Печать правосудия (СИ) - Кочеровский Артем - Страница 20

— Дай знать, если тебе станет невыносимо плохо и ты захочешь прекратить эксперимент, — Исаков достал обычный пластиковый шприц. — Я тебя усыплю.

— Охренеть…

Три четверти жижи перетекло в меня, потом Исаков потянул за рукоятку поршня и заполнил пустое пространство моей кровью.

— Это для обследования. Как себя чувствуешь?

— Ху*во…

Удушливый туман Горинова показался безобидным дымом от костра по сравнению с этим. Меня вдавило в стул, затряслись колени. Рот наполнился слюной, потекло из носа. Я понял, что это не сопли а кровь, лишь когда капля на столе разрослась до размеров яичницы. На лбу вздулись вены. Каждое биение сердца долбило в мозг, будто молот по наковальне. Я сказал полковнику, что мне плохо, но едва ли он понял хоть что-то из моего бессвязного бормотания. Распух язык, сдавило горло.

Исаков помахал передо мной шприцом. Предлагал усыпить. Сукин сын только этого и ждал. Ему натерпелось вонзить ещё одну иглу в мою вену, чтобы покончить с местным начальником. Я был для него лишь разменной монетой.

Откинув ненужные мысли, я сконцентрировался… на столе. Без разницы. Мне нужно было занять мысли. Стол деревянный, его можно потрогать, а при желании, долбанут по нему кулаком. Я вцепился в него руками и мыслями. Андроид не сказал, сколько времени продлится эксперимент, впрочем, течение времени для меня стало очень непонятным. Сколько уже прошло? Час или тридцать секунд? Боль и слабость растягивали конечные промежутки почти до бесконечности. Остался лишь стол. Я хотел посмотреть Исакову в глаза, но не осталось сил, чтобы держать голову ровно.

Смотри на стол, редко моргай и жди, когда всё это закончится. А оно закончится. Рано или поздно.

Исаков несколько раз вставал, ходил по кабинету. Я видел его тень. Он что-то записывал, а ещё переставлял свои приборы.

Спину пронзила боль, я сгорбился над столом. Теперь я разглядывал лакированное дерево с расстояния пары сантиметров. Шприц лежал неподалеку. Я его чувствовал. Спасение от мук. Когда стало совсем невмоготу, я готов был воспользоваться им, но затем стало отпускать.

С каждой минутой боль уходила, мышцам возвращалась привычная подвижность. Зрение становилось четче, а мысли — яснее. И это не всё. Боль не просто уходила, а перевоплощалась и наполняла меня новыми силами. Поправка шла быстрыми скачками. Мне показалось, что прошло чуть больше пары минут. Вот я пускающий слюни и кровь завис над столом, будто обдолбанный наркоман, а теперь сижу прямо, здраво мыслю и ощущаю наполняющие меня силы. И это не то, что было раньше. В отличие от прежних передозов, от которых мне хотелось избавиться, эта сила была контролируемой. Я словно мог в любой момент положить её в надежный сундук под замок, а потом, в случае надобности, также быстро достать и использовать. Со мной происходило что-то, чего не было раньше. И это было… охренительно круто!

— Как ты себя чувствуешь?

Исаков не умел показывать удивление, но сейчас я прочитал именно это чувство у него на лице. Он увидел то, чего точно не ожидал увидеть.

— Секунду…, — он спохватился, сунул мне в руку прибор, похожий на эспандер.

Я сжал кулак. Металлическая хреновина затрещала и распылалась на запчасти.

— Не может быть…

Я посмотрел на колбу. Забранная у меня кровь бултыхалась вместе с концентратом антиэнергии. Смешалась в бордовую массу с фиолетовым оттенком и вращалась, хоть сосуд и стоял неподвижно на столе. Я сфокусировал на колбе взгляд. В следующий миг стекло разлетелось, а жидкость окрасила бордовыми каплями пол, стены и бледное лицо подполковника Исакова.

Исаков вошел в кабинет к Коломову, положил на стол бумаги.

