего-то особенного помогает держаться, щекочет изнутри, хотя зевота уже начинает одолевать – сказываются недавние потрясения для организма и непривычные физические нагрузки на работе.

Детская площадка, раскрашенная яркими цветами, безмолвно дремлет в ожидании маленьких человечков, стекла припаркованных автомобилей темны, в них отражается желтый свет фонарей, тишина накрыла отдельно взятый двор и собирается над ним властвовать до восхода солнца.