Детективная зима - Устинова Татьяна - Страница 1

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Зима 1846 года выдалась в Петербурге необычайно суровой. Нет, морозы стояли отнюдь не сибирские, но сильный ветер, постоянно дувший с моря, перенасыщал воздух сыростью, и от этого делалось особенно холодно. В последние декабрьские и первые январские дни непогода загнала столичный люд в дома и ресторации, число прохожих на улицах заметно поубавилось, зато извозчики стали куда более востребованными, чем обычно.

Инженер Алексей Петрович Максимов сидел напротив окна в одной из комнат квартиры, снятой им на Коломенской улице. На коленях у него лежали местные «Ведомости» с хроникой происшествий, где сообщалось о восьми бродягах, насмерть заледеневших за сутки на территории города. Но взгляд его был устремлен не на газету, а в оконный проем. Там пуржило, по мостовым громыхали коляски, продрогшие лошадки бежали шибкой рысью, не понукаемые возницами. Они хотели согреться, и быстрое движение оставалось для них единственным способом сохранить тепло.

Алексей Петрович, или по-домашнему Алекс, взял со столика объемистый бокал, сделал изрядный глоток горячего глинтвейна, который мастерски готовила служанка Вероника, и блаженно вздохнул. Созерцание снежной коловерти делало пребывание в надежно утепленных стенах, рядом с натопленным камином, еще более уютным. Мягкое кресло, клетчатый плед, любимая жена – и вам абсолютно все равно, какие природные катаклизмы разыгрываются за пределами комфортного семейного гнезда.

– Нелли… будь добра, плесни мне еще глинтвейну, – попросил Максимов, ленно потягиваясь и роняя «Ведомости» на паркетный пол.

Попросил бы Веронику, но та ушла на Ямской рынок за продуктами для обеда. Максимовы были достаточно молодыми и самостоятельными людьми и предпочитали обходиться почти без слуг. Вероника жила в их поместье в Псковской губернии, и это был ее дебютный выезд в Петербург. Можно сказать, сама напросилась: когда господа, справив в деревне Рождество, засобирались в столицу, куда Алекса звали неотложные дела, Вероника – незамужняя и крайне любопытная деваха – пала им в ноги и умолила взять с собой. Дескать, обрыдло в глухомани торчать, посередь лесов с медведями и волками, желаю хоть глазком на мир посмотреть, к культуре приобщиться. Максимов посчитал ее просьбу резонной, заодно рассудив, что Вероника в Питере возьмет на себя домашние хлопоты и избавит господ от повседневной рутины.

– Нелли! – повторил он, не получив ответа, и красноречиво шаркнул донышком опустевшего бокала по столешнице.

– Сейчас… – рассеянно отозвалась супруга, сидевшая тут же, в комнате, у камина и шелестевшая старыми бумагами.

Нелли, она же Анита, она же Анна Сергеевна, урожденная сеньорита Моррьентес, а ныне госпожа Максимова, уже несколько лет жила в России. Ее здесь все устраивало, не привыкла она лишь к холодам. В деревенской усадьбе ее привела в восторг огромная русская печь с лежанкой, называемой polati. В стылом Петербурге приходилось довольствоваться камином, да и дрова здесь были безобразно дороги. Впрочем, Максимов на отоплении не экономил, в квартире никто не зяб. И все же теплолюбивая Анита предпочитала держаться поближе к огню, тем более что он являл собою дополнительный свет – немаловажное обстоятельство в сумеречный зимний вечер.

Анита посчитала, что начало года – отличный повод разгрести архивы, которых она накопила немало с тех пор, как еще в ранней юности начала собирать все, что так или иначе вызывало у нее интерес. Сейчас перед ней на ковре внавалку лежали книги, блокноты с дневниковыми записями, перевязанные тесемками пачки пожелтевших писем, журнальные вырезки и прочее, и прочее. Она так увлеклась их сортировкой, что пропустила просьбу Алекса мимо ушей. К тому ж невелик барин – в состоянии сам дотопать до кухни.

