Зимняя война (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 29

– Домой двигай. Заправиться, пополнить боекомплект и сюда. Ни один поляк живым уйти не должен. Все целы? Что с зенитками у поляков? Нет бронетехники?

– Все целы, зенитные пулемёты на платформе уничтожены. Бронетехники нет. Возвращаюсь. Отбой.

Теперь можно и вторую рацию схватить.

– Второй, доложите.

– Тащ командир. Бронепоезд горит, поляки уходят вдоль железки.

– Обогните и ударьте навстречу. Всех поляков уничтожить, пленных не брать, раненых добивать.

– Приказ понял. Наши не подошли?

– С минуты на минуту, я их на противоположную сторону дороги пошлю. Отбой.

– Тащ командир. Наши, – окликнул его Афанасьев.

Мать твою! Ваши!? Из леса выходили польские пограничники.

Событие сорок второе

Странный люд пошёл нынче. Гадости делают друг другу, а прощения просят у Бога…

Мысль метнулась к пистолету, а тело метнулось за дуб. Всё, как в замедленном кино. Он увидел поляков первым, на секунду раньше, но первым. До дерева пара метра. Тело, забыв про раненый бок, ушло в перекат. И ведь ни какой боли. Вторым кувырком комдив оказался уже за стволом большущего дуба, вдвоём не обхватишь. Глаза при этом своей собственной жизнью жили, поляки увидели в это время и его и раненого, что под дубом лежал, потянулись к висящим на плече винтовкам. Не, не винтовки – карабины Маузера. Вернее, похожие на них. Примкнутый штык-нож, так вообще, делал их почти неотличимыми. Специалисты из Москвы, приехавшие в часть, на учёбе для командиров рассказывали про эти винтовки и карабины польские интересную историю. Поляки не покупали их у немцев, а организовали его собственное производство. Даже лицензию не купили. Так что с поляков взять. Им же все всегда должны. Организовать это производство своих посконных Маузеров полякам удалось потому, что в 1921 году в соответствии с Версальским договором немецкие заводы фирмы «Маузер» передали Польше в счёт репараций около тысячи своих станков. Практически все. Часть из них были установлены на оружейном заводе в Варшаве, и с 1923 года варшавский завод начал массовое производство этого оружия. Качество вот только было не немецкое.

Погранцы польские медленно, уставившись на раненого Афанасьева, стягивали с плеча «недомаузеры», а Иван Яковлевич, встав на колено, лихорадочно расстёгивал кобуру. Поляков было трое, а нет четверо, один или подотстал или страховал, теперь тоже вышел на небольшую полянку, окружённую зарослями лещины, вокруг дуба организовавшуюся.

Первым же выстрелом Брехт в него и попал. В заднего. Пограничник даже карабин снимать ещё не начинал, но именно в него Брехт выстрелил первым, он ближе всех был к кустам и мог в них нырнуть, играй потом с ним в кошки-мышки в незнакомом лесу.

Бах. Вторым выстрелом Иван Яковлевич метил в уже передергивающего затвор сержанта или как там у них звания называются – капрала погранцов. Но тот, почувствовав опасность, бросился на землю и пуля пролетела мимо, хоть и не пропала даром. Ударила в руку стоящего за ним поляка. Тот винтовку выронил и завыл. Неожиданно повёл себя третий пограничник, он перехватил винтовку и бросился в штыковую атаку на лежащего под дубом раненого Афанасьева. Хрен вам. Тут уж Брехт не промахнулся. Бах. И ученик Суворова скорчившись, пуля попала в живот, свалился рядом с Михайлом. Тот ему сапогом здоровой ноги удачно в пятачок попал.

Закончилось всё плохо. Капрал этот успел таки в кусты нырнуть. Брехт ему все патроны вслед расстрелял, до клацанья затвора, но по треску веток понял, что пограничник жив и игра в догонялки по лесу ему обеспечена. Про золото, вернее про то, что оно попало к русским полякам лучше не знать. У них же правительство в изгнании в Лондоне. Такой вой подымут. Англичане почти не осудившие СССР в реальной истории, тут из-за золота могут много пакостей Советскому Союзу понаделать.

– Мишка, ты как? – Вышел из укрытия Иван Яковлевич.

– Нормально.