Начальник местного ОБНИС встал, вытер руки о штаны, взял документы. Годы службы научили Коломова быстро извлекать суть из государственных бумажек. Наука была не сложной. Листай в самый конец и читай раздел «Заключение». Там было написано следующее:

«В связи с вышеизложенными показателями экспертизы, а также, основываясь на личном общении и косвенной оценке обследуемого, предлагаю признать Майорова Никиту потенциальным печатником в отделе ОБНИС по Свердловскому району. Уровень способностей временно назначить как «значительно выше среднего». Подлежит уточнению в связи с неоднозначным окончанием экспертизы; описано в пункте 13».

— Прошёл? — Коломов показал ряд чуть желтоватых зубов и посмотрел на Исакова. — Подходит что ли?!

— Значит, вы не ожидали, что ваш объект пройдет экспертизу?

— Конечно ожидал, — Коломов убрал улыбку, расправил плечи, подошел к окну с приподнятой головой. — Мы здесь профессионалы и по пустякам центр не беспокоим.

— Будь вы профессионалами, то не опускались бы до таких вальяжных сокращений как «центр».

— Профессионалы бывают разные, товарищ полковник! — Коломов помахал бумажкой. — Одни проверками занимаются и бумажки составляют, а другие — ловят настоящих преступников и рискуют жизнями ради безопасности наших граждан. Так что не нужно мне тут…

Коломов осекся, наткнувшись на взгляд Исакова. Почесал голову, понял, что его заносит. Вернулся к столу, расписался в положенном ему месте, так и не прочитав документ.

— Пожалуйста, товарищ полковник, — Коломов передал бумагу. — Что-то вы странно выглядите? Плохо себя чувствуете?

Исаков пропустил вопрос мимо ушей. Из головы все никак не выходила разлетевшаяся по кабинету колба. Он точно не мог ничего напутать. Среди его препаратов не было ничего такого, что могло привести к подобному эффекту. Кто такой этот Майоров Никита? И почему о нём раньше никто не слышал?

Десять лет работы в надзорном отделе, но такое впервые. Печатник — это не заготовка из завода. Все они по-своему разные. Одни легче переносят антиэнергию, другие — тяжелее. Кому-то требуется неделя отдыха, а кто-то готов пойти в зал этим же вечером. Он видел печатников, которые не чувствовали физической боли, но просили отключить их, потому что в голове творился непередаваемый ужас. Были и те, кто отключался сам, едва антиэнергия попадала в кровь. Но этот… Во-первых, он очень быстро пришел в себя; две минуты сорок одна секунда — показатель очень сильных печатников, во-вторых… что за херня случилась с колбой? Он посмотрел на неё, и та просто…

— Товарищ полковник?! — Коломов склонил голову, заглянул Исакову в глаза. — Все в порядке? Если ваше дело здесь закончено, то будьте добры — покиньте мой кабинет. Ужинать я вас больше не приглашаю.

— Как объект оказался в разработке?

— Простите?

— Мне нужна информация о том, почему никто раньше не знал о Майоров Никите, а сейчас он находится в разработке.

— Ну…, — Коломов улыбнулся, сунул руки в карманы. — Полагаю, это не в вашей компетенции, товарищ полковник. Бумажку я подписал. На этом — всё.

— Ну хоть полномочия при разграничении обязанностей вы выучили за десять лет службы, полковник Коломов, — Исаков убрал бумагу в портфель.

— Спасибо, полковник Исаков. Счастливой дороги.

Исаков вышел из кабинета и достал телефон. Ему нужно было срочно сделать несколько запросов.

… … …

— Прекращай! — Шумякин потряс меня за плечо.

В друзья набивается? Если да, то неудачно. Если он ещё раз так сделает, сломаю ему пару пальцев.

— Ты радоваться должен. Печатник — элитный служащий ОБНИС. Тебе выпала большая честь. Печатников уважают и… им дохрена платят, — Шумякин вышел из лифта и остановился напротив двери. — Разница лишь в том, что они проходят подготовку почти с пеленок. Их воспитывают в среде, где незаконное использование способностей — это страшное преступление. Они смотрят на мир не так как ты. Парню с улицы, который и сам всю жизнь нарушал законы, тяжело это принять. Но ты свыкнешься. Печатник — это высшая ступень правосудия, каждого из них ценят больше, чем начальников отделов и прочей шушеры.

— Поэтому у этого парня такая дверь?

Шумякин скривился, почесал отросшую щетину.

— Люди бывают разные.