Он подождал немного, понял, что обожаемая Нелли обслуживать его не собирается, и с кряхтением выпростался из кресла. На его счастье, громыхнула входная дверь – это вернулась Вероника, нагруженная покупками. Ее полушубок заиндевел, а шерстяной платок, которым она укутала голову, покрылся колким инеем. Раскрасневшееся лицо было обветрено, а ресницы смерзлись стрелками. Выгрузив на кухне поросячью ногу, задубелый шмат сала и увязанный в тряпицу фунт соли, она скинула верхнюю одежду и принесла Максимову вожделенный глинтвейн. Хозяева, очевидно, не умирали от голода, поэтому она не помчалась стремглав растапливать плиту, а воспользовалась паузой и, греясь у камина, принялась трещать о том, что видела и слышала на рынке.

Алекс и Анита привыкли к ее болтовне. Необразованную, мало что видавшую в жизни холопку поражало в стольном граде буквально все: от монументальной и вычурной архитектуры до изобилия товаров в лавках. Вероника отличалась наблюдательностью и нередко подмечала то, мимо чего другие проходили с равнодушием. Нынче днем ее внимание привлекла сценка, которую она охарактеризовала «и смех, и грех».

– Прихожу я на базар, – стрекотала она взахлеб, нисколько не беспокоясь, слушают ее или нет, – а там гвалт! Мужик растрепанный промеж прилавков бегает и валенками трясет.

– Это как? – снисходительно уточнил Максимов, потягивая из бокала пахучее животворящее варево. – Ноги вскидывает, что ли?

– Да нет! Валенки он в руке держал. Махал ими во все стороны и орал, как блаженный: «Где этот чертов цыган? Я ему щас рыло набок сворочу и волосья повыдергаю!»

– Из-за чего же он так обиделся? – осведомилась Анита, не прерывая своего занятия.

Вероника, довольная тем, что от нее не отмахнулись, как чаще всего бывало, и не напомнили о стряпне, пустилась рассказывать о происшествии с красочными подробностями.

С ее слов нарисовалась живописная картина. Мужик с валенками до того разъярился, что стал сметать в снег товары с лотков у всех продавцов, кто хоть немного походил ликом на цыгана. Поднялась буча, вызвали жандармов, они скрутили буяна. Думали, что пьян, но хмельным от него не пахло. На расспросы о причинах учиненного скандала он отвечал, что намедни утром на этом самом рынке какой-то проходимец продал ему пару валенок. С виду они были крепкими и ладными, торговец без устали расписывал их достоинства, уверял, что и теплы, и удобны, и сносу им не будет лет десять.

Легковерный покупатель принял все за чистую монету. Он тут же примерил обновку, она пришлась ему впору. Он заплатил за нее рубль серебром и в хорошем настроении ушел домой. Случился, однако, непредвиденный казус: не успел мужик дошагать до доходного дома, где остановился на неделю (приехал из новгородского села навестить родню), как почувствовал, что ступни промокли, а в валенках хлюпает. При детальном осмотре выяснилось, что хваленая обувь худа, как решето. Хитроумный торгаш взял негодные, сильно поношенные валенки, окунул их в воду и выставил на воздух. Мороз сковал их снаружи, скрепив расползшийся войлок. Жулик счистил корку, оставив лед только в порах. Валенки смотрелись образцово, но лишь до первой носки. Когда их новый владелец прошел с версту, они нагрелись изнутри, ледяные спайки подтаяли и потекли. Вследствие естественного физического процесса в валенках образовались болотца, а сами они расползлись еще пуще, чем было до заморозки. Дело в том, что лед, въевшись в толстую оболочку, разрыхлил ее, раздвинул волокна, и когда он растаял, голенища, а с ними и остальные части, превратились в месиво.

С этими-то раскисшими, ни к чему уже не пригодными валенками обманутый мужик и прибежал на рынок искать обидчика. Да разве его сыщешь! Мошенник, предвидя подобный оборот, благоразумно ретировался.

Жандармы завелись с выяснением примет, стали опрашивать всех, кто его видел и запомнил, но Веронику, перестоявшую на стуже добрых полчаса, следственные действия уже не заботили. Она купила все, что ей было нужно, и ушла домой греться.