Привет из прошлого (СИ) - Лари Яна - Страница 10

– Что ты задумал?! – я безвольно опускаю голову, вслушиваясь в тишину прихожей. Только бы Стас с Димой нигде не задержались. Не дождавшись ответа, повторяю чуть громче: – Что ты со мной сделаешь?

– Всё зависит от того, кто ты в этой сказке – злой волк или невинная жертва, – шепчет Антон, обдавая сильным запахом абсента. Он не в себе. Не пьян, а именно невменяем. От этого открытия жгутом крутит внутренности, и ужас въедается под кожу чистым концентратом. – Кто же ты, Майя? Скажи мне! – срывается он на рык, свободной рукой сметая со стола початую бутылку, пепельницу и почему-то целых две рюмки.

Он больше не сдерживается. Силой заводит мне руки за спину, выворачивая до натяжения в мышцах, туго перевязывает их поясом от халата, и рывком швыряет лицом вниз на этот самый стол. Голова от удара о деревянную поверхность звенит так что губы дрожат. Щека горит, и к ней в придачу ещё пол лица объято болью вплоть до самого уха. А Антон что-то берёт с подоконника, ногой придвигает к себе стул и садится на него задом наперёд, аккурат напротив моих глаз.

– Я не волк, Антон. Не волк... – умоляюще шепчу, заметив миниатюрный паяльничек, который он в задумчивости крутит между пальцев.

– Скоро узнаем, Майя, – теперь мне ясно виден его стеклянный взгляд, колющий чем-то неуловимо знакомым, до чего мне на фоне дикой паники совершенно уже нет дела. – У тебя удивительные глаза, девочка. С такими легко водить за нос, не так ли? – он любовно проводит кончиками ледяных пальцев по чувствительной коже моих век и продолжает почти с сожалением: – Ничего, когда я с тобой закончу, они, вряд ли останутся такими же ясными. Может мне их лучше просто выжечь, а?

– Какого ляда тут происходит?! – потрясённый голос Стаса прошибает волной облегчения, которая впрочем, почти мгновенно спадает. Помимо братьев Майоровых из-за единственной закрытой двери в комнату входит... Егор, вернее его более молодая копия. И он одним точным ударом выбивает у Димки нож. Теперь нам точно крышка. Тяжеленная такая, в виде гранитной плиты над могилкой...

– А вот и дровосеки пожаловали, – срывается со стула Антон и, не раздумывая, сбивает им с ног Стаса. Стены показавшейся мне просторной комнаты будто сужаются, став слишком тесными для начавшегося побоища. Теоретически силы вроде как равны, но судя по звериной жестокости Антона и его товарища, ими движет далеко не боевой азарт, а злоба, ненависть и жажда мести. Они глушат в них милосердие и блокируют боль, отключают инстинкт самосохранения. У Майоровых если и были шансы, то они исчезли едва ребята вошли в квартиру.

Это только в фильмах драка выглядит мужественно и красиво, на деле же подобное зрелище вбивается в мозг неодолимой гадливостью и тяжёлым запахом ржавого железа. Хрипы, стоны, всхлипы, бередят душу чудовищной безнадёгой и не видно им ни конца, ни края. Жуткое, затянувшееся побоище, в котором люди перестают быть людьми, и побеждает тот, кто не побоится спустить с цепи внутреннего зверя. Мне остаётся только тихо подвывать при виде того, как двойник Егора превращает в жуткое, сюрреалистическое месиво добродушное лицо потерявшего сознание Димы, а Стас, содрогаясь под ударами ботинок Антона, ползёт к брату, пытаясь накрыть того своим телом.

– Не трогайте его, уроды, – сипло молит Стас, и у меня нутро немеет от вида его тягучей, пенистой крови стекающей изо рта на бежевый ковролин. – Дима не хотел. Он не виноват. Не-е-ет!

Его крики только подстёгивают парней, и они уже вдвоём наседают на старшего Майорова, бросив Диму валяться в стороне безвольной грудой.

– Егор тоже хотел, – срывается на рык Антон, между чередой коротких ударов по его животу и пояснице. – Он детей хотел растить, от нормальной, – удар, – чистой, – удар, – женщины! Понимаешь, мразь?! Вы его пощадили?!

