Жена-беглянка (СИ) - Калинина Кира - Страница 25

— Ну да, — кивнула Марлена. — Вам, аниматам, на глаза власти лучше не лезть, целее будете. Особенно сейчас, при Демаре.

— Дело не только в этом. Мама тогда сказала: переводчики — это прислуга, вроде горничных и официантов, а прислугу благородные господа за людей не считают. Помнишь, международную ярмарку шесть лет назад? Я там студенткой подрабатывала. Как-то чинуша из министерства торговли отказался от данных накануне обещаний. Его-де неверно поняли, ошибка переводчика. То есть моя. И мне пришлось это переводить! Вот с Талхарами примерно та же история. Вроде бы неплохо ко мне относятся, но не дают забыть, что они не просто начальство, а хозяева.

— Поручительский взнос-то они за тебя сделают? — спросила Марлена.

Ответить я не успела.

Редакционная каморка, в которой Марлена принимала Пика, стояла на деревянном возвышении, как рубка на верхней палубе корабля. Оттуда, из-за перегородки, раздались шлёпающие шаги, заскрипели половицы, и на краю "палубы" возникло явление. Босые ноги, полосатые пижамные штаны, голый торс, будто вылепленный из сдобного теста, голова — воронье гнездо и мятая, заспанная физиономия.

Явление смачно зевнуло.

— Здорово, девчонки.

— Ты что, дрых?! — взвилась Марлена.

Родись она аниматом, думаю, её анимой стал бы дракон, и сейчас все три его головы изрыгали бы пламя, грозящее испепелить мужа-засоню.

Кем ещё могло быть это нечто, чешущее выпуклый живот?

В душе, между прочим… Нет, правда? Конёк-горбунок!

Лаврентиус отрицал существование этой анимы, хотя в разделе "Мифы и легенды" дотошно изложил все сведения о ней, почерпнутые у древних авторов.

Но я же вижу, что это он самый — конёк! По всем признакам.

Такой скакун может прыгать по жизни без цели и смысла, а может совершить настоящее чудо — если в него поверят…

На шипение жены обладатель уникальной анимы и глазом не моргнул.

— Да я, понимаешь, — флегматично начал он, — оперу к маме припаял, ведёрко подцепил, на крем-суп замкнул, а движок не запускается. Распаял всё обратно, стал под каждый выход разные супчики пробовать, так и сидел, пока солнце не стало в окно лупить…

Я слышала, что "супчиками" называют комбинации суб-элементов, взятых в разных пропорциях. Но что такое крем-суп и всё остальное, даже гадать не имело смысла.

— Нам номер верстать надо! — рявкнула Марлена.

— Не проблема. Ща сверстаем.

Харальд вдруг посмотрел на меня, как будто только увидел.

— Привет, Люси. Как дела?

— Какая тебе Люси, дундук?! — сиреной взвыла Марлена. — Это Симона, ты её первый раз видишь!

— Привет, Симона, — не смутился дундук. — Видишь ли, Симона, работать с субстанцией лучше при свете звёзд. Поэтому мы, субстанционалисты, по ночам бдим, а днём спим.

Несмотря на расхристанный вид, мутный взгляд и в целом замедленную речь, слово "субстанционалисты" Харальд выговорил с лёгкостью и вдруг подмигнул мне.

— Что такое сегодня суб-ком, Симона? Классный, продвинутый, а? Он вроде всё может, как волшебная палочка в старые времена. Ан нет, не всё! Газету не почитать, кино не посмотреть, билет на воздухоход не купить, деньги в банке не снять, за кофе не заплатить, светописный снимок другу не послать… А моя Волна свяжет все суб-устройства воедино, во всех сферах, понимаешь? Бумажные газеты станут не нужны, понимаешь? А, ничего ты не понимаешь! — он махнул рукой. — Марли, зайка, сделай мне кофе, а? Люблю тебя.

Он опять зевнул и ушлёпал обратно за перегородку.

Марлена уткнулась лицом в ладони.

— У нас всего восемьдесят шесть суб-подписчиков, — проговорила она глухо. — Суб-читалки есть только у богатых, а наша аудитория — простые переселенцы. Непростые читают джеландские газеты или "Наш голос". Да, можно пойти в библиотеку, там общественные читалки, бесплатные. Но народ к этому не привык. Народу нужны бумажные газеты! У нас пятьсот экземпляров в бумаге за день расходятся! А этот пентюх… придушила бы!