– Лежи спокойно. – Брехт перезарядил пистолет и двоих раненых отправил догонять первого. В их польское Чистилище. «Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius.» (Убей их. Господь знает своих). Как верно заметил аббат Амальрик во время крестового похода перед резней в Безье.

– Мишка, держи автомат. Мне с пограничником переговорить надо. – Иван Яковлевич положил рядом с раненым автомат, а сам, огибая кусты, двинулся за поляком.

К счастью, геройствовать не пришлось. Тада-дах. Раздалось с той стороны, и вставший за ствол дерева Иван Яковлевич увидел, как из леса стали появляться диверсанты в цифровом камуфляже знакомой серо-жёлто-зелёной расцветки.

– Товарищу командир, выходьте, свои. – Послышался сбоку украинский говорок младшего лейтенанта Ищенко.

Вот эти, матка бозка, точно свои. Ох, а бок-то как болит. Не, всё, на штабную работу. Чем он хуже Жукова? Ну, да – ушами.

Событие сорок третье

– Доктор, у меня звенит в ухе!

– А вы не отвечайте.

– Иван Яковлевич! Товарищ командир! Ну, товарищ командир, – кто-то тряс его за ногу. Брехт ногой дёрнул, но по сволочи этой не попал. Ловкий гад, увернулся.

– Schweinehund, (Свинособака – любимое выражение Гитлера). Я двое суток не спал, что случилось?! – Брехт даже и не думал подниматься.

– Иван Яковлевич, а шо таке швайнехунд? – чумазая физиономия младшего лейтенанта Ищенко вся перемазанная сажей влезла в палатку.

– Ругательство Бравого Солдата Швейка, означает – пёс паршивый. – Брехт сел и помотал головой пытаясь проснуться.

– Кого это вы так, а товарищ командир?

– Лейтенант, твою дивизию, чего будил. Лингвист хренов. Я двое суток не спал.

– Так радио, товарищ командир. – Мотнул головой Ищенко.

– Чего радио? Вызывают? – как бы ещё глаза открыть.

– Не, передали …

– Иван, доложи толком! – во, левый глаз открылся и не закрывается сразу.

– Докладаю. Тильки передали, шо к вам с Москвы большие начальники шибко торопятся.

– И?

– А! Командующий приказал вас будить. А вам с ним связаться.

– Когда? – о, и правый открылся, вместе с ротом.

– Зараз.

– Всё, Ваня, проснулся я. Давай ведро воды, буду умываться.

На самом деле Иван Яковлевич двое суток не спал. То поляков по лесам гоняли, то из сгоревшего поезда золото выковыривали. Польские пограничники и ополченцы успели золото из болота достать и в четыре маленьких вагончика запихать все ящики. Ещё бы чуть и расстрел Брехту обеспечен был. А так успели. Недооценил комдив поляков, они вычислили куда дели похитители золото и, отыскав, вытащили на свет божий. Подогнали вагончики маленькие и стали в них грузить. И тут на счастье Брехта и на несчастье товарища Владислава Сикорского, который вскоре станет премьер-министром польского правительства в изгнании (в Париже, а потом в Лондоне) и главнокомандующим польскими вооружёнными силами, прилетели сталинские соколы и сожгли к чертям собачьим и бронепоезд, к которому вагоны были прицеплены, и сами вагоны, чего останавливаться.

Золото было в деревянных ящиках, они тоже частично сгорели, даже немного слитки оплавились, так знатно полыхало. Монеты ещё и рассыпались все и просыпались через сгоревший пол вагона на железнодорожную насыпь. Так что – работы было хоть отбавляй. Часть диверсантов по лесам отлавливала проклятых партизан, а часть просеивала угольки, чтобы монеты все до единой собрать. Со слитками проще. Он большой и тяжёлый плюхнулся на землю и лежит блестит, как там поговорка – «грязь к золоту не пристаёт». Насчёт грязи не известно, не проводил такой эксперимент Брехт, а вот сажа точно пристаёт. Каждый приходилось мыть и оттирать. Умаялись. Партизан почти всех выловили и умножили на ноль. А может всех даже, неизвестно же, сколько их первоначально было. Полно обгоревших вдоль бронепоезда и в нём валялось. Часть умудрилась в этом мелком болоте потонуть. Есть же поговорка: «кто хочет утонуть, тот и в луже утонет». Сделали все дела, и только Брехт, принимавший непосредственное участие в «отмывании денег», лёг спать, как проклятый младлей его разбудил.