Стас не отвечает. От его обмякшего тела не исходит ни звука, но грудь еще вздымается, когда Антон силой оттаскивает от него, а затем по-братски прижимает к себе зарыдавшего товарища. Я ни на миг не сомневаюсь, что это младший брат Егора. Мне жалко его и в то же время зло берёт, за то, что он сотворил с Димой, и стыдно невыносимо, и тошно...

Я лежу тихо как мышь, трусливо радуясь, что обо мне пока забыли. В свете увиденного, о том, что сделают со мною эти два крепких парня, я стараюсь даже не думать.

– Ты была права, деточка, – вдруг обращается ко мне Антон, прижимаясь горячими губами к самому уху. – Ты в этой сказке не волк, а распутная, легкомысленная девица, которую он в конце хорошенько проучит.

– Антон, не тормози, давай этих вынесем. Как раз стемнело, если что, за бухих сойдут, – кряхтит его друг, подпирая плечом безвольное тело Димы. – С рыжей сам разбирайся. После меня она точно живой не выкарабкается.

Нас, по крайней мере, отпустят живыми. Радость от вспыхнувшей надежды, однако, быстро гаснет под пугающе полым взглядом Антона. Ведь неизвестно ещё захочу ли я жить, после уготованного мне "поучения" осатаневшего сказочника.

– Не скучай, Майя, я скоро.

Я и не скучаю. Как-то совсем не до скуки, когда елозишь по гладкому столу в попытках удачно с него спуститься. Особенно, если помимо связанных рук, дело усложняют перетянутые мужским ремнём лодыжки. Антон, таким нехитрым способом, решил перестраховаться перед уходом. Я даже обрадовались, когда оказалось, что он снял его только для этого. Главное избежать насилия, остальное уж как-то переживу.

Парни куда-то понесли стонущих братьев, очень надеюсь не добивать. Вот это будет и правда дерьмово. Куда этому миру столько смертей? Сквозь туман паники и невесёлых мыслей настойчиво донимает необходимость поторапливаться. Майоровым я сейчас не помощник, тут о себе бы позаботиться.

Стон удивления и досады срывается с моих губ, когда ноги, коснувшись пола, подкашиваются, слишком онемевшие, чтоб выдержать вес моего тела. Я неуклюже заваливаюсь на бок и жмурюсь от загоревшегося в комнате света.

– Куда-то собралась, деточка? – вкрадчиво интересуется Антон.

Да он издевается? Не дал мне и пяти минут!

– Что вы с ними сделали? – шепчу, холодея от зрелища похрустывающих под подошвами его ботинок осколков. Они останавливаются в паре миллиметров от моего лица, будто подчёркивая обреченность моего положения. Захочет – поднимет, захочет – в челюсть заедет.

– Всего лишь погрузили в машину, остальное Саня и сам доделает, – Антон поднимает. Грубо. За шиворот, как нашкодившую кошку. А после укладывает обратно на ставший ненавистным стол. На сей раз лицом кверху. Долго меряет неприязненным взглядом и глухо добавляет: – Ты не о том волнуешься, Майя

– Я буду кричать.

– Можешь не сомневаться, – он чуть сжимает пальцы на моей шее. Не сильно, но достаточно, чтоб я ощутила кипящую в нём злость. Я отчётливо понимаю, Антон пойдёт до конца, потому что его пронизывающий взгляд крошит в пепел последнюю надежду на помилование.

Я узнаю эти глаза. Мне хорошо известно, на что способен их носитель. Вселенная не могла подставить меня больше, чем столкнув с этим извергом дважды. Обречённо проглатываю бессмысленные мольбы застрявшие комом в горле. Антон мастер причинять боль, и особенно изощренно поступает с теми, кто открывает ему своё сердце.

Он отворачивается, брезгливо стягивая с себя запятнанную кровью футболку, бросает её на пол и нервно разминает плечи. Я же смаргиваю непрошенную слезу, прожигая взглядом набитую над его седьмым позвонком линию кардиограммы с именем "Кира" на конце. Почему не вывел? Хранит на память о доверчивой глупышке или гордится как самой жестокой потехой?

– В квартире полная звукоизоляция, так что не сдерживай себя, Майя, – не в тему вымученно улыбается Бес, расстёгивая две верхние пуговки на моём платье.

Антон

Я ещё толком не начал, а девчонка уже плачет. Молча. И вопит она тоже молча. Рыдает, взахлёб содрогаясь всем телом, но ни единого всхлипа не срывается с намертво сжатых губ. Сильная... а я слабак.