Марлена погрозила перегородке кулаком.

"Наш голос" был единственной татурской газетой, имеющая признание среди джеландцев. Но он издавался уже тридцать лет — на сорока восьми полосах и двух языках.

— Может, тебе тоже часть материалов публиковать на джеландском? — спросила я.

— Зачем? — Марлена хлопнула ладонью по столу так, что посуда звякнула. — У нас места мало!

— Затем, что женится твой сегодняшний клиент на татурской девушке, спросит её: что читаешь? Да вот, "В своём кругу". А-а, там по-татурски, я не понимаю. Так нет же, тут и по-джеландски есть. Прочитают оба, обсудят. Это же расширение аудитории в два раза, причём платёжеспособной аудитории.

— Ну так в чём проблема? — Марлена щёлкнула пальцами. — Переведи на джеландский свою статью про анимы!

— Переводы по-прежнему восемь гольденов за лист? — уточнила я.

— Ой, я сказала "переведи"? Напиши как-нибудь по-умному! Для джеландцев. Авторский материал.

Помню-помню: "За авторские материалы мы не платим".

Нет, я понимала, что меня эксплуатируют самым безобразным образом. Но если я надеюсь однажды работать в джеландской газете, надо больше писать на джеландском. Да и Марлену жаль.

А всё же хорошо, что я не стала делиться с ней другими идеями.

На ужин "старшему персоналу" подали свиные медальоны по-чурильски под соусом с коньяком и перцем, до того зверским, что у меня слёзы на глаза навернулись. Мужчины переглядывались и качали головами, господин Каунти скрёб мясо ножом, пытаясь очистить его от огненной смеси. Только Гица и Диди ели да нахваливали, перебрасываясь словечками на родном языке.

— Воарде кусос — это "очень вкусно"? — вполголоса уточнила я у Диди.

— Куосос, — поправила она, блеснув улыбкой. — А воарде асутас — "очень остро".

Заметила. И слёзы, и что каждый кусочек я запиваю тремя глотками морса.

— А "перец" как будет?

— Эрдья.

Это было нашей маленькой застольной забавой: я спрашивала, как по-чурильски "хлеб", "вилка", "спасибо" или "приятного аппетита", она охотно отвечала. Не то чтобы я всерьёз собиралась учить чурильский, но почему не размять мозг, если выпала оказия? Язык-то красивый, мелодичный — когда на нём разговаривают, а не галдят, перекрикивая друг друга, и не бранятся в базарной склоке.

Господин Каунти тихонько попросил у доктора Спирински что-нибудь от изжоги, Спирински рекомендовал коньяк перорально, в чистом виде, а не в соусе.

Флегматичный стряпчий Лука расправился со своей порцией без эмоций. Он всегда ел так, будто не чувствовал вкуса.

Встав из-за стола, он так же бесстрастно попросил меня пройти с ним в кабинет.

— Господин Талхар поручил мне подготовить заявку на вас в департамент по делам переселенцев. Для этого нужен расширенный слепок вашего идентификатора.

Я подошла к столу, на котором был установлен профессиональный суб-считыватель, ощущая такую лёгкость, будто у меня с плеч свалился небоскрёб Шиллингеров с Аркой Желаний в придачу. Только сейчас я поняла, под каким гнётом жила все эти недели.

Юрист истолковал мою заминку по-своему.

— Не беспокойтесь, госпожа Бронски, моя адвокатская лицензия даёт право брать расширенный слепок личного идентификатора. Вот, можете ознакомиться.

На стол передо мной лёг документ на гербовой бумаге и тонкая книжица, в которой мелким шрифтом и зубодробительно казённым языком разъяснялись права и полномочия адвоката первого класса Лукаса Швиндлера.

Руки у господина адвоката были мягкими, кожа бледной и нежной, губы по-женски пухлыми. Рафинированный кабинетный житель. Но плотный, туго сбитый, с квадратным лицом и холодными голубыми глазами.

Под взглядом этих глаз я положила ладонь на стеклянную панель, панель засветилась, а из-под брюха считывателя один за другим полезли листы бумаги, целых шесть штук, отпечатанные ещё мельче, чем полномочия господина Швиндлера. Даже не представляла, что в моём идентификаторе спрятано столько информации. Должно быть, там прописано всё, от медицинских данных до последнего пункта нашего брачного договора с Мэтом Даймером. Надеюсь, мне это не повредит…