Таинственный Босх: кошмары Средневековья в картинах художника - Бюттнер Нильс - Страница 13

Можно далеко зайти в толковании деталей, и поэтому неудивительно, что история искусства столкнулась с проблемами в интерпретации. Мало кто сомневался, что здесь мы имеем дело с моральным примером добродетельной стойкости, но детали можно трактовать разнообразными способами. Все сошлись на том, что многие толкования заводят нас в ловушку, заставляющую рассматривать картины как подтверждение еретических идей художника. Можно искать отсылки к астрологии или алхимии — мистические и религиозные тексты того времени полны этого, но ничто не сравнится с трактовкой событий по Евангелию. Популярность картин Босха говорит о том, что современники не считали его еретиком. Его работы настолько известны, что не только он сам, но и владельцы его картин были бы заподозрены в ереси и подверглись бы преследованию Инквизиции. Но у этого нет никаких доказательств^[151], а количество копий «Искушений Святого Антония» свидетельствует, что общество видело в картинах не только образец религиозной верности — именно повествовательное богатство бесконечного воображения Босха сделало его работы бесценными среди коллекционеров.

Центральным вопросом анализа каждой картины Босха был и остается вопрос их смысла, однако важно уточнить, какой смысл ищется и для кого это должно быть значимо. Многие искусствоведы пытались объяснить, что за послание хотел оставить Босх в своих работах. Но ответ не так прост, так как теперь мы наверняка знаем, что не все картины, приписываемые Босху, действительно являются его работами. Тот факт, что многие художники писали в его стиле, говорит о том, что его язык можно было выучить, и что зритель, которому все это адресовалось, понимал этот язык. Картины Босха были частью визуальной культуры, знакомой его современникам не из теории, а из ежедневной практики. Во времена Босха при главенстве институтов суда и церкви шли частые обсуждения на тему правильного или неправильного использования живописи. Это проливает свет на темы споров, во время которых обсуждались вопросы смысла картин и их сущности.

В качестве примера такого выражения идеи давайте рассмотрим рисунок Босха, теперь хранящийся в Берлине (иллюстрация 34).^[154] Рисунок, созданный без каких-либо предварительных набросков, сделан галловыми чернилами, которые со временем покоричневели.^[155] На рисунке изображено погибшее дерево с дуплом внутри, а из дупла выглядывает сова. Завидев ее, три длиннохвостые птицы, сидящие на ветках, начинают верещать. Внизу ствол дерева полый. У его входа сидит лиса, а к ней бежит петушок. Эти двое — известные враги, прекрасно иллюстрирующие того, кто ест, и того, кого едят (второй избегает этого с помощью хитрости).^[156] Они также символизируют классическую поговорку «молчание — золото»: как только лиса начинает говорить, она тут же теряет изо рта добычу. Таким образом, послание из XVI века гласит, что «пустая болтовня никогда не несет ничего хорошего».^[157]

Весьма любопытно, что в лесу заметны человеческие уши, а на земле — семь глаз, это можно рассматривать как призыв к тишине и осторожности. Леса с ушами и поля с глазами встречались в голландских пословицах времен Босха. Генрих Бебель, к примеру, в 1508 году цитирует Proverbia germanica, коллекцию пословиц на латинском: «Campus habet oculos; silva aures» («у поля есть глаза, у леса — уши») — и объясняет, что «это означает, что в лесах и полях не надо делать ничего, что должно остаться в секрете».^[158] Тем, кому это кажется банальным, стоит посмотреть на послание, заключенное в рисунке Босха, в более широком смысле. Он графически показывает, что картина может сказать больше, чем тысяча слов. По желанию показанные сюжеты трактуются более или менее убедительно, а при случае дается новая трактовка, провоцирующая на еще большее количество интерпретаций.^[159] Латинская фраза в верхней части открывает еще одну возможность прочтения: «Несчастный дух всегда ищет компанию животных, а не друзей».^[160] Это цитата из работы De disciplim scholdrium («Об образовании»), приписываемой Боэцию, философу поздней античности, которого часто издавали во времена Босха.^[161] Эта фраза написана теми же чернилами, что и сам рисунок. Мы не можем сказать, сделал ли ее сам автор, так как сохранилось очень мало примеров почерка Босха. Так как по-голландски «дерево» звучит как bosch — так же, как и фамилия художника, и как название его родного города, то для большинства исследователей очевидно, что на рисунке Босх говорит о себе, это очень личное послание. То есть латинская поговорка здесь присутствует либо для скептического признания собственной ограниченности, либо для выражения гордости за то, что он, как художник, делает.^